История русской литературы с древнейших времен по 1925 год. Том 1
История русской литературы с древнейших времен по 1925 год. Том 1 читать книгу онлайн
Дмитрий Петрович Святополк-Мирский История русской литературы с древнейших времен по 1925 год История русской литературы с древнейших времен по 1925 г.В 1925 г. впервые вышла в свет «История русской литературы», написанная по-английски. Автор — русский литературовед, литературный критик, публицист, князь Дмитрий Петрович Святополк-Мирский (1890—1939). С тех пор «История русской литературы» выдержала не одно издание, была переведена на многие европейские языки и до сих пор не утратила своей популярности. Что позволило автору составить подобный труд? Возможно, обучение на факультетах восточных языков и классической филологии Петербургского университета; или встречи на «Башне» Вячеслава Иванова, знакомство с плеядой «серебряного века» — О. Мандельштамом, М. Цветаевой, А. Ахматовой, Н. Гумилевым; или собственные поэтические пробы, в которых Н. Гумилев увидел «отточенные и полнозвучные строфы»; или чтение курса русской литературы в Королевском колледже Лондонского университета в 20-х годах... Несомненно одно: Мирский являлся не только почитателем, но и блестящим знатоком предмета своего исследования. Книга написана простым и ясным языком, блистательно переведена, и недаром скупой на похвалы Владимир Набоков считал ее лучшей историей русской литературы на любом языке, включая русский. Комментарии Понемногу издаются в России важнейшие труды литературоведов эмиграции. Вышла достойным тиражом (первое на русском языке издание 2001 года был напечатано в количестве 600 экз.) одна из главных книг «красного князя» Дмитрия Святополк-Мирского «История русской литературы». Судьба автора заслуживает отдельной книги. Породистый аристократ «из Рюриковичей», белый офицер и убежденный монархист, он в эмиграции вступил в английскую компартию, а вначале 30-х вернулся в СССР. Жизнь князя-репатрианта в «советском раю» продлилась недолго: в 37-м он был осужден как «враг народа» и сгинул в лагере где-то под Магаданом. Некоторые его работы уже переизданы в России. Особенность «Истории русской литературы» в том, что она писалась по-английски и для англоязычной аудитории. Это внятный, добротный, без цензурных пропусков курс отечественной словесности. Мирский не только рассказывает о писателях, но и предлагает собственные концепции развития литпроцесса (связь литературы и русской цивилизации и др.). Николай Акмейчук Русская литература, как и сама православная Русь, существует уже более тысячелетия. Но любознательному российскому читателю, пожелавшему пообстоятельней познакомиться с историей этой литературы во всей ее полноте, придется столкнуться с немалыми трудностями. Школьная программа ограничивается именами классиков, вузовские учебники как правило, охватывают только отдельные периоды этой истории. Многотомные академические издания советского периода рассчитаны на специалистов, да и «призма соцреализма» дает в них достаточно тенденциозную картину (с разделением авторов на прогрессивных и реакционных), ныне уже мало кому интересную. Таким образом, в России до последнего времени не существовало книг, дающих цельный и непредвзятый взгляд на указанный предмет и рассчитанных, вместе с тем, на массового читателя. Зарубежным любителям русской литературы повезло больше. Еще в 20-х годах XIX века в Лондоне вышел капитальный труд, состоящий из двух книг: «История русской литературы с древнейших времен до смерти Достоевского» и «Современная русская литература», написанный на английском языке и принадлежащий перу… известного русского литературоведа князя Дмитрия Петровича Святополка-Мирского. Под словом «современная» имелось в виду – по 1925 год включительно. Книги эти со временем разошлись по миру, были переведены на многие языки, но русский среди них не значился до 90-х годов прошлого века. Причиной тому – и необычная биография автора книги, да и само ее содержание. Литературоведческих трудов, дающих сравнительную оценку стилистики таких литераторов, как В.И.Ленин и Л.Д.Троцкий, еще недавно у нас публиковать было не принято, как не принято было критиковать великого Л.Толстого за «невыносимую абстрактность» образа Платона Каратаева в «Войне и мире». И вообще, «честный субъективизм» Д.Мирского (а по выражению Н. Эйдельмана, это и есть объективность) дает возможность читателю, с одной стороны, представить себе все многообразие жанров, течений и стилей русской литературы, все богатство имен, а с другой стороны – охватить это в едином контексте ее многовековой истории. По словам зарубежного биографа Мирского Джеральда Смита, «русская литература предстает на страницах Мирского без розового флера, со всеми зазубринами и случайными огрехами, и величия ей от этого не убавляется, оно лишь прирастает подлинностью». Там же приводится мнение об этой книге Владимира Набокова, известного своей исключительной скупостью на похвалы, как о «лучшей истории русской литературы на любом языке, включая русский». По мнению многих специалистов, она не утратила своей ценности и уникальной свежести по сей день. Дополнительный интерес к книге придает судьба ее автора. Она во многом отражает то, что произошло с русской литературой после 1925 года. Потомок древнего княжеского рода, родившийся в семье видного царского сановника в 1890 году, он был поэтом-символистом в период серебряного века, белогвардейцем во время гражданской войны, известным литературоведом и общественным деятелем послереволюционной русской эмиграции. Но живя в Англии, он увлекся социалистическим идеями, вступил в компартию и в переписку с М.Горьким, и по призыву последнего в 1932 году вернулся в Советский Союз. Какое-то время Мирский был обласкан властями и являлся желанным гостем тогдашних литературных и светских «тусовок» в качестве «красного князя», но после смерти Горького, разделил участь многих своих коллег, попав в 1937 году на Колыму, где и умер в 1939.«Когда-нибудь в будущем, может, даже в его собственной стране, – писал Джеральд Смит, – найдут способ почтить память Мирского достойным образом». Видимо, такое время пришло. Лучшим, самым достойным памятником Д.П.Мирскому служила и служит его превосходная книга. Нелли Закусина "Впервые для массового читателя – малоизвестный у нас (но высоко ценившийся специалистами, в частности, Набоковым) труд Д. П. Святополк-Мирского". Сергей Костырко. «Новый мир» «Поздней ласточкой, по сравнению с первыми "перестроечными", русского литературного зарубежья можно назвать "Историю литературы" Д. С.-Мирского, изданную щедрым на неожиданности издательством "Свиньин и сыновья"». Ефрем Подбельский. «Сибирские огни» "Текст читается запоем, по ходу чтения его без конца хочется цитировать вслух домашним и конспектировать не для того, чтобы запомнить, многие пассажи запоминаются сами, как талантливые стихи, но для того, чтобы еще и еще полюбоваться умными и сочными авторскими определениями и характеристиками". В. Н. Распопин. Сайт «Book-о-лики» "Это внятный, добротный, без цензурных пропусков курс отечественной словесности. Мирский не только рассказывает о писателях, но и предлагает собственные концепции развития литпроцесса (связь литературы и русской цивилизации и др.)". Николай Акмейчук. «Книжное обозрение» "Книга, издававшаяся в Англии, написана князем Святополк-Мирским. Вот она – перед вами. Если вы хотя бы немного интересуетесь русской литературой – лучшего чтения вам не найти!" Обзор. «Книжная витрина» "Одно из самых замечательных переводных изданий последнего времени". Обзор. Журнал «Знамя» Источник: http://www.isvis.ru/mirskiy_book.htm === Дмитрий Петрович Святополк-Мирский (1890-1939) ===
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
знакомстве с Пушкиным и Белинским, и замечательная Казнь
Тропмана (1870), которая со своей завороженной объективностью
является одним из самых страшных описаний смертной казни, когда-
либо сделанных.
У Тургенева всегда была поэтическая, или романтическая, жилка,
противостоящая реалистической атмосфере его главных
произведений. Отношение к природе у него всегда было лирическим,
и всегда было у него тайное желание перешагнуть границы,
предписанные русским романистам догматами реализма. Лирический
элемент у него всегда близко. Он не только начал свой литературный
путь как лирический поэт и закончил его Стихотворениями в прозе,
но даже в самых реалистических, в гражданских вещах и
конструкция и атмосфера в основном лирические.
Записки охотника насчитывают множество чисто лирических
страниц, с описаниями природы, а к самому зрелому периоду
относится замечательная вещь Поездка в Полесье (1857), где впервые
тургеневское представление о вечной равнодушной природе,
противостоящей преходящести человека, нашло выражение в строгой
и простой прозе, достигающей уровня поэзии простейшими
средствами возникающих ассоциаций. Последний его период
начинается с чисто лирического стихотворения в прозе Довольно и
достигает кульминации в Стихотворениях в прозе. В это же время
возникает и усиливается в его творчестве элемент фантастики.
В некоторых рассказах ( Собака, Стук-стук, Рассказ отца Алексея)
она появляется еще как намек на присутствие чего-то таинственного
в обычном реалистическом окружении. Главный из этих мистических
рассказов – Клара Милич (1882), написанный под влиянием чтения
спиритуалистических произведений и размышлений над ними. Он не
хуже других его рассказов о любви, но сегодня как-то трудно
искренне восхищаться его мистицизмом. В нем вся неизбежная
плоскость викторианского спиритуализма. В нескольких рассказах
Тургенев освобождается от условностей реалистического стиля и
пишет такие вещи, как чисто визионерские Призраки (1864) и Песнь
торжествующей любви (1881), выдержанная в стиле итальянских
новелл шестнадцатого века. Эти вещи – полная противоположность
таким произведениям Достоевского, как Двойник или Господин
Прохарчин. Достоевский сумел построить из материала
отвратительной реальности создания странной фантастичности.
Тургенев, несмотря на полный ассортимент применяемых средств
(лунный свет, бестелесные духи, видения из минувших эпох), так и
не может освободиться от атмосферы второразрядного
спиритического сеанса. Песнь торжествующей любви демонстрирует
еще и недостаточность его языковых средств для трактовки
нереалистических сюжетов. Стоит ему оторваться от родной почвы
девятнадцатого века, как язык его становится совершенно неверным.
Эту ограниченность Тургенев делит со всеми своими
современниками (за исключением Толстого и Лескова): у них было
недостаточное чувство слова, недостаточное чувство языка (в
отличие от Пушкина и Гоголя), чтобы заставить его служить в
непривычной сфере. Слова для них были только знаки привычных
предметов и чувств. Словно язык заключил с ними строго
ограниченный договор – служить только при условии, что ему не
придется покидать ежедневные реалии девятнадцатого века.
Эта же стилистическая ограниченность проявляется в последнем,
чисто лирическом произведении Тургенева – в Стихотворениях в
прозе (1879–1883). (Первоначально Тургенев назвал их Senilia
/старческое/ – нынешнее название им дал, с молчаливого согласия
автора, издатель Вестника Европы, где они впервые появились.) Это
серия коротких прозаических фрагментов, в основном образованных
вокруг повествовательного ядра. По конструкции они напоминают
объективированную лирику французских парнасцев, употреблявших
визуальные символы для выражения своего субъективного опыта.
Порой они приближаются к басне и к нравоучению. В этих «стихо-
творениях» выражен тургеневский безнадежный агностический
пессимизм, благоговейный страх перед не внемлющей природой и
необходимостью и презрительная жалость к человеческой тщете.
Лучшие из них те, где эти чувства выступают под покровом иронии.
Чисто поэтичные пострадали от времени и несут слишком четкий
отпечаток 1880 г., даты, которая не добавляет красоты ни к чему, с
ней связанному. Особенно пострадало стихотворение, замыкающее
всю серию, – Русский язык – не только от времени, но и от того, что
его затрепали. В нем проявились в сгущенной форме вся слабость и
бессилие тургеневского стиля, когда он оторван от конкретных и
привычных предметов. Искусство красноречия было утрачено.
Тургенев был первым из русских писателей, очаровавших западного
читателя. До сих пор еще сохранились запоздалые викторианцы,
считающие его единственным русским писателем, не вызывающим
отвращения. Но для большинства любителей русского языка его
заменили более острые блюда. Тургенев целиком принадлежит к
девятнадцатому веку, он, возможно, самый характерный
представитель конца его как в России, так и на Западе. Он был
викторианцем, человеком компромисса, более викторианцем, чем кто
бы то ни было из его русских современников. Именно это сделало его
таким приемлемым для Европы, и это же теперь так сильно
повредило его репутации. Сначала Тургенев поразил Запад как что-то
новое, что-то типично русское. Но не стоит сегодня доказывать, что
он вовсе не представляет всю Россию. Он был представителем только своего
класса – среднепоместных дворян, получивших идеалистическое воспитание
и уже постепенно становившихся бесклассовой интеллигенцией – и
представителем своего поколения, которое не сумело найти связи с
подлинными реалиями русской жизни*, не сумело найти себе в этой жизни
места и, не умея проявить себя в сфере деятельности, произвело на свет одно
из прекраснейших литературных явлений девятнадцатого века.
*То, с чем Тургенев никогда не терял связи, были не грубые реалии жизни, а
их отражение в умах интеллигентов его поколения.
В свое время Тургенев считался вождем общественного мнения
по социальным вопросам; сегодня это кажется странным и
непонятным. Давно уже то, за что он боролся, потеряло всякий
интерес. В отличие от Толстого или Достоевского, в отличие от
Грибоедова, Пушкина, Лермонтова и Гоголя, в отличие от Чаадаева,
Григорьева и Герцена, Тургенев уже не только не учитель, но и не
бродильное начало. Творения его превратились в чистое искусство и,
пожалуй, от этого превращения больше выиграли, нежели потеряли.
Они заняли постоянное место в русской традиции, место, которое не
подвержено переменам вкуса или переворотам во времени. Мы ищем
в них не мудрости, не руководства; невозможно представить себе
время, когда Певцы, Затишье, Первая любовь или Отцы и дети
перестанут быть любимейшим наслаждением русских читателей.
6. СЕНТИМЕНТАЛЬНЫЕ ГУМАНИСТЫ
Тургенев был не первым из реалистов, бравшим из крестьянской
жизни сюжеты для своих Записок охотника. Ему предшествовал
Дмитрий Васильевич Григорович (1822–1899); его повести из
крестьянской жизни Деревня и Антон Горемыка, опубликованные
одна за другой в 1846 и в 1847 гг., стали главным событием этих
богатых событиями двух лет. Они произвели сильное впечатление на
сторонников новой литературы, ибо Григорович сознательно решил
описать крестьянскую жизнь изнутри, не так, как мог бы ее описать
