История русской литературы с древнейших времен по 1925 год. Том 1
История русской литературы с древнейших времен по 1925 год. Том 1 читать книгу онлайн
Дмитрий Петрович Святополк-Мирский История русской литературы с древнейших времен по 1925 год История русской литературы с древнейших времен по 1925 г.В 1925 г. впервые вышла в свет «История русской литературы», написанная по-английски. Автор — русский литературовед, литературный критик, публицист, князь Дмитрий Петрович Святополк-Мирский (1890—1939). С тех пор «История русской литературы» выдержала не одно издание, была переведена на многие европейские языки и до сих пор не утратила своей популярности. Что позволило автору составить подобный труд? Возможно, обучение на факультетах восточных языков и классической филологии Петербургского университета; или встречи на «Башне» Вячеслава Иванова, знакомство с плеядой «серебряного века» — О. Мандельштамом, М. Цветаевой, А. Ахматовой, Н. Гумилевым; или собственные поэтические пробы, в которых Н. Гумилев увидел «отточенные и полнозвучные строфы»; или чтение курса русской литературы в Королевском колледже Лондонского университета в 20-х годах... Несомненно одно: Мирский являлся не только почитателем, но и блестящим знатоком предмета своего исследования. Книга написана простым и ясным языком, блистательно переведена, и недаром скупой на похвалы Владимир Набоков считал ее лучшей историей русской литературы на любом языке, включая русский. Комментарии Понемногу издаются в России важнейшие труды литературоведов эмиграции. Вышла достойным тиражом (первое на русском языке издание 2001 года был напечатано в количестве 600 экз.) одна из главных книг «красного князя» Дмитрия Святополк-Мирского «История русской литературы». Судьба автора заслуживает отдельной книги. Породистый аристократ «из Рюриковичей», белый офицер и убежденный монархист, он в эмиграции вступил в английскую компартию, а вначале 30-х вернулся в СССР. Жизнь князя-репатрианта в «советском раю» продлилась недолго: в 37-м он был осужден как «враг народа» и сгинул в лагере где-то под Магаданом. Некоторые его работы уже переизданы в России. Особенность «Истории русской литературы» в том, что она писалась по-английски и для англоязычной аудитории. Это внятный, добротный, без цензурных пропусков курс отечественной словесности. Мирский не только рассказывает о писателях, но и предлагает собственные концепции развития литпроцесса (связь литературы и русской цивилизации и др.). Николай Акмейчук Русская литература, как и сама православная Русь, существует уже более тысячелетия. Но любознательному российскому читателю, пожелавшему пообстоятельней познакомиться с историей этой литературы во всей ее полноте, придется столкнуться с немалыми трудностями. Школьная программа ограничивается именами классиков, вузовские учебники как правило, охватывают только отдельные периоды этой истории. Многотомные академические издания советского периода рассчитаны на специалистов, да и «призма соцреализма» дает в них достаточно тенденциозную картину (с разделением авторов на прогрессивных и реакционных), ныне уже мало кому интересную. Таким образом, в России до последнего времени не существовало книг, дающих цельный и непредвзятый взгляд на указанный предмет и рассчитанных, вместе с тем, на массового читателя. Зарубежным любителям русской литературы повезло больше. Еще в 20-х годах XIX века в Лондоне вышел капитальный труд, состоящий из двух книг: «История русской литературы с древнейших времен до смерти Достоевского» и «Современная русская литература», написанный на английском языке и принадлежащий перу… известного русского литературоведа князя Дмитрия Петровича Святополка-Мирского. Под словом «современная» имелось в виду – по 1925 год включительно. Книги эти со временем разошлись по миру, были переведены на многие языки, но русский среди них не значился до 90-х годов прошлого века. Причиной тому – и необычная биография автора книги, да и само ее содержание. Литературоведческих трудов, дающих сравнительную оценку стилистики таких литераторов, как В.И.Ленин и Л.Д.Троцкий, еще недавно у нас публиковать было не принято, как не принято было критиковать великого Л.Толстого за «невыносимую абстрактность» образа Платона Каратаева в «Войне и мире». И вообще, «честный субъективизм» Д.Мирского (а по выражению Н. Эйдельмана, это и есть объективность) дает возможность читателю, с одной стороны, представить себе все многообразие жанров, течений и стилей русской литературы, все богатство имен, а с другой стороны – охватить это в едином контексте ее многовековой истории. По словам зарубежного биографа Мирского Джеральда Смита, «русская литература предстает на страницах Мирского без розового флера, со всеми зазубринами и случайными огрехами, и величия ей от этого не убавляется, оно лишь прирастает подлинностью». Там же приводится мнение об этой книге Владимира Набокова, известного своей исключительной скупостью на похвалы, как о «лучшей истории русской литературы на любом языке, включая русский». По мнению многих специалистов, она не утратила своей ценности и уникальной свежести по сей день. Дополнительный интерес к книге придает судьба ее автора. Она во многом отражает то, что произошло с русской литературой после 1925 года. Потомок древнего княжеского рода, родившийся в семье видного царского сановника в 1890 году, он был поэтом-символистом в период серебряного века, белогвардейцем во время гражданской войны, известным литературоведом и общественным деятелем послереволюционной русской эмиграции. Но живя в Англии, он увлекся социалистическим идеями, вступил в компартию и в переписку с М.Горьким, и по призыву последнего в 1932 году вернулся в Советский Союз. Какое-то время Мирский был обласкан властями и являлся желанным гостем тогдашних литературных и светских «тусовок» в качестве «красного князя», но после смерти Горького, разделил участь многих своих коллег, попав в 1937 году на Колыму, где и умер в 1939.«Когда-нибудь в будущем, может, даже в его собственной стране, – писал Джеральд Смит, – найдут способ почтить память Мирского достойным образом». Видимо, такое время пришло. Лучшим, самым достойным памятником Д.П.Мирскому служила и служит его превосходная книга. Нелли Закусина "Впервые для массового читателя – малоизвестный у нас (но высоко ценившийся специалистами, в частности, Набоковым) труд Д. П. Святополк-Мирского". Сергей Костырко. «Новый мир» «Поздней ласточкой, по сравнению с первыми "перестроечными", русского литературного зарубежья можно назвать "Историю литературы" Д. С.-Мирского, изданную щедрым на неожиданности издательством "Свиньин и сыновья"». Ефрем Подбельский. «Сибирские огни» "Текст читается запоем, по ходу чтения его без конца хочется цитировать вслух домашним и конспектировать не для того, чтобы запомнить, многие пассажи запоминаются сами, как талантливые стихи, но для того, чтобы еще и еще полюбоваться умными и сочными авторскими определениями и характеристиками". В. Н. Распопин. Сайт «Book-о-лики» "Это внятный, добротный, без цензурных пропусков курс отечественной словесности. Мирский не только рассказывает о писателях, но и предлагает собственные концепции развития литпроцесса (связь литературы и русской цивилизации и др.)". Николай Акмейчук. «Книжное обозрение» "Книга, издававшаяся в Англии, написана князем Святополк-Мирским. Вот она – перед вами. Если вы хотя бы немного интересуетесь русской литературой – лучшего чтения вам не найти!" Обзор. «Книжная витрина» "Одно из самых замечательных переводных изданий последнего времени". Обзор. Журнал «Знамя» Источник: http://www.isvis.ru/mirskiy_book.htm === Дмитрий Петрович Святополк-Мирский (1890-1939) ===
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
влиянием романа его жены (которая в конце концов осталась ему
верна) с немецким революционным поэтом Гервегом. В 1853 г.
Герцен обосновался в Англии и там, впервые в истории, создал
вольную русскую печать за границей. Прежде всего (не считая
прокламаций) появились Былое и думы (первые части), и С того
берега по-русски. После Крымской войны, когда пробуждение России
породило у Герцена новые надежды, его интересы переместились от
европейской революции к российским реформам. В 1857 г. он
основал Колокол, еженедельник, немедленно завоевавший огромное
влияние и, несмотря на официальное запрещение, во множестве
экземпляров проникавший в Россию. Его читали все, в том числе те,
кто был у власти. Его разоблачение злоупотреблений и дурного
управления часто приводило к немедленным административным
мерам и устранению главных виновников. В 1857–1861 гг. Колокол
был главной политической силой в России. В значительной степени
это объяснялось герценовским политическим тактом: не жертвуя ни
капли из своих крайних социалистических и федералистских теорий,
на практике он был готов поддерживать реформы монархии, пока
верил в искренность ее добрых намерений. Это дало ему
возможность активно влиять на разрешение крестьянского вопроса.
Но после 1861 г. влияние его упало. Открытая пропольская позиция в
1862–1863 гг. оттолкнула от него ту часть общества, которая не была
революционно настроена, а с другой стороны, молодым радикалам
его теории стали казаться отсталыми, а мировоззрение устаревшим.
В 1864 г. он уехал из Лондона в Женеву, где время от времени
продолжал выпускать номера Колокола, но о прежнем успехе уже не
было и речи. Он умер в 1870 г. в Париже и похоронен в Ницце.
Герцен занимает одинаково важное место в политической
истории, в истории мысли и в истории литературы. Более подробный
рассказ о его политической деятельности был бы в истории
литературы неуместен. Так же точно я не могу детально
рассматривать здесь его идеи, что необходимо делать в любой
истории русской общественной мысли. Герцен был в России
пионером европейского позитивистского и научного мировоззрения
Европы XIX века и социализма. Но у него были глубокие корни в
романтическом и аристократическом прошлом, и хотя его идеи были
материалистическими и научными по содержанию, их стиль и
окраска всегда оставались романтическими. Первым разбудил в нем
мысль французский социалист Сен-Симон, и его евангелие
«эмансипации плоти» от традиционных оков религии навсегда
осталось для Герцена основным лозунгом.
Социализм для Герцена был не столько положительной
программой, сколько толчком и ферментом к разрушению
обветшалой западной цивилизации, к омоложению дряхлеющих
тканей европейского человечества. Он первый заложил основы
русского аграрного социализма, в надежде построить
социалистическую Россию не столько на европейской пролетарской,
сколько на общинной русской крестьянской традиции и на
революционной инициативе просвещенного и великодушного
меньшинства. От Герцена эту идею унаследовали народники
семидесятых годов, и она в основном перешла в программу
социалистов-революционеров. Но Герцен был всегда более
политиком, нежели социалистом, и мысль его воодушевлялась идеей
свободы, а не равенства. Мало кто из русских так остро и лично
чувствовал понятия личной свободы и прав человека, как Герцен.
Социализм Герцена носит отчетливо национальную окраску. Он
верил в жизнеспособность России, в отличие от Запада, и любил
Россию страстной любовью. Его любовь была свободна от всякого
политического патриотизма, и все-таки нельзя не расслышать нотку
патриотического восторга, когда ему случается говорить о победах
Петра или Екатерины, или о 1812 годе. Это вызвано не только его
глубокими корнями в прошлом своего класса, но и настоящим
чувством национальной гордости*.
*Именно это имел в виду Маркс, назвав Герцена «казаком».
Он ненавидел правительство Николая I и силы реакции, однако
любил не только народ, но и все, что было искреннего и
благородного среди мыслящих слоев общества; он сохранял теплое
чувство к славянофилам, христианским настроениям которых отнюдь
не сочувствовал, но от которых унаследовал веру в русский народ. На
Западе, хотя одно время он целиком отдавал себя европейской
революции, он сочувствовал только рабочим, особенно французским;
в них он видел силу, способную победить эгоистичную буржуазную
цивилизацию, которую он ненавидел. Ко всем остальным он
относился с презрением или с полным безразличием.
Однако главное, что ставит Герцена неизмеримо выше простого
проповедника революционного учения и примиряет с ним даже тех,
кто вовсе не сочувствует его устремлениям – это его
беспристрастность и умение взглянуть со стороны. Он понимал все и
всех. Несмотря на крайность собственных взглядов, несмотря на
сильные политические страсти, он умел понимать своих врагов,
судить их по их собственным меркам; будучи социалистом, видел
хорошие стороны монархии Романовых и старой западной
цивилизации; будучи воинствующим атеистом – понимал достоинства
исторического христианства. Его историческая интуиция, умение
широко видеть историю, понимать значение деталей и связывать их с
главными направлениями развития – поразительны. Мысль его
прежде всего исторична и именно понимание истории как стихийной,
непредопределенной, не поддающейся вычислению силы,
продолжающей столь же стихийную, непредопределенную, эволюцию
природного мира, сближает его с Бергсоном. Для него процесс
становления был творческим процессом, каждое будущее было
новым относительно каждого прошлого, и страницы, которые он
посвящает опровержению самой идеи предопределения, самого
понятия мысли, направляющей историю человечества извне,
принадлежат к числу самых ярких из всего, им написанного.
Как писатель Герцен продолжает жить главным образом
благодаря написанному им в период между отъездом из России и
основанием Колокола (1857). Все написанное позже имеет гораздо
большее значение для политического историка, чем для историка
литературы, и его репутация классика зиждится, безусловно, не на
статьях из Колокола. Как и все, что он писал, они блестяще написаны
и очень действенны, но в них мы находим только слабое эхо тех
высочайших достоинств, которые были присущи его ранним
политическим писаниям. Произведения, написанные до отъезда из
России, позволяют только предчувствовать настоящего Герцена. Ни
его рассказы, ни роман не ставят его среди крупных писателей,
несмотря на немалую психологическую глубину и тонкую
наблюдательность. Из всех рассказов, пожалуй, самым интересным
является Доктор Крупов. Доктор Крупов снова появляется в романе
Кто виноват? Это интересная фигура скептика, врача и ученого,
сыгравшая такую важную роль в разрушении романтического
мировоззрения идеалистов.
Но вечное место среди русских классиков Герцену создали
произведения, написанные в первые десять лет за границей (1847–
1857). Сюда входят Письма из Франции и Италии (1847–1850),
С того берега (1847–1850), ряд пропагандистских памфлетов,
написанных в начале пятидесятых годов (самый замечательный из
них Русский народ и социализм) и Былое и думы, автобиография,
написанная в основном в 1852–1855 гг., но урывками
продолжавшаяся и позднее; добавления к ней писались еще в
шестидесятые годы.
