История русской литературы с древнейших времен по 1925 год. Том 1
История русской литературы с древнейших времен по 1925 год. Том 1 читать книгу онлайн
Дмитрий Петрович Святополк-Мирский История русской литературы с древнейших времен по 1925 год История русской литературы с древнейших времен по 1925 г.В 1925 г. впервые вышла в свет «История русской литературы», написанная по-английски. Автор — русский литературовед, литературный критик, публицист, князь Дмитрий Петрович Святополк-Мирский (1890—1939). С тех пор «История русской литературы» выдержала не одно издание, была переведена на многие европейские языки и до сих пор не утратила своей популярности. Что позволило автору составить подобный труд? Возможно, обучение на факультетах восточных языков и классической филологии Петербургского университета; или встречи на «Башне» Вячеслава Иванова, знакомство с плеядой «серебряного века» — О. Мандельштамом, М. Цветаевой, А. Ахматовой, Н. Гумилевым; или собственные поэтические пробы, в которых Н. Гумилев увидел «отточенные и полнозвучные строфы»; или чтение курса русской литературы в Королевском колледже Лондонского университета в 20-х годах... Несомненно одно: Мирский являлся не только почитателем, но и блестящим знатоком предмета своего исследования. Книга написана простым и ясным языком, блистательно переведена, и недаром скупой на похвалы Владимир Набоков считал ее лучшей историей русской литературы на любом языке, включая русский. Комментарии Понемногу издаются в России важнейшие труды литературоведов эмиграции. Вышла достойным тиражом (первое на русском языке издание 2001 года был напечатано в количестве 600 экз.) одна из главных книг «красного князя» Дмитрия Святополк-Мирского «История русской литературы». Судьба автора заслуживает отдельной книги. Породистый аристократ «из Рюриковичей», белый офицер и убежденный монархист, он в эмиграции вступил в английскую компартию, а вначале 30-х вернулся в СССР. Жизнь князя-репатрианта в «советском раю» продлилась недолго: в 37-м он был осужден как «враг народа» и сгинул в лагере где-то под Магаданом. Некоторые его работы уже переизданы в России. Особенность «Истории русской литературы» в том, что она писалась по-английски и для англоязычной аудитории. Это внятный, добротный, без цензурных пропусков курс отечественной словесности. Мирский не только рассказывает о писателях, но и предлагает собственные концепции развития литпроцесса (связь литературы и русской цивилизации и др.). Николай Акмейчук Русская литература, как и сама православная Русь, существует уже более тысячелетия. Но любознательному российскому читателю, пожелавшему пообстоятельней познакомиться с историей этой литературы во всей ее полноте, придется столкнуться с немалыми трудностями. Школьная программа ограничивается именами классиков, вузовские учебники как правило, охватывают только отдельные периоды этой истории. Многотомные академические издания советского периода рассчитаны на специалистов, да и «призма соцреализма» дает в них достаточно тенденциозную картину (с разделением авторов на прогрессивных и реакционных), ныне уже мало кому интересную. Таким образом, в России до последнего времени не существовало книг, дающих цельный и непредвзятый взгляд на указанный предмет и рассчитанных, вместе с тем, на массового читателя. Зарубежным любителям русской литературы повезло больше. Еще в 20-х годах XIX века в Лондоне вышел капитальный труд, состоящий из двух книг: «История русской литературы с древнейших времен до смерти Достоевского» и «Современная русская литература», написанный на английском языке и принадлежащий перу… известного русского литературоведа князя Дмитрия Петровича Святополка-Мирского. Под словом «современная» имелось в виду – по 1925 год включительно. Книги эти со временем разошлись по миру, были переведены на многие языки, но русский среди них не значился до 90-х годов прошлого века. Причиной тому – и необычная биография автора книги, да и само ее содержание. Литературоведческих трудов, дающих сравнительную оценку стилистики таких литераторов, как В.И.Ленин и Л.Д.Троцкий, еще недавно у нас публиковать было не принято, как не принято было критиковать великого Л.Толстого за «невыносимую абстрактность» образа Платона Каратаева в «Войне и мире». И вообще, «честный субъективизм» Д.Мирского (а по выражению Н. Эйдельмана, это и есть объективность) дает возможность читателю, с одной стороны, представить себе все многообразие жанров, течений и стилей русской литературы, все богатство имен, а с другой стороны – охватить это в едином контексте ее многовековой истории. По словам зарубежного биографа Мирского Джеральда Смита, «русская литература предстает на страницах Мирского без розового флера, со всеми зазубринами и случайными огрехами, и величия ей от этого не убавляется, оно лишь прирастает подлинностью». Там же приводится мнение об этой книге Владимира Набокова, известного своей исключительной скупостью на похвалы, как о «лучшей истории русской литературы на любом языке, включая русский». По мнению многих специалистов, она не утратила своей ценности и уникальной свежести по сей день. Дополнительный интерес к книге придает судьба ее автора. Она во многом отражает то, что произошло с русской литературой после 1925 года. Потомок древнего княжеского рода, родившийся в семье видного царского сановника в 1890 году, он был поэтом-символистом в период серебряного века, белогвардейцем во время гражданской войны, известным литературоведом и общественным деятелем послереволюционной русской эмиграции. Но живя в Англии, он увлекся социалистическим идеями, вступил в компартию и в переписку с М.Горьким, и по призыву последнего в 1932 году вернулся в Советский Союз. Какое-то время Мирский был обласкан властями и являлся желанным гостем тогдашних литературных и светских «тусовок» в качестве «красного князя», но после смерти Горького, разделил участь многих своих коллег, попав в 1937 году на Колыму, где и умер в 1939.«Когда-нибудь в будущем, может, даже в его собственной стране, – писал Джеральд Смит, – найдут способ почтить память Мирского достойным образом». Видимо, такое время пришло. Лучшим, самым достойным памятником Д.П.Мирскому служила и служит его превосходная книга. Нелли Закусина "Впервые для массового читателя – малоизвестный у нас (но высоко ценившийся специалистами, в частности, Набоковым) труд Д. П. Святополк-Мирского". Сергей Костырко. «Новый мир» «Поздней ласточкой, по сравнению с первыми "перестроечными", русского литературного зарубежья можно назвать "Историю литературы" Д. С.-Мирского, изданную щедрым на неожиданности издательством "Свиньин и сыновья"». Ефрем Подбельский. «Сибирские огни» "Текст читается запоем, по ходу чтения его без конца хочется цитировать вслух домашним и конспектировать не для того, чтобы запомнить, многие пассажи запоминаются сами, как талантливые стихи, но для того, чтобы еще и еще полюбоваться умными и сочными авторскими определениями и характеристиками". В. Н. Распопин. Сайт «Book-о-лики» "Это внятный, добротный, без цензурных пропусков курс отечественной словесности. Мирский не только рассказывает о писателях, но и предлагает собственные концепции развития литпроцесса (связь литературы и русской цивилизации и др.)". Николай Акмейчук. «Книжное обозрение» "Книга, издававшаяся в Англии, написана князем Святополк-Мирским. Вот она – перед вами. Если вы хотя бы немного интересуетесь русской литературой – лучшего чтения вам не найти!" Обзор. «Книжная витрина» "Одно из самых замечательных переводных изданий последнего времени". Обзор. Журнал «Знамя» Источник: http://www.isvis.ru/mirskiy_book.htm === Дмитрий Петрович Святополк-Мирский (1890-1939) ===
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
абсурдистов, а в то же время в высокой манере у него не было
соперников среди поэтов его поколения. Ничто после Державина не
может сравниться по торжественной красоте с его переложением
молитвы Иоанна Дамаскина о мертвых, заупокойной молитвы
православной церкви. Лирика его бывает затрепанной, в ней много
банального и сентиментального, но многие его стихи сохранили всю
свою свежесть и даже сегодня производят впечатление
восхитительно-чистой росы. Главное их очарование – тот
поэтический реализм, который, пожалуй, есть исключительная
монополия русского XIX века и чудесный образчик которого дает в
своем переводе Морис Бэринг, в предисловии к Оксфордской
антологии русской поэзии.
Что касается его больших поэм, то Дракон – из истории Италии
времен гвельфов и гибеллинов, написанный терцинами – содержит
целые пассажи звучных стихов, и в самом деле напоминающих
величие Данте, как, например, блестящая обвинительная речь
гвельфа против предательских гиббелинских городов Северной
Италии, где простое перечисление имен ломбардских городов
производит впечатление грозной красоты. Самая оригинальная и
прелестная из его поэм – это Портрет (1874), романтическая
юмористическая поэма в октавах, в стиле пропущенного через
Лермонтова байроновского Дон Жуана, рассказывающая о любви
восемнадцатилетнего поэта к портрету дамы восемнадцатого века.
Смесь юмора и полумистической романтики замечательно удачна, и
чувство иронической и мечтательной тоски по дальней стороне
выражено с восхительным изяществом.
Портрет – близкий родственник другой, чисто юмористической
поэмы Алексея Толстого, тоже написанной октавами, – Сон Попова.
Это – вершина русской юмористической поэзии: смесь острой,
колкой сатиры (обращенной против искавшего популярности
министра Валуева и тайной полиции) и чистого наслаждения веселой
нелепицей. Пожалуй, сегодня это самая неоспоримая заявка Алексея
Толстого на бессмертие. Другая такая же восхитительная
юмористическая поэма – Бунт в Ватикане, где рискованный сюжет
(бунт папских кастратов) разрабатывается с очаровательной
шутливой двусмысленностью.
Но самое знаменитое из юмористических творений Алексея
Толстого – это Козьма Прутков, созданный им вместе с братьями
Жемчужниковыми. Козьма Прутков – это что-то вроде русского
Прюдома. Он чиновник в министерстве финансов (намек на поэта
Бенедиктова) и воплощение самовлюбленного и простодушно наглого
самодовольства. Характер Пруткова дан в основном в его биографии
и в его торжествующе пошлых баснях. Но его именем прикрываются
и остроумные пародии на современных поэтов, а его отец и дед
поставляют сценки и анекдоты, представляющие смесь отличных
пародий на старый стиль с чистым абсурдом. Жемчужина
прутковской коллекции – комедия Фантазия, cамая абсурдная пьеса
на русском языке.
Козьма Прутков стал основателем целой школы абсурдной
поэзии. Главные ее представители конца девятнадцатого века –
Владимир Соловьев и его друг, одаренный рисовальщик-дилетант
граф Федор Соллогуб.
8. ФЕТ
Афанасий Афанасьевич Фет родился в 1820 г. в Орловской
губернии. Он был сыном помещика Шеншина и немки, фамилия
которой по-немецки писалась Foeth. Их брак, состоявшийся за
границей, в России был недействителен. Таким образом, Фет
официально был незаконнорожденным и до самого своего
совершеннолетия оставался иностранным подданным. Это открытие,
которое он сделал, когда уехал из дому учиться, было для него
жестоким испытанием, и он потратил всю жизнь на то, чтобы
получить права дворянина и имя своего отца. В конце концов он
этого добился в 1876 г., когда получил «по высочайшему повелению»
право носить фамилию Шеншин. В литературе он до самой смерти
сохранял свое прежнее имя.
Он учился в частном учебном заведении в Лифляндии, а потом в
Москве, где некоторое время был пансионером у Погодина, который
чуть не уморил его голодом. Поступив в Московский университет, он
оказался однокурсником Аполлона Григорьева, в доме которого жил,
платя за постой. В 1840 г. он опубликовал за собственный счет книгу
очень незрелых стихов, где ничего не предвещало будущего поэта. Но
уже в 1842 г. он напечатал в Москвитянине несколько стихотворений,
которые и поныне считаются самыми лучшими. По окончании
университета, он поступил на военную службу и пятнадцать лет
служил в разных кавалерийских полках, твердо решив добиться
офицерского звания, которое давало дворянство. Но, к его несчастью,
за время его службы в армии необходимое для дворянства звание
дважды было повышено, и только в 1856 г., став капитаном гвардии,
он смог наконец выйти в отставку как хотел – русским дворянином.
После короткой поездки за границу он женился (без всяких
сантиментов, очень выгодно) и приобрел небольшое именье, задумав
составить состояние. Тем временем стихи сделали ему имя, и в конце
пятидесятых годов он был выдающейся фигурой в литературном
мире. Он подружился с Тургеневым и Толстым, которые ценили его
здравый смысл и не осуждали за крайнюю скрытность. Именно от
Фета мы знаем подробности знаменитой ссоры между двумя
великими романистами. Впоследствии именно Фет их помирил. Но
тут молодое поколение антиэстетических радикалов, раздраженное
явно не гражданственным направлением его поэзии и его махрово
реакционными
пристрастиями,
открыло
против
него
систематическую кампанию. В конце концов им удалось свистом и
улюлюканьем заставить его замолчать; напечатав в 1863 г. третье
издание своих стихов, Фет на двадцать лет исчез из литературы. Он
жил у себя в имении, активно и успешно занимаясь увеличением
своего состояния и в качестве мирового судьи ведя упорную борьбу
против крестьян за интересы собственного класса. Он снискал славу
крайнего реакционера и приобрел новое, еще лучшее имение в
Курской губернии. Главными радостями в его последующей жизни
было возвращение ему родового имени, звание камергера,
пожалованное Александром III и лестное внимание Великого князя
Константина. В своих отношениях с царской семьей Фет был
принципиальным и бесстыдным подхалимом и лизоблюдом.
Хотя он и перестал печатать стихи после 1863 г., но никогда не
переставал их писать, и его поэтический гений созрел за время
мнимого молчания. Наконец в 1883 г. он снова явился перед публикой
и с этого времени стал публиковать маленькие томики под общим
названием Вечерние огни. Он никогда не был плодовит как поэт и
посвящал свое свободное время широким затеям более
механического свойства: написал три тома мемуаров, переводил
своих любимых римских поэтов и своего любимого философа
Шопенгауэра. Под сильным влиянием Шопенгауэра Фет стал
убежденным атеистом и антихристианином. И когда на семьдесят
втором году жизни его страдания от астмы стали невыносимыми, он,
естественно, задумался о самоубийстве. Разумеется, родные делали
все, чтобы он не исполнил своего намерения, и следили за ним очень
пристально. Но Фет проявил незаурядное упорство. Однажды, на
мгновение оставшись один, он завладел тупым ножом, но прежде чем
ему удалось им воспользоваться, он умер от разрыва сердца (1892).
Фет – типичный пример поэта, ведущего двойную жизнь.
В студенческие годы он, как и все его сверстники, был экспансивен и
открыт великодушным идеальным чувствам; но позднее он приучил
