История русской литературы с древнейших времен по 1925 год. Том 1
История русской литературы с древнейших времен по 1925 год. Том 1 читать книгу онлайн
Дмитрий Петрович Святополк-Мирский История русской литературы с древнейших времен по 1925 год История русской литературы с древнейших времен по 1925 г.В 1925 г. впервые вышла в свет «История русской литературы», написанная по-английски. Автор — русский литературовед, литературный критик, публицист, князь Дмитрий Петрович Святополк-Мирский (1890—1939). С тех пор «История русской литературы» выдержала не одно издание, была переведена на многие европейские языки и до сих пор не утратила своей популярности. Что позволило автору составить подобный труд? Возможно, обучение на факультетах восточных языков и классической филологии Петербургского университета; или встречи на «Башне» Вячеслава Иванова, знакомство с плеядой «серебряного века» — О. Мандельштамом, М. Цветаевой, А. Ахматовой, Н. Гумилевым; или собственные поэтические пробы, в которых Н. Гумилев увидел «отточенные и полнозвучные строфы»; или чтение курса русской литературы в Королевском колледже Лондонского университета в 20-х годах... Несомненно одно: Мирский являлся не только почитателем, но и блестящим знатоком предмета своего исследования. Книга написана простым и ясным языком, блистательно переведена, и недаром скупой на похвалы Владимир Набоков считал ее лучшей историей русской литературы на любом языке, включая русский. Комментарии Понемногу издаются в России важнейшие труды литературоведов эмиграции. Вышла достойным тиражом (первое на русском языке издание 2001 года был напечатано в количестве 600 экз.) одна из главных книг «красного князя» Дмитрия Святополк-Мирского «История русской литературы». Судьба автора заслуживает отдельной книги. Породистый аристократ «из Рюриковичей», белый офицер и убежденный монархист, он в эмиграции вступил в английскую компартию, а вначале 30-х вернулся в СССР. Жизнь князя-репатрианта в «советском раю» продлилась недолго: в 37-м он был осужден как «враг народа» и сгинул в лагере где-то под Магаданом. Некоторые его работы уже переизданы в России. Особенность «Истории русской литературы» в том, что она писалась по-английски и для англоязычной аудитории. Это внятный, добротный, без цензурных пропусков курс отечественной словесности. Мирский не только рассказывает о писателях, но и предлагает собственные концепции развития литпроцесса (связь литературы и русской цивилизации и др.). Николай Акмейчук Русская литература, как и сама православная Русь, существует уже более тысячелетия. Но любознательному российскому читателю, пожелавшему пообстоятельней познакомиться с историей этой литературы во всей ее полноте, придется столкнуться с немалыми трудностями. Школьная программа ограничивается именами классиков, вузовские учебники как правило, охватывают только отдельные периоды этой истории. Многотомные академические издания советского периода рассчитаны на специалистов, да и «призма соцреализма» дает в них достаточно тенденциозную картину (с разделением авторов на прогрессивных и реакционных), ныне уже мало кому интересную. Таким образом, в России до последнего времени не существовало книг, дающих цельный и непредвзятый взгляд на указанный предмет и рассчитанных, вместе с тем, на массового читателя. Зарубежным любителям русской литературы повезло больше. Еще в 20-х годах XIX века в Лондоне вышел капитальный труд, состоящий из двух книг: «История русской литературы с древнейших времен до смерти Достоевского» и «Современная русская литература», написанный на английском языке и принадлежащий перу… известного русского литературоведа князя Дмитрия Петровича Святополка-Мирского. Под словом «современная» имелось в виду – по 1925 год включительно. Книги эти со временем разошлись по миру, были переведены на многие языки, но русский среди них не значился до 90-х годов прошлого века. Причиной тому – и необычная биография автора книги, да и само ее содержание. Литературоведческих трудов, дающих сравнительную оценку стилистики таких литераторов, как В.И.Ленин и Л.Д.Троцкий, еще недавно у нас публиковать было не принято, как не принято было критиковать великого Л.Толстого за «невыносимую абстрактность» образа Платона Каратаева в «Войне и мире». И вообще, «честный субъективизм» Д.Мирского (а по выражению Н. Эйдельмана, это и есть объективность) дает возможность читателю, с одной стороны, представить себе все многообразие жанров, течений и стилей русской литературы, все богатство имен, а с другой стороны – охватить это в едином контексте ее многовековой истории. По словам зарубежного биографа Мирского Джеральда Смита, «русская литература предстает на страницах Мирского без розового флера, со всеми зазубринами и случайными огрехами, и величия ей от этого не убавляется, оно лишь прирастает подлинностью». Там же приводится мнение об этой книге Владимира Набокова, известного своей исключительной скупостью на похвалы, как о «лучшей истории русской литературы на любом языке, включая русский». По мнению многих специалистов, она не утратила своей ценности и уникальной свежести по сей день. Дополнительный интерес к книге придает судьба ее автора. Она во многом отражает то, что произошло с русской литературой после 1925 года. Потомок древнего княжеского рода, родившийся в семье видного царского сановника в 1890 году, он был поэтом-символистом в период серебряного века, белогвардейцем во время гражданской войны, известным литературоведом и общественным деятелем послереволюционной русской эмиграции. Но живя в Англии, он увлекся социалистическим идеями, вступил в компартию и в переписку с М.Горьким, и по призыву последнего в 1932 году вернулся в Советский Союз. Какое-то время Мирский был обласкан властями и являлся желанным гостем тогдашних литературных и светских «тусовок» в качестве «красного князя», но после смерти Горького, разделил участь многих своих коллег, попав в 1937 году на Колыму, где и умер в 1939.«Когда-нибудь в будущем, может, даже в его собственной стране, – писал Джеральд Смит, – найдут способ почтить память Мирского достойным образом». Видимо, такое время пришло. Лучшим, самым достойным памятником Д.П.Мирскому служила и служит его превосходная книга. Нелли Закусина "Впервые для массового читателя – малоизвестный у нас (но высоко ценившийся специалистами, в частности, Набоковым) труд Д. П. Святополк-Мирского". Сергей Костырко. «Новый мир» «Поздней ласточкой, по сравнению с первыми "перестроечными", русского литературного зарубежья можно назвать "Историю литературы" Д. С.-Мирского, изданную щедрым на неожиданности издательством "Свиньин и сыновья"». Ефрем Подбельский. «Сибирские огни» "Текст читается запоем, по ходу чтения его без конца хочется цитировать вслух домашним и конспектировать не для того, чтобы запомнить, многие пассажи запоминаются сами, как талантливые стихи, но для того, чтобы еще и еще полюбоваться умными и сочными авторскими определениями и характеристиками". В. Н. Распопин. Сайт «Book-о-лики» "Это внятный, добротный, без цензурных пропусков курс отечественной словесности. Мирский не только рассказывает о писателях, но и предлагает собственные концепции развития литпроцесса (связь литературы и русской цивилизации и др.)". Николай Акмейчук. «Книжное обозрение» "Книга, издававшаяся в Англии, написана князем Святополк-Мирским. Вот она – перед вами. Если вы хотя бы немного интересуетесь русской литературой – лучшего чтения вам не найти!" Обзор. «Книжная витрина» "Одно из самых замечательных переводных изданий последнего времени". Обзор. Журнал «Знамя» Источник: http://www.isvis.ru/mirskiy_book.htm === Дмитрий Петрович Святополк-Мирский (1890-1939) ===
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
пушкинской Татьяны, но это нисколько не уменьшает заслуг их
автора. Такие создания, как Маша ( Затишье), Наталья ( Рудин), Ася и
Лиза ( Дворянское гнездо), – венец не только русской, но и всей
художественной литературы. Главные черты тургеневской героини –
нравственная сила и смелость; она может пожертвовать всем на свете
ради страсти (Наталья), она может принести счастье всей жизни в
жертву долгу (Лиза). Но читателя особенно трогает в этих женщинах
не столько их моральная красота, сколько необычайная поэтическая
красота, сотканная вокруг них тонким и совершенным искусством их
творца. В этом Тургенев достигает своих высот, тут выражается его
единственное несравненное искусство, не столько даже в самых
знаменитых его романах ( Рудин, Дворянское гнездо), сколько в двух
повестях, Затишье и Первая любовь. В первой из них чисто
тургеневская, трагическая, поэтическая деревенская атмосфера
достигает своей кульминации, и богатство обертонов, определяющих
характеры, превосходит все, когда-либо им написанное. Это выходит
за рамки литературы, поднимается до поэзии – не по красоте
отдельных слов и частей, но по чистой силе внушения и насыщенной
значимости. Первая любовь стоит особняком среди остальных
тургеневских произведений. Атмосфера ее прохладнее и яснее и
больше напоминает разреженный воздух произведений Лермонтова.
Герои, Зинаида и отец рассказчика (традиция – считать, что Тургенев
изобразил здесь своего отца), обладают той звериной силой жизни,
которую Тургенев редко позволяет своим персонажам. Их страсти,
сильные и четкие, не подернуты смутной идеалистической дымкой,
они эгоистичны, но этот эгоизм искупается все той же
всеоправдывающей силой жизни. Первая любовь стоит одиноко во
всем тургеневском творчестве и не дает чувства отдохновения. Но
показательно, что рассказ ведется от лица мальчика – поклонника
Зинаиды – о муках подростка, ревнующего ее к своему сопернику-
отцу.
В зените своей популярности, в 1860 г., Тургенев написал
знаменитый очерк (первоначально прочитанный как доклад в
литературном обществе) – Гамлет и Дон Кихот.
Он считал, что именно эти два персонажа являются прототипами
избранной, мыслящей части человечества, которая делится на
интровертов, погруженных в самоанализ ( grubelnd) и потому
бездействующих, – Гамлетов, и восторженных, преданных одной
идее, отважных до того, что рискуют показаться смешными – Дон
Кихотов. Сам он и большинство его героев – Гамлеты. Но ему всегда
хотелось создавать Дон Кихотов, деятельных благодаря свободе от
рефлексии и вечных вопросов, но стоящих выше филистеров
благодаря своим высоким идеалам. Самый запоминающийся из
ранних тургеневских опытов по созданию Дон Кихота – Яков
Пасынков, герой одноименного рассказа.
В конце сороковых годов критика, заметившая постоянную
бездеятельность тургеневских героев, стала требовать от него героя
более активного и деятельного. Это он попытался сделать в
Накануне. Но попытка оказалась неудачной. Своим героем он сделал
болгарского патриота Инсарова, но вдохнуть в него жизнь ему не
удалось. Инсаров – молчаливый манекен, порою просто смешной.
Вместе с напыщенной и пресной Еленой, Инсаров сделал из
Накануне бесспорно самый плохой из всех романов Тургенева зрелой
поры. Лучшим же романом и самым главным в творчестве Тургенева
стали Отцы и дети, один из величайших романов девятнадцатого
столетия. В нем Тургенев с триумфом разрешил две задачи, которые
ставил перед собой: создал живой мужской характер, не построенный
на самоанализе, и победил противоречие между воображением и
социальной тематикой. Отцы и дети – единственный роман
Тургенева, где общественные проблемы без остатка растворились в
искусстве и откуда не торчат концы непереваренного журнализма.
Тонкое и поэтическое повествовательное мастерство Тургенева
достигает тут совершенства, и Базаров – единственный из
тургеневских мужчин, достойный стать наравне с его женщинами.
Но, может быть, нигде врожденная слабость и женственность этого
гения не проявились так ясно, как в этом, лучшем его романе.
Базаров – сильный человек, но он написан с восхищением и
изумлением, написан автором, для которого сильный человек есть
нечто ненормальное. Тургенев был неспособен сделать своего героя
победителем и, чтобы избавить его от несоответствующей трактовки,
какой бы он подвергся, если бы ему на долю выпал успех, позволяет
ему умереть, но не в результате естественного развития сюжета, а по
слепому указу судьбы. Ибо судьба, слепой случай, нелепая
случайность господствуют в тургеневском мире, как и в мире Томаса
Харди, но персонажи Тургенева покоряются этому с пассивным
смирением. Даже героический Базаров умирает безропотно, как
цветок в поле, молча, мужественно, но не протестуя.
Было бы неправильно утверждать, что после Отцов и детей
гений Тургенева стал угасать, но, во всяком случае, он перестал
развиваться. И что было особенно важно для его современников,
Тургенев потерял связь с русской жизнью и потому перестал иметь
значение как современный писатель, хотя навсегда остался
классиком. Его обращение к насущным вопросам дня в Дыме (1867) и
Нови (1876) только выявило яснее, что он потерял связь с новой
эпохой. Дым – самый плохо построенный из его романов; в нем
содержится прекрасная любовная история, которая нашпигована
разговорами, постоянно прерывающими ее течение; к персонажам
эти разговоры не имеют никакого отношения, это просто
диалогизированные журнальные статьи на тему о том, что вся
мыслящая и образованная Россия не более чем дым. Новь – полная
неудача, незамедлительно признанная таковой. Несмотря на то что
многое в ней написано в лучшей тургеневской манере (изображение
семьи аристократического бюрократа Сипягина принадлежит к его
лучшим сатирическим наброскам), роман в целом испорчен полным
незнанием положения в России и, как следствие этого, – совершенно
ложным представлением о проблемах, которым посвящен роман.
Изображение революционеров семидесятых годов здесь напоминает
рассказ о чужой стране человека, который никогда в ней не бывал.
Но, утратив способность писать для своего времени, Тургенев
сохранил творческий гений для создания изумительных рассказов о
любви, которые стали его главным вкладом во всемирную
литературу. Дым, если выстричь все разговоры, оказывается
прекрасной повестью, которая может выдержать сравнение с его
лучшими вещами пятидесятых годов, и таковы же Вешние воды
(1871). У них один и тот же сюжет: молодой человек любит чистую
прелестную девушку, но оставляет ее ради зрелой и похотливой
тридцатилетней женщины, любимой многими, для которой он лишь
игрушка мимолетной страсти. Образы Ирины (взрослой женщины в
Дыме) и Джеммы, итальянской девушки в Вешних водах,
принадлежат к самым прекрасным в Тургеневской галерее. Вешние
воды даны в форме воспоминания, и большинство других рассказов,
написанных в последний период, имеют местом действия
дореформенную Россию. Некоторые из них – чисто объективные
маленькие трагедии (как, например, одна из лучших Степной король
Лир, 1870); другие – отрывки воспоминаний, в какой-то мере
повторяющие темы и стиль Записок охотника. Есть и чисто автобио-
графические воспоминания, в том числе интересные рассказы о
