История русской литературы с древнейших времен по 1925 год. Том 1
История русской литературы с древнейших времен по 1925 год. Том 1 читать книгу онлайн
Дмитрий Петрович Святополк-Мирский История русской литературы с древнейших времен по 1925 год История русской литературы с древнейших времен по 1925 г.В 1925 г. впервые вышла в свет «История русской литературы», написанная по-английски. Автор — русский литературовед, литературный критик, публицист, князь Дмитрий Петрович Святополк-Мирский (1890—1939). С тех пор «История русской литературы» выдержала не одно издание, была переведена на многие европейские языки и до сих пор не утратила своей популярности. Что позволило автору составить подобный труд? Возможно, обучение на факультетах восточных языков и классической филологии Петербургского университета; или встречи на «Башне» Вячеслава Иванова, знакомство с плеядой «серебряного века» — О. Мандельштамом, М. Цветаевой, А. Ахматовой, Н. Гумилевым; или собственные поэтические пробы, в которых Н. Гумилев увидел «отточенные и полнозвучные строфы»; или чтение курса русской литературы в Королевском колледже Лондонского университета в 20-х годах... Несомненно одно: Мирский являлся не только почитателем, но и блестящим знатоком предмета своего исследования. Книга написана простым и ясным языком, блистательно переведена, и недаром скупой на похвалы Владимир Набоков считал ее лучшей историей русской литературы на любом языке, включая русский. Комментарии Понемногу издаются в России важнейшие труды литературоведов эмиграции. Вышла достойным тиражом (первое на русском языке издание 2001 года был напечатано в количестве 600 экз.) одна из главных книг «красного князя» Дмитрия Святополк-Мирского «История русской литературы». Судьба автора заслуживает отдельной книги. Породистый аристократ «из Рюриковичей», белый офицер и убежденный монархист, он в эмиграции вступил в английскую компартию, а вначале 30-х вернулся в СССР. Жизнь князя-репатрианта в «советском раю» продлилась недолго: в 37-м он был осужден как «враг народа» и сгинул в лагере где-то под Магаданом. Некоторые его работы уже переизданы в России. Особенность «Истории русской литературы» в том, что она писалась по-английски и для англоязычной аудитории. Это внятный, добротный, без цензурных пропусков курс отечественной словесности. Мирский не только рассказывает о писателях, но и предлагает собственные концепции развития литпроцесса (связь литературы и русской цивилизации и др.). Николай Акмейчук Русская литература, как и сама православная Русь, существует уже более тысячелетия. Но любознательному российскому читателю, пожелавшему пообстоятельней познакомиться с историей этой литературы во всей ее полноте, придется столкнуться с немалыми трудностями. Школьная программа ограничивается именами классиков, вузовские учебники как правило, охватывают только отдельные периоды этой истории. Многотомные академические издания советского периода рассчитаны на специалистов, да и «призма соцреализма» дает в них достаточно тенденциозную картину (с разделением авторов на прогрессивных и реакционных), ныне уже мало кому интересную. Таким образом, в России до последнего времени не существовало книг, дающих цельный и непредвзятый взгляд на указанный предмет и рассчитанных, вместе с тем, на массового читателя. Зарубежным любителям русской литературы повезло больше. Еще в 20-х годах XIX века в Лондоне вышел капитальный труд, состоящий из двух книг: «История русской литературы с древнейших времен до смерти Достоевского» и «Современная русская литература», написанный на английском языке и принадлежащий перу… известного русского литературоведа князя Дмитрия Петровича Святополка-Мирского. Под словом «современная» имелось в виду – по 1925 год включительно. Книги эти со временем разошлись по миру, были переведены на многие языки, но русский среди них не значился до 90-х годов прошлого века. Причиной тому – и необычная биография автора книги, да и само ее содержание. Литературоведческих трудов, дающих сравнительную оценку стилистики таких литераторов, как В.И.Ленин и Л.Д.Троцкий, еще недавно у нас публиковать было не принято, как не принято было критиковать великого Л.Толстого за «невыносимую абстрактность» образа Платона Каратаева в «Войне и мире». И вообще, «честный субъективизм» Д.Мирского (а по выражению Н. Эйдельмана, это и есть объективность) дает возможность читателю, с одной стороны, представить себе все многообразие жанров, течений и стилей русской литературы, все богатство имен, а с другой стороны – охватить это в едином контексте ее многовековой истории. По словам зарубежного биографа Мирского Джеральда Смита, «русская литература предстает на страницах Мирского без розового флера, со всеми зазубринами и случайными огрехами, и величия ей от этого не убавляется, оно лишь прирастает подлинностью». Там же приводится мнение об этой книге Владимира Набокова, известного своей исключительной скупостью на похвалы, как о «лучшей истории русской литературы на любом языке, включая русский». По мнению многих специалистов, она не утратила своей ценности и уникальной свежести по сей день. Дополнительный интерес к книге придает судьба ее автора. Она во многом отражает то, что произошло с русской литературой после 1925 года. Потомок древнего княжеского рода, родившийся в семье видного царского сановника в 1890 году, он был поэтом-символистом в период серебряного века, белогвардейцем во время гражданской войны, известным литературоведом и общественным деятелем послереволюционной русской эмиграции. Но живя в Англии, он увлекся социалистическим идеями, вступил в компартию и в переписку с М.Горьким, и по призыву последнего в 1932 году вернулся в Советский Союз. Какое-то время Мирский был обласкан властями и являлся желанным гостем тогдашних литературных и светских «тусовок» в качестве «красного князя», но после смерти Горького, разделил участь многих своих коллег, попав в 1937 году на Колыму, где и умер в 1939.«Когда-нибудь в будущем, может, даже в его собственной стране, – писал Джеральд Смит, – найдут способ почтить память Мирского достойным образом». Видимо, такое время пришло. Лучшим, самым достойным памятником Д.П.Мирскому служила и служит его превосходная книга. Нелли Закусина "Впервые для массового читателя – малоизвестный у нас (но высоко ценившийся специалистами, в частности, Набоковым) труд Д. П. Святополк-Мирского". Сергей Костырко. «Новый мир» «Поздней ласточкой, по сравнению с первыми "перестроечными", русского литературного зарубежья можно назвать "Историю литературы" Д. С.-Мирского, изданную щедрым на неожиданности издательством "Свиньин и сыновья"». Ефрем Подбельский. «Сибирские огни» "Текст читается запоем, по ходу чтения его без конца хочется цитировать вслух домашним и конспектировать не для того, чтобы запомнить, многие пассажи запоминаются сами, как талантливые стихи, но для того, чтобы еще и еще полюбоваться умными и сочными авторскими определениями и характеристиками". В. Н. Распопин. Сайт «Book-о-лики» "Это внятный, добротный, без цензурных пропусков курс отечественной словесности. Мирский не только рассказывает о писателях, но и предлагает собственные концепции развития литпроцесса (связь литературы и русской цивилизации и др.)". Николай Акмейчук. «Книжное обозрение» "Книга, издававшаяся в Англии, написана князем Святополк-Мирским. Вот она – перед вами. Если вы хотя бы немного интересуетесь русской литературой – лучшего чтения вам не найти!" Обзор. «Книжная витрина» "Одно из самых замечательных переводных изданий последнего времени". Обзор. Журнал «Знамя» Источник: http://www.isvis.ru/mirskiy_book.htm === Дмитрий Петрович Святополк-Мирский (1890-1939) ===
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
огромное впечатление. С тех пор Островский стал центром кружка
молодых людей, которые были влюблены в русский национальный
характер и в разгульный образ жизни. Этот разгул погубил
Григорьева и других не столь крепких людей, но основной чертой
Островского был могучий здравый смысл, который помог ему
остаться уравновешенным, много работающим человеком, каким он и
был по натуре.
Первой его пьесой, представленной на сцене, была Бедная
невеста; это произошло в 1853 г. После этого и до самой смерти
Островского (в 1886 г.) не проходило года, чтобы на сценах
императорских театров не появилась его новая пьеса. Апогей
популярности Островского, как и Тургенева, Гончарова и
Писемского, – 1856–1860 гг. После этой даты популярность
Островского, хотя и не снижалась, но перестала расти, и критика и
публика стали утверждать, что ранние его пьесы лучше новых.
Личная жизнь его проходила без особых событий, ибо всю свою
энергию он отдавал театру. В 1885 г. Островский был назначен
содиректором Московских императорских театров и директором
состоявшего при них театрального училища. Умер он в следующем,
1886 году.
За время с 1847 по 1886 гг. Островский написал около сорока* пьес в
прозе и еще восемь белым стихом.
*Среди прочего, он перевел Укрощение строптивой и интермедии Сервантеса.
Они все разного достоинства, но в целом несомненно
представляют самое замечательное собрание драматических
сочинений, какое есть на русском языке. Грибоедов и Гоголь писали
великие и вполне оригинальные пьесы, и каждый из них гений,
превосходящий Островского, но именно Островскому суждено было
создать русскую драматическую школу, русский театр, достойный
стать рядом с национальными театрами Запада, если не как равный,
то как сравнимый с ними. Ограниченность искусства Островского
очевидна. Его пьесы (за малым исключением) – не трагедии и не
комедии, но принадлежат к среднему, ублюдочному жанру драмы.
Драматический план большинства из них, принесенный в жертву
методу «срезов жизни», лишен твердой последовательности
классического искусства. За малым исключением, в его драмах нет
поэзии, и даже там, где она присутствует, как в Грозе, это поэзия
атмосферы, а не слов и фактуры. Островский, хоть и изумительный
мастер типичного и индивидуализированного диалога, не является
мастером языка в том смысле, в каком ими были Гоголь, Лесков или,
чтобы привести английский пример, – Синг. Язык его чисто
репрезентативен; он пользуется им в соответствии с правдой, но не
творчески. В некотором смысле даже самая его укорененность в
русской почве есть ограниченность, потому что его пьесы всегда узко
местные и не имеют всечеловеческой значимости. Если бы не эта
ограниченность, если бы он был всечеловечен, оставаясь
национальным, его место было бы среди величайших драматургов.
Широта, охват, разнообразие его видения русской жизни почти
беспредельны. Он наименее субъективный из русских писателей. Для
психоаналитика это был бы совершенно безнадежный случай. Его
персонажи ни в коей мере не являются эманацией автора. Это
подлинные отражения «других». Он не психолог, и его персонажи –
не толстовские, в чей внутренний мир нас вводит могучая сила
авторской интуиции, – они просто люди, какими их видят другие
люди. Но этот поверхностный реализм – не наружный, живописный
реализм Гоголя и Гончарова, это подлинно драматический реализм,
потому что он представляет людей в их отношениях с другими
людьми, что является простейшим и стариннейшим способом
характеристики, принятым как в повествовании, так и в драме –
через речь и действия; только здесь этот способ обогащен громадным
изобилием социальных и этнографических подробностей. И,
несмотря на эту поверхностность, персонажи обладают той
индивидуальностью и неповторимостью, которую мы находим в
своих знакомых, пусть и не проникая в их черепную коробку.
Эти общие замечания относятся в основном к ранним и наиболее
характерным произведениям Островского, написанным примерно до
1861 г. Сюжеты этих пьес взяты, как правило, из жизни московского
и провинциального купечества и низших слоев чиновничества.
Широкая
разносторонняя
картина
старозаветной,
не
европеизированной жизни русского купечества больше всего
поразила современников Островского в его творчестве, потому что их
интересовала реальность, воплощенная в литературном творчестве, а
не ее преображение в искусстве. Критики пятидесятых годов пролили
немало чернил, выясняя отношение Островского к старозаветному
русскому купечеству. Сам он давал до непонятного обильную пищу
для таких дискуссий и для каких угодно интерпретаций, потому что
его художнические симпатии по-разному распределяются в разных
пьесах. Любая интерпретация, от самой восторженной идеализации
непоколебимого консерватизма и патриархального деспотизма вплоть
до яростного обличения купечества как неисправимого темного
царства, могла найти в тексте пьес на что опереться. Истинное же
отношение Островского ко всему этому просто не было всегда
одинаковым, а точнее – моральная и общественная позиция были для
него по существу обстоятельствами второстепенными. Его задачей
было строить пьесы из элементов реальности, какой он ее видел.
Вопросы симпатии и антипатии были для него делом чистой техники,
драматургической целесообразности, ибо, хоть он и был
«антиискусственником» и реалистом, он очень остро чувствовал те
внутренние законы, по которым, а не по законам жизни, должен был
строить каждую новую пьесу. Таким образом, для Островского
нравственная оценка купеческого pater familias (отца семейства),
тиранящего свое семейство, зависела от драматиче ской функции его
в данной пьесе. Но за исключением этого, необычайно трудно
составить себе представление об общественном и политическом
Weltanschauung (мировоззрении) Островского. Это был самый
объективный и беспристрастный из писателей, и та интерпретация,
которую дает его пьесам его друг и пропагандист Григорьев –
«безудержный восторг перед органическими силами неоскверненной
национальной жизни», – в конце концов так же чужда настоящему
Островскому, как антитрадиционная и революционная пропаганда,
которую выжал из них Добролюбов.
Технически наиболее интересные пьесы Островского – первые
две: Банкрот (написанный в 1847–1849 гг. и опубликованный под
названием Свои люди – сочтемся в 1850 г.) и Бедная невеста
(опубликованная в 1852 и поставленная в 1853 г.). Первая была
самым поразительным и сенсационным началом деятельности
молодого автора, какое только было в русской литературе. Гоголь в
Женитьбе подал пример характерного изображения купеческой
среды. В частности, тип свахи, практикующей в купеческой среде,
уже широко использовался. Изобразив только неприятных
персонажей, Островский шел по стопам Гоголя в Ревизоре. Но он
пошел еще дальше и отбросил самую почтенную и старинную из
комедийных традиций – поэтическое правосудие, карающее порок.
Триумф порока, триумф самого беспардонного из персонажей пьесы
придает ей особую ноту дерзкой оригинальности. Именно это
возмутило даже таких старых реалистов, как Щепкин, который нашел
пьесу Островского циничной и грязной. Реализм Островского,
несмотря на явное влияние Гоголя, по сути своей ему
противоположен. Он чужд выразительности ради выразительности;
