История русской литературы с древнейших времен по 1925 год. Том 1
История русской литературы с древнейших времен по 1925 год. Том 1 читать книгу онлайн
Дмитрий Петрович Святополк-Мирский История русской литературы с древнейших времен по 1925 год История русской литературы с древнейших времен по 1925 г.В 1925 г. впервые вышла в свет «История русской литературы», написанная по-английски. Автор — русский литературовед, литературный критик, публицист, князь Дмитрий Петрович Святополк-Мирский (1890—1939). С тех пор «История русской литературы» выдержала не одно издание, была переведена на многие европейские языки и до сих пор не утратила своей популярности. Что позволило автору составить подобный труд? Возможно, обучение на факультетах восточных языков и классической филологии Петербургского университета; или встречи на «Башне» Вячеслава Иванова, знакомство с плеядой «серебряного века» — О. Мандельштамом, М. Цветаевой, А. Ахматовой, Н. Гумилевым; или собственные поэтические пробы, в которых Н. Гумилев увидел «отточенные и полнозвучные строфы»; или чтение курса русской литературы в Королевском колледже Лондонского университета в 20-х годах... Несомненно одно: Мирский являлся не только почитателем, но и блестящим знатоком предмета своего исследования. Книга написана простым и ясным языком, блистательно переведена, и недаром скупой на похвалы Владимир Набоков считал ее лучшей историей русской литературы на любом языке, включая русский. Комментарии Понемногу издаются в России важнейшие труды литературоведов эмиграции. Вышла достойным тиражом (первое на русском языке издание 2001 года был напечатано в количестве 600 экз.) одна из главных книг «красного князя» Дмитрия Святополк-Мирского «История русской литературы». Судьба автора заслуживает отдельной книги. Породистый аристократ «из Рюриковичей», белый офицер и убежденный монархист, он в эмиграции вступил в английскую компартию, а вначале 30-х вернулся в СССР. Жизнь князя-репатрианта в «советском раю» продлилась недолго: в 37-м он был осужден как «враг народа» и сгинул в лагере где-то под Магаданом. Некоторые его работы уже переизданы в России. Особенность «Истории русской литературы» в том, что она писалась по-английски и для англоязычной аудитории. Это внятный, добротный, без цензурных пропусков курс отечественной словесности. Мирский не только рассказывает о писателях, но и предлагает собственные концепции развития литпроцесса (связь литературы и русской цивилизации и др.). Николай Акмейчук Русская литература, как и сама православная Русь, существует уже более тысячелетия. Но любознательному российскому читателю, пожелавшему пообстоятельней познакомиться с историей этой литературы во всей ее полноте, придется столкнуться с немалыми трудностями. Школьная программа ограничивается именами классиков, вузовские учебники как правило, охватывают только отдельные периоды этой истории. Многотомные академические издания советского периода рассчитаны на специалистов, да и «призма соцреализма» дает в них достаточно тенденциозную картину (с разделением авторов на прогрессивных и реакционных), ныне уже мало кому интересную. Таким образом, в России до последнего времени не существовало книг, дающих цельный и непредвзятый взгляд на указанный предмет и рассчитанных, вместе с тем, на массового читателя. Зарубежным любителям русской литературы повезло больше. Еще в 20-х годах XIX века в Лондоне вышел капитальный труд, состоящий из двух книг: «История русской литературы с древнейших времен до смерти Достоевского» и «Современная русская литература», написанный на английском языке и принадлежащий перу… известного русского литературоведа князя Дмитрия Петровича Святополка-Мирского. Под словом «современная» имелось в виду – по 1925 год включительно. Книги эти со временем разошлись по миру, были переведены на многие языки, но русский среди них не значился до 90-х годов прошлого века. Причиной тому – и необычная биография автора книги, да и само ее содержание. Литературоведческих трудов, дающих сравнительную оценку стилистики таких литераторов, как В.И.Ленин и Л.Д.Троцкий, еще недавно у нас публиковать было не принято, как не принято было критиковать великого Л.Толстого за «невыносимую абстрактность» образа Платона Каратаева в «Войне и мире». И вообще, «честный субъективизм» Д.Мирского (а по выражению Н. Эйдельмана, это и есть объективность) дает возможность читателю, с одной стороны, представить себе все многообразие жанров, течений и стилей русской литературы, все богатство имен, а с другой стороны – охватить это в едином контексте ее многовековой истории. По словам зарубежного биографа Мирского Джеральда Смита, «русская литература предстает на страницах Мирского без розового флера, со всеми зазубринами и случайными огрехами, и величия ей от этого не убавляется, оно лишь прирастает подлинностью». Там же приводится мнение об этой книге Владимира Набокова, известного своей исключительной скупостью на похвалы, как о «лучшей истории русской литературы на любом языке, включая русский». По мнению многих специалистов, она не утратила своей ценности и уникальной свежести по сей день. Дополнительный интерес к книге придает судьба ее автора. Она во многом отражает то, что произошло с русской литературой после 1925 года. Потомок древнего княжеского рода, родившийся в семье видного царского сановника в 1890 году, он был поэтом-символистом в период серебряного века, белогвардейцем во время гражданской войны, известным литературоведом и общественным деятелем послереволюционной русской эмиграции. Но живя в Англии, он увлекся социалистическим идеями, вступил в компартию и в переписку с М.Горьким, и по призыву последнего в 1932 году вернулся в Советский Союз. Какое-то время Мирский был обласкан властями и являлся желанным гостем тогдашних литературных и светских «тусовок» в качестве «красного князя», но после смерти Горького, разделил участь многих своих коллег, попав в 1937 году на Колыму, где и умер в 1939.«Когда-нибудь в будущем, может, даже в его собственной стране, – писал Джеральд Смит, – найдут способ почтить память Мирского достойным образом». Видимо, такое время пришло. Лучшим, самым достойным памятником Д.П.Мирскому служила и служит его превосходная книга. Нелли Закусина "Впервые для массового читателя – малоизвестный у нас (но высоко ценившийся специалистами, в частности, Набоковым) труд Д. П. Святополк-Мирского". Сергей Костырко. «Новый мир» «Поздней ласточкой, по сравнению с первыми "перестроечными", русского литературного зарубежья можно назвать "Историю литературы" Д. С.-Мирского, изданную щедрым на неожиданности издательством "Свиньин и сыновья"». Ефрем Подбельский. «Сибирские огни» "Текст читается запоем, по ходу чтения его без конца хочется цитировать вслух домашним и конспектировать не для того, чтобы запомнить, многие пассажи запоминаются сами, как талантливые стихи, но для того, чтобы еще и еще полюбоваться умными и сочными авторскими определениями и характеристиками". В. Н. Распопин. Сайт «Book-о-лики» "Это внятный, добротный, без цензурных пропусков курс отечественной словесности. Мирский не только рассказывает о писателях, но и предлагает собственные концепции развития литпроцесса (связь литературы и русской цивилизации и др.)". Николай Акмейчук. «Книжное обозрение» "Книга, издававшаяся в Англии, написана князем Святополк-Мирским. Вот она – перед вами. Если вы хотя бы немного интересуетесь русской литературой – лучшего чтения вам не найти!" Обзор. «Книжная витрина» "Одно из самых замечательных переводных изданий последнего времени". Обзор. Журнал «Знамя» Источник: http://www.isvis.ru/mirskiy_book.htm === Дмитрий Петрович Святополк-Мирский (1890-1939) ===
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
основном драматургов. Дружба Аксакова с Шишковым была
выражением его глубокой привязанности ко всему русскому, не
запятнанному космополитизмом. Эта его сторона еще усилилась под
влиянием жены. Дом их стал для московского общества оплотом
чистого «руссианизма». Когда началось славянофильское движение,
оно, естественно, встретило в этой семье полную поддержку. Два
сына Аксакова, Константин и Иван, стали вождями славянофильства.
В 1832 г. Аксаков познакомился с Гоголем и признал в нем то, чего не
видел ни в Пушкине, ни в ком другом – чисто русского гения. Дом
Аксаковых стал храмом гоголевского культа, а сам Аксаков – его
верховным жрецом.
В 1830 г. Аксаков оставил службу и повел приятную жизнь
московского дворянина со средствами, продолжая поддерживать
близкие связи со славянофильскими философскими кружками. В Го-
голе он в конце концов глубоко разочаровался. Горькое личное
чувство выражено в его письмах к бывшему идолу, написанных после
1846 г. Тем не менее пробудил Аксакова для литературной
деятельности именно Гоголь и никто другой.
Аксаков пробовал себя в литературе с самого детства. Но
националисты и консерваторы того времени (до 1830 г.) не могли
научить его в области литературной формы ничему, кроме француз -
ского классицизма, а как раз классицизм в своих высоких жанрах был
особенно противопоказан антиурбанистическому мировоззрению
Аксакова. Во всех своих переводах, переложениях и опытах, в
которых он с 1810 по 1830 гг. платил дань школе Буало, Аксаков не
более чем посредственный дилетант. Дух Гоголя, в сущности, был
Аксакову так же далек, как дух Расина или Хераскова, но именно
Гоголь открыл ему возможность нового отношения к реальности,
непредвиденного классицистами, – возможность видеть жизнь такой,
какая она есть, и пользоваться всем жизненным материалом, не
втискивая его в классические формы. Конечно, эта истина могла
открыться Аксакову иначе, не через Гоголя, который есть нечто
гораздо большее, но так уж случилось, что именно гоголевское
искусство сорвало пелену стилизации с глаз Аксакова. Первым его
опытом в новом, реалистическом роде был маленький описательный
рассказ Буран, напечатанный в 1834 г., явно незрелый и
экспериментальный. Около 1840 г. Аксаков, по настоянию Гоголя,
начал писать Семейную хронику; большие отрывки оттуда появились
без подписи в 1846 г. в славянофильском альманахе. В последующие
годы Аксаков опубликовал несколько книг об охоте и рыбной ловле в
своей родной Оренбургской губернии. Записки об уженье рыбы
(1847) были первой его книгой. За ней последовали Записки
ружейного охотника Оренбургской губернии (1852). Эти книги, в
которых ясно, просто, безыскусно и необыкновенно живо описана
неодушевленная и одушевленная природа, были приняты с
восторгом. Тургенев написал на них восторженную рецензию, а
Гоголь написал автору: «Ваши птицы и рыбы живее моих мужчин и
женщин». Когда в 1856 г. появилась Семейная хроника (вместе с
Воспоминаниями), Аксаков был признан самыми влиятельными
критиками самым выдающимся из ныне живущих писателей – и стал
писать. В 1858 г. он издал Детские годы Багрова-внука. За последние
десять лет жизни он написал большую часть собрания своих
сочинений. В 1858 г. он заболел, но и прикованный к постели
продолжал работать. Умер он 30 апреля 1859 г.; перед смертью он
писал повесть Наташа, в которой должна была быть рассказана
история его младшей сестры.
Основная черта творчества Аксакова – объективность. Искусство
его не аналитично. Даже когда он анализирует себя, как в Детских
годах, его анализ объективен. Его не тревожат никакие активные
желания, кроме, разве что, желания вновь обрести потерянное
время – « retrouver le temps perdu». Прустовская фраза здесь уместна,
потому что чувствительность Аксакова, как ни странно, поразительно
напоминает чувствительность французского романиста; разница в
том, что Аксаков был настолько же здоров и нормален, насколько
Пруст был извращен и патологичен; вместо душной атмосферы
никогда не проветривавшейся квартиры на бульваре Осман, в книгах
Аксакова веет вольный степной ветер. Как и Пруст, Аксаков весь –
пять чувств. В его творчестве нет ничего, quod поп fuerit in
sensibus, – что сперва не прошло бы через ощущения. Стиль его так
прозрачен, что его как бы и нет совсем. Его не замечаешь, ибо он
совершенно адекватен тому, что выражает. Более того, он обладает
прекрасной русской чистотой, благородством и неподдельным
изяществом, почему и может быть признан лучшей, образцовой
русской прозой. Есть у этого стиля и свой дефект, и этот дефект –
оборотная сторона его достоинств: некая безмятежность, излишняя
мягкость, отсутствие разреженного, «демонического» горного
воздуха поэзии. Он из земли перстный; воздух, которым тут дышишь,
свежий, чистый воздух, но это воздух нижних слоев атмосферы, края,
где нет гор. Вот почему, при всех его достоинствах, Аксаков
второстепенен по сравнению с Лермонтовым.
Самая характерная, самая аксаковская из аксаковских книг – это,
бесспорно, Детские годы Багрова-внука. Именно тут больше всего
проявились его прустовские черты, именно тут очевидна равнинность
его мира. В Детских годах нет происшествий. Это история мирного,
бессобытийного детства, удивляющего только необыкновенной
чувствительностью ребенка, которой способствует необыкновенно
сочувственное воспитание. Больше всего оттуда запоминаются,
пожалуй, картины природы, например, прекрасное описание прихода
весны в степь. Многие читатели, предпочитающие каждодневности
происшествия, рутине – исключительное, находят Детские годы
скучными. Но если обычная жизнь, не перебиваемая необычайными
происшествиями, является для литературы законным предметом
изображения, то Аксаков в Детских годах создал шедевр
повествовательного реализма. Ближе, чем кто-либо из русских
писателей, даже ближе, чем Толстой в Войне и мире, он подошел к
современному, постепенному, непрерывному изображению жизни,
столь отличному от ее драматического, событийного изображения,
обычного у прежних романистов.
Семейная хроника более занимательна и не строится
исключительно вокруг одного героя. В ней больше событий, и, так
как это история дедов и родителей автора еще до его рождения, там,
естественно, отсутствует самоанализ. Она поразительно, необычайно
объективна. История крупного крепостника, одного из первых
поселенцев, картины золотого века крепостничества при Екатерине
написаны без гнева и без восторга. Они настолько бесстрастны, что
могли бы быть использованы социалистами как оружие против
русского дворянства, а консерваторами – для его защиты. Сельская
жизнь России, особенно в малонаселенных пограничных областях,
сильно напоминала средневековые или даже патриархальные
времена. Над помещиком был только Бог, с кем он себя чувствовал в
полном согласии, и царь, утвердивший его власть и для которого он
был практически недосягаем. Эти условия создали людей библейских
масштабов. Степан Михайлович Багров – патриарх, сильный,
справедливый, добрый, щедрый, бесстрашный, но знающий твердо
свои права и пользующийся ими без всяких сантиментов. Другой тип
землевладельца изображен в лице злого помещика Куролесова,
который женится на багровской кузине и которого Багров в конце
концов возвращает на праведный путь. В последней части книги
