История русской литературы с древнейших времен по 1925 год. Том 1
История русской литературы с древнейших времен по 1925 год. Том 1 читать книгу онлайн
Дмитрий Петрович Святополк-Мирский История русской литературы с древнейших времен по 1925 год История русской литературы с древнейших времен по 1925 г.В 1925 г. впервые вышла в свет «История русской литературы», написанная по-английски. Автор — русский литературовед, литературный критик, публицист, князь Дмитрий Петрович Святополк-Мирский (1890—1939). С тех пор «История русской литературы» выдержала не одно издание, была переведена на многие европейские языки и до сих пор не утратила своей популярности. Что позволило автору составить подобный труд? Возможно, обучение на факультетах восточных языков и классической филологии Петербургского университета; или встречи на «Башне» Вячеслава Иванова, знакомство с плеядой «серебряного века» — О. Мандельштамом, М. Цветаевой, А. Ахматовой, Н. Гумилевым; или собственные поэтические пробы, в которых Н. Гумилев увидел «отточенные и полнозвучные строфы»; или чтение курса русской литературы в Королевском колледже Лондонского университета в 20-х годах... Несомненно одно: Мирский являлся не только почитателем, но и блестящим знатоком предмета своего исследования. Книга написана простым и ясным языком, блистательно переведена, и недаром скупой на похвалы Владимир Набоков считал ее лучшей историей русской литературы на любом языке, включая русский. Комментарии Понемногу издаются в России важнейшие труды литературоведов эмиграции. Вышла достойным тиражом (первое на русском языке издание 2001 года был напечатано в количестве 600 экз.) одна из главных книг «красного князя» Дмитрия Святополк-Мирского «История русской литературы». Судьба автора заслуживает отдельной книги. Породистый аристократ «из Рюриковичей», белый офицер и убежденный монархист, он в эмиграции вступил в английскую компартию, а вначале 30-х вернулся в СССР. Жизнь князя-репатрианта в «советском раю» продлилась недолго: в 37-м он был осужден как «враг народа» и сгинул в лагере где-то под Магаданом. Некоторые его работы уже переизданы в России. Особенность «Истории русской литературы» в том, что она писалась по-английски и для англоязычной аудитории. Это внятный, добротный, без цензурных пропусков курс отечественной словесности. Мирский не только рассказывает о писателях, но и предлагает собственные концепции развития литпроцесса (связь литературы и русской цивилизации и др.). Николай Акмейчук Русская литература, как и сама православная Русь, существует уже более тысячелетия. Но любознательному российскому читателю, пожелавшему пообстоятельней познакомиться с историей этой литературы во всей ее полноте, придется столкнуться с немалыми трудностями. Школьная программа ограничивается именами классиков, вузовские учебники как правило, охватывают только отдельные периоды этой истории. Многотомные академические издания советского периода рассчитаны на специалистов, да и «призма соцреализма» дает в них достаточно тенденциозную картину (с разделением авторов на прогрессивных и реакционных), ныне уже мало кому интересную. Таким образом, в России до последнего времени не существовало книг, дающих цельный и непредвзятый взгляд на указанный предмет и рассчитанных, вместе с тем, на массового читателя. Зарубежным любителям русской литературы повезло больше. Еще в 20-х годах XIX века в Лондоне вышел капитальный труд, состоящий из двух книг: «История русской литературы с древнейших времен до смерти Достоевского» и «Современная русская литература», написанный на английском языке и принадлежащий перу… известного русского литературоведа князя Дмитрия Петровича Святополка-Мирского. Под словом «современная» имелось в виду – по 1925 год включительно. Книги эти со временем разошлись по миру, были переведены на многие языки, но русский среди них не значился до 90-х годов прошлого века. Причиной тому – и необычная биография автора книги, да и само ее содержание. Литературоведческих трудов, дающих сравнительную оценку стилистики таких литераторов, как В.И.Ленин и Л.Д.Троцкий, еще недавно у нас публиковать было не принято, как не принято было критиковать великого Л.Толстого за «невыносимую абстрактность» образа Платона Каратаева в «Войне и мире». И вообще, «честный субъективизм» Д.Мирского (а по выражению Н. Эйдельмана, это и есть объективность) дает возможность читателю, с одной стороны, представить себе все многообразие жанров, течений и стилей русской литературы, все богатство имен, а с другой стороны – охватить это в едином контексте ее многовековой истории. По словам зарубежного биографа Мирского Джеральда Смита, «русская литература предстает на страницах Мирского без розового флера, со всеми зазубринами и случайными огрехами, и величия ей от этого не убавляется, оно лишь прирастает подлинностью». Там же приводится мнение об этой книге Владимира Набокова, известного своей исключительной скупостью на похвалы, как о «лучшей истории русской литературы на любом языке, включая русский». По мнению многих специалистов, она не утратила своей ценности и уникальной свежести по сей день. Дополнительный интерес к книге придает судьба ее автора. Она во многом отражает то, что произошло с русской литературой после 1925 года. Потомок древнего княжеского рода, родившийся в семье видного царского сановника в 1890 году, он был поэтом-символистом в период серебряного века, белогвардейцем во время гражданской войны, известным литературоведом и общественным деятелем послереволюционной русской эмиграции. Но живя в Англии, он увлекся социалистическим идеями, вступил в компартию и в переписку с М.Горьким, и по призыву последнего в 1932 году вернулся в Советский Союз. Какое-то время Мирский был обласкан властями и являлся желанным гостем тогдашних литературных и светских «тусовок» в качестве «красного князя», но после смерти Горького, разделил участь многих своих коллег, попав в 1937 году на Колыму, где и умер в 1939.«Когда-нибудь в будущем, может, даже в его собственной стране, – писал Джеральд Смит, – найдут способ почтить память Мирского достойным образом». Видимо, такое время пришло. Лучшим, самым достойным памятником Д.П.Мирскому служила и служит его превосходная книга. Нелли Закусина "Впервые для массового читателя – малоизвестный у нас (но высоко ценившийся специалистами, в частности, Набоковым) труд Д. П. Святополк-Мирского". Сергей Костырко. «Новый мир» «Поздней ласточкой, по сравнению с первыми "перестроечными", русского литературного зарубежья можно назвать "Историю литературы" Д. С.-Мирского, изданную щедрым на неожиданности издательством "Свиньин и сыновья"». Ефрем Подбельский. «Сибирские огни» "Текст читается запоем, по ходу чтения его без конца хочется цитировать вслух домашним и конспектировать не для того, чтобы запомнить, многие пассажи запоминаются сами, как талантливые стихи, но для того, чтобы еще и еще полюбоваться умными и сочными авторскими определениями и характеристиками". В. Н. Распопин. Сайт «Book-о-лики» "Это внятный, добротный, без цензурных пропусков курс отечественной словесности. Мирский не только рассказывает о писателях, но и предлагает собственные концепции развития литпроцесса (связь литературы и русской цивилизации и др.)". Николай Акмейчук. «Книжное обозрение» "Книга, издававшаяся в Англии, написана князем Святополк-Мирским. Вот она – перед вами. Если вы хотя бы немного интересуетесь русской литературой – лучшего чтения вам не найти!" Обзор. «Книжная витрина» "Одно из самых замечательных переводных изданий последнего времени". Обзор. Журнал «Знамя» Источник: http://www.isvis.ru/mirskiy_book.htm === Дмитрий Петрович Святополк-Мирский (1890-1939) ===
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
он не впадает ни в карикатуру, ни в фарс; он основан на
основательном, глубоком, из первых рук, знании описываемой жизни.
Диалог стремится к жизненной правде, а не к словесному богатству.
Умение использовать реалистическую речь ненавязчиво, не впадая в
гротеск, – существенная черта искусства русских реалистов, но у
Островского оно достигло совершенства. Наконец, нетеатральная
конструкция пьес – совершенно не гоголевская, и, сознательно
отказавшись от всяких трюков и расчетов на сценический эффект,
Островский с самого начала достигает вершины. Главное в пьесе –
характеры, и интрига полностью ими определяется. Но характеры
взяты в социальном аспекте. Это не мужчины и женщины вообще,
это московские купцы и приказчики, которых нельзя оторвать от их
социальной обстановки.
В Банкроте Островский почти в полной мере проявил
оригинальность своей техники. Только во второй своей пьесе он
пошел дальше в направлении детеатрализации театра. Бедная
невеста и по тону, и по атмосфере нисколько не похожа на Банкрота.
Среда тут не купеческая, а мелко-чиновничья. Неприятное чувство,
которое она вызывает, искупается образом героини, сильной
девушки, которая нисколько не ниже и гораздо живее героинь
Тургенева. Ее история имеет характерный конец: после того, как ее
покидает идеальный романтический поклонник, она покоряется
судьбе и выходит замуж за удачливого хама Беневоленского, который
один только может спасти ее мать от неминуемого разорения.
Каждый персонаж – шедевр, и умение Островского строить действие
целиком на характерах здесь на высоте. Но особенно замечателен
последний акт – смелая техническая новинка. Пьеса кончается
массовой сценой: толпа обсуждает женитьбу Беневоленского, и тут
вводится изумительно новая нота с появлением в толпе его прежней
любовницы. Сдержанность и внутреннее наполнение этих последних
сцен, в которых главные герои почти не появляются, были
действительно новым словом в драматическом искусстве. Сила
Островского в создании поэтической атмосферы впервые проявилась
именно в пятом акте Бедной невесты. В пьесе Бедность не порок
(1854) Островский пошел еще дальше по линии детеатрализации
театра, но с меньшим творческим успехом. При постановке пьеса
имела огромный успех, которым обязана оригинальному
славянофильскому характеру благородного пьяницы, разорившегося
купца Любима Торцова; эта роль осталась одной из самых
популярных в русском репертуаре. Но сама пьеса значительно менее
удовлетворительна, и техника «кусков жизни» переходит порой
просто в расхлябанность. Другая славянофильская пьеса его – Не в
свои сани не садись (1853), – где купеческий патриархальный
консерватизм отца одерживает победу над романтической
ветреностью «образованного» любовника, – гораздо лучше и
экономнее выстроена и беднее в смысле атмосферы. Та же
классическая конструкция утверждается и в очень сильной драме Не
так живи, как хочется, а так, как Бог велит (1855). Но даже и в
этих более сжатых и «однолинейных» пьесах Островский никогда не
теряет богатства бытописания и не снисходит до искусственных
ухищрений.
Из пьес, написанных в период 1856–1861 гг., Доходное место
(1857) – сатира на разложенную высшую бюрократию – имела
громадный успех как отклик на жгучий вопрос, но драматические
достоинства пьесы сравнительно невелики. Воспитанница (1860) –
одна из самых неприятных пьес, где Островский с огромной силой
создает отталкивающий портрет, часто появляющийся в более
поздних его пьесах, – портрет эгоистичной, богатой и самодовольной
старухи. Три коротких комедии, объединенные общим героем –
глупым и чванным молоденьким чиновником Бальзаминовым (1858–
1861), – это комические шедевры благодаря характерам Бальзаминова
и его матушки, нежно любящей сына, но вполне понимающей, до
чего он глуп, а также благодаря их живописному социальному
окружению. В другой комедии того же периода – В чужом пиру
похмелье
(1856) – Островский вывел купца Кит Китыча,
квинтэссенцию самодура, капризного домашнего тирана, решившего,
что все должны делать то, «чего его левая нога хочет», но которого, в
сущности, легко запугать.
Но самое значительное произведение этого периода и
несомненный шедевр Островского – Гроза (1860). Это самая
знаменитая из его пьес, о которой больше всего написано.
Добролюбов выбрал ее для одной из своих самых действенных и
влиятельных проповедей против темных сил консерватизма и
традиций, а Григорьев увидел в ней высшее выражение любви
Островского к традиционному укладу и характерам незатронутых
разложением русских средних классов. В действительности же это
чисто поэтическая, чисто атмосферная вещь, великая поэма о любви
и смерти, о свободе и рабстве. Она до предела локальная, до предела
русская, и ее атмосфера, насыщенная русским бытом и русским
поэтическим чувством, делает ее трудно понимаемой для иностранца.
Ибо тут каждая деталь усиливается всей традиционной
эмоциональной основой (быть может, лучше всего выраженной в
русских народных песнях), и, лишенная этой основы, она теряет
большую часть своего очарования. Гроза – редкий пример
высочайшего шедевра, построенного исключительно на
национальном материале.
После 1861 г. Островский стал думать о новых путях. На
некоторое время он посвятил себя созданию исторических пьес (см.
раздел 15), а в прозаических пьесах отошел от многого, что было в
нем нового и оригинального. Он почти совсем забросил купеческую
среду, которая под влиянием реформ и распространения образования
быстро преображалась в серый средний класс, и все больше и больше
поддавался традиционному методу писания пьес, хотя никогда не
снисходил до использования искусственных и неправдоподобных
трюков французской школы. Благодаря его примеру Россия, в
отличие от других стран, сумела остаться в стороне от
всепроникающего влияния школы Скриба и Сарду. И все-таки в
большинстве его поздних пьес больше сюжета и интриги, чем в
ранних, и хотя критики, как правило, их не одобряли, такие поздние
пьесы Островского как На всякого мудреца довольно простоты
(1868), Лес (1871), Волки и овцы (1877) имели еще больший успех у
публики, чем более характерные для него ранние шедевры. Первые
две явно принадлежат к его лучшим произведениям, а Лес делит с
Грозой честь рассматриваться как его шедевр. Хоть эта комедия и
менее оригинальна, она богата замечательно написанными
характерами. Главные ее персонажи – два странствующих актера,
трагик Несчастливцев и комик Счастливцев, Дон Кихот и Санчо
Панса. Они почти не уступают великим созданииям Сервантеса в
многогранности и сложности. Из всех пьес Островского это
единственная, в которой благородное начало в человеке триумфально
утверждается моральной, хотя и не финансовой победой
донкихотствующего трагика. Но в ней содержатся и другие образы –
богатая и бессердечная вдова г-жа Гурмыжская и ее молодой
любовник Буланов, по своей цинической и самодовольной
эгоистической подлости самые неприукрашенные типы в русской
литературе.
Островский никогда не останавливался и всегда продолжал
искать новые пути и методы. В последних своих пьесах
( Бесприданница, 1880) он испробовал более психологический метод
создания характеров. Но в целом последние его пьесы
свидетельствуют о некотором иссыхании творческих сил. Ко времени
