История русской литературы с древнейших времен по 1925 год. Том 1
История русской литературы с древнейших времен по 1925 год. Том 1 читать книгу онлайн
Дмитрий Петрович Святополк-Мирский История русской литературы с древнейших времен по 1925 год История русской литературы с древнейших времен по 1925 г.В 1925 г. впервые вышла в свет «История русской литературы», написанная по-английски. Автор — русский литературовед, литературный критик, публицист, князь Дмитрий Петрович Святополк-Мирский (1890—1939). С тех пор «История русской литературы» выдержала не одно издание, была переведена на многие европейские языки и до сих пор не утратила своей популярности. Что позволило автору составить подобный труд? Возможно, обучение на факультетах восточных языков и классической филологии Петербургского университета; или встречи на «Башне» Вячеслава Иванова, знакомство с плеядой «серебряного века» — О. Мандельштамом, М. Цветаевой, А. Ахматовой, Н. Гумилевым; или собственные поэтические пробы, в которых Н. Гумилев увидел «отточенные и полнозвучные строфы»; или чтение курса русской литературы в Королевском колледже Лондонского университета в 20-х годах... Несомненно одно: Мирский являлся не только почитателем, но и блестящим знатоком предмета своего исследования. Книга написана простым и ясным языком, блистательно переведена, и недаром скупой на похвалы Владимир Набоков считал ее лучшей историей русской литературы на любом языке, включая русский. Комментарии Понемногу издаются в России важнейшие труды литературоведов эмиграции. Вышла достойным тиражом (первое на русском языке издание 2001 года был напечатано в количестве 600 экз.) одна из главных книг «красного князя» Дмитрия Святополк-Мирского «История русской литературы». Судьба автора заслуживает отдельной книги. Породистый аристократ «из Рюриковичей», белый офицер и убежденный монархист, он в эмиграции вступил в английскую компартию, а вначале 30-х вернулся в СССР. Жизнь князя-репатрианта в «советском раю» продлилась недолго: в 37-м он был осужден как «враг народа» и сгинул в лагере где-то под Магаданом. Некоторые его работы уже переизданы в России. Особенность «Истории русской литературы» в том, что она писалась по-английски и для англоязычной аудитории. Это внятный, добротный, без цензурных пропусков курс отечественной словесности. Мирский не только рассказывает о писателях, но и предлагает собственные концепции развития литпроцесса (связь литературы и русской цивилизации и др.). Николай Акмейчук Русская литература, как и сама православная Русь, существует уже более тысячелетия. Но любознательному российскому читателю, пожелавшему пообстоятельней познакомиться с историей этой литературы во всей ее полноте, придется столкнуться с немалыми трудностями. Школьная программа ограничивается именами классиков, вузовские учебники как правило, охватывают только отдельные периоды этой истории. Многотомные академические издания советского периода рассчитаны на специалистов, да и «призма соцреализма» дает в них достаточно тенденциозную картину (с разделением авторов на прогрессивных и реакционных), ныне уже мало кому интересную. Таким образом, в России до последнего времени не существовало книг, дающих цельный и непредвзятый взгляд на указанный предмет и рассчитанных, вместе с тем, на массового читателя. Зарубежным любителям русской литературы повезло больше. Еще в 20-х годах XIX века в Лондоне вышел капитальный труд, состоящий из двух книг: «История русской литературы с древнейших времен до смерти Достоевского» и «Современная русская литература», написанный на английском языке и принадлежащий перу… известного русского литературоведа князя Дмитрия Петровича Святополка-Мирского. Под словом «современная» имелось в виду – по 1925 год включительно. Книги эти со временем разошлись по миру, были переведены на многие языки, но русский среди них не значился до 90-х годов прошлого века. Причиной тому – и необычная биография автора книги, да и само ее содержание. Литературоведческих трудов, дающих сравнительную оценку стилистики таких литераторов, как В.И.Ленин и Л.Д.Троцкий, еще недавно у нас публиковать было не принято, как не принято было критиковать великого Л.Толстого за «невыносимую абстрактность» образа Платона Каратаева в «Войне и мире». И вообще, «честный субъективизм» Д.Мирского (а по выражению Н. Эйдельмана, это и есть объективность) дает возможность читателю, с одной стороны, представить себе все многообразие жанров, течений и стилей русской литературы, все богатство имен, а с другой стороны – охватить это в едином контексте ее многовековой истории. По словам зарубежного биографа Мирского Джеральда Смита, «русская литература предстает на страницах Мирского без розового флера, со всеми зазубринами и случайными огрехами, и величия ей от этого не убавляется, оно лишь прирастает подлинностью». Там же приводится мнение об этой книге Владимира Набокова, известного своей исключительной скупостью на похвалы, как о «лучшей истории русской литературы на любом языке, включая русский». По мнению многих специалистов, она не утратила своей ценности и уникальной свежести по сей день. Дополнительный интерес к книге придает судьба ее автора. Она во многом отражает то, что произошло с русской литературой после 1925 года. Потомок древнего княжеского рода, родившийся в семье видного царского сановника в 1890 году, он был поэтом-символистом в период серебряного века, белогвардейцем во время гражданской войны, известным литературоведом и общественным деятелем послереволюционной русской эмиграции. Но живя в Англии, он увлекся социалистическим идеями, вступил в компартию и в переписку с М.Горьким, и по призыву последнего в 1932 году вернулся в Советский Союз. Какое-то время Мирский был обласкан властями и являлся желанным гостем тогдашних литературных и светских «тусовок» в качестве «красного князя», но после смерти Горького, разделил участь многих своих коллег, попав в 1937 году на Колыму, где и умер в 1939.«Когда-нибудь в будущем, может, даже в его собственной стране, – писал Джеральд Смит, – найдут способ почтить память Мирского достойным образом». Видимо, такое время пришло. Лучшим, самым достойным памятником Д.П.Мирскому служила и служит его превосходная книга. Нелли Закусина "Впервые для массового читателя – малоизвестный у нас (но высоко ценившийся специалистами, в частности, Набоковым) труд Д. П. Святополк-Мирского". Сергей Костырко. «Новый мир» «Поздней ласточкой, по сравнению с первыми "перестроечными", русского литературного зарубежья можно назвать "Историю литературы" Д. С.-Мирского, изданную щедрым на неожиданности издательством "Свиньин и сыновья"». Ефрем Подбельский. «Сибирские огни» "Текст читается запоем, по ходу чтения его без конца хочется цитировать вслух домашним и конспектировать не для того, чтобы запомнить, многие пассажи запоминаются сами, как талантливые стихи, но для того, чтобы еще и еще полюбоваться умными и сочными авторскими определениями и характеристиками". В. Н. Распопин. Сайт «Book-о-лики» "Это внятный, добротный, без цензурных пропусков курс отечественной словесности. Мирский не только рассказывает о писателях, но и предлагает собственные концепции развития литпроцесса (связь литературы и русской цивилизации и др.)". Николай Акмейчук. «Книжное обозрение» "Книга, издававшаяся в Англии, написана князем Святополк-Мирским. Вот она – перед вами. Если вы хотя бы немного интересуетесь русской литературой – лучшего чтения вам не найти!" Обзор. «Книжная витрина» "Одно из самых замечательных переводных изданий последнего времени". Обзор. Журнал «Знамя» Источник: http://www.isvis.ru/mirskiy_book.htm === Дмитрий Петрович Святополк-Мирский (1890-1939) ===
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
памятник конструктивного воображения.
Как теолог Хомяков гораздо значительнее. Его учение изложено в
ряде работ, главные из которых – статья об идее Церкви и переписка
с английским священником Вильямом Пальмером. Главной идеей
Хомякова была идея свободы, естественной, ненасильственной любви
человека к Богу и естественного приятия Божеского закона не как
закона, а как свободы. В теории Хомяков был противником как
католичества, так и протестантизма, но католичество он критиковал
значительно чаще. Как и все славянофилы, он резко предпочитал
протестантские нации Европы католическим. Особенно ему
нравились Англия и англиканская церковь. Но Англия, которая ему
нравилась, была традиционной Англией тори, а не прогрессивной
Англией вигов. В ней, в консервативной Англии, в ее пренебрежении
писаными законами, в ее верности обычаям и негласной
договоренности он узнавал свой идеал консервативного анархизма.
Теология Хомякова не встретила поддержки у официальной
Церкви и до 1879 г. его богословские труды даже не разрешалось
публиковать. Но вся православная мысль с того времени пошла за
ним, и сегодня он фактически (хоть и не официально) почитается
доктором богословия.
Как прозаик Хомяков замечателен ясностью, богатством и
прекрасной свободой своего языка, свободного от галлицизмов
карамзинско-пушкинской школы, как и от неряшества и вульгарности
более поздних журналистов XIX века. Место Хомякова в
нехудожественной прозе примерно такое же, как место Аксакова в
прозе художественной.
К Хомякову примыкают два замечательнейших старых
славянофила – братья Киреевские, Иван (1806–1856) и Петр (1808–
1856). Их мать, во втором браке Елагина, была хозяйкой одного из
самых знаменитых салонов Москвы. Оба брата отличались высокой
культурой и высокой нравственностью. Петр, пожалуй, не относится
к истории литературы, ибо немногие его статьи не имели особого
значения. Но он был, можно сказать, хранителем священного огня
славянофильской религии. Его культ России и русского народа был
исключительной, фанатической, всепоглощающей страстью, не
оставляющей места для других чувств. Немалую часть своей жизни
он провел в скитаниях по России, собирая народные песни. Он
собрал таким образом обширную коллекцию, которая осталась в
значительной мере неопубликованной.
Иван был более литератором, чем Петр, но его литературная
карьера была искалечена и разрушена. Критические статьи,
опубликованные им в конце двадцатых годов, выдвинули его в число
лучших критиков в России. В 1832 г. он затеял большой
литературный журнал Европеец, который почти сразу же был за-
прещен. После этого Иван Киреевский много лет ничего не писал.
Частично под влиянием своего брата Петра и Хомякова он из
шеллингианца стал славянофилом и православным церковником.
В 1845 г. он стал было редактором погодинского Москвитянина, но
не поладил с Погодиным и ушел оттуда в том же году. В 1852 г. он
снова опубликовал статью в чисто славянофильском сборнике, из-за
которой сборник был немедленно запрещен.
Киреевский был замечательным мастером стиля, который в
отличие от хомяковского близок к стилю Карамзина и Пушкина. Он
был первым русским мыслителем-мирянином, который восстановил
давно утраченную связь с глубочайшими и самыми живыми
мистическими течениями в православной Церкви, и в этом смысле он
вместе с Хомяковым является первоисточником всей современной
православной культуры.
14. БЕЛИНСКИЙ
Движение западников оформилось около 1840 г., когда
философы-идеалисты из кружка Станкевича и идеалисты-социалисты
из кружка Герцена объединились в одно движение, оппозиционное
как по отношению к официальной России, так и к славянофильству.
Мне придется в последующих главах так много говорить о каждом из
этих западников, что будет излишним давать тут общую
характеристику движения. В общих чертах о них можно сказать, что
они верили в прогресс на европейский манер. Они были
антиклерикалами, а в политике либералами или социалистами.
Вождями этих кружков в тридцатые годы были Тимофей
Грановский (1813–1855), с 1839 г. профессор истории Московского
университета, блестящий лектор и изящный писатель, но не
оригинальный ученый; Герцен, чьи сочинения в основном
принадлежат к последующему периоду, и важнейший из всех –
Белинский.
Виссарион Григорьевич Белинский родился в 1810 г., в бедной
семье военного лекаря. Как большинство интеллигентов плебейского
происхождения, он не сохранил благодарных воспоминаний о
детских и школьных годах в маленьком захолустном городке Чембар
(Пензенской губернии). В 1829 г. он поступил в Московский
университет и вскоре подружился со Станкевичем и другими
молодыми идеалистами. Через три года он был исключен из
университета и так никогда его и не закончил. Образование он
получил не столько в результате регулярных занятий, сколько от
запойного чтения и общения с другими студентами. Из иностранных
языков он знал только французский, да и тот не слишком хорошо.
Немецкие и английские книги он мог читать только в переводах.
В области философии (что было очень важно в московских кружках
того времени) он был целиком зависим от своих более образованных
друзей. После университета Белинский занялся журнальной работой
и вскоре стал сотрудником надеждинского Телескопа. Там в 1834 г. он
опубликовал свою первую значительную статью – знаменитые
Литературные мечтания, – которую можно считать началом
журнализма русской интеллигенции. В ней и в других
опубликованных в Телескопе статьях Белинский с самого начала
проявил свой воинственный и восторженный темперамент, который
заслужил ему прозвище «неистового Виссариона». Статьи его
дышали юношеской непочтительностью ко всему старому и
почтенному в русской литературе и таким же юношеским
энтузиазмом к новым идеям идеализма и творческим силам молодого
поколения. Вскоре он стал пугалом консерваторов и лидером
молодых.
В 1836 г. Телескоп был закрыт и Белинский остался без
постоянной работы. Сначала он стал репетитором и написал русскую
грамматику. Затем он некоторое время был редактором Московского
наблюдателя, журнала, который его друг и (в то время) философский
авторитет Бакунин приобрел у Погодина. Но ни Бакунин, ни Белин-
ский не были дельцами, и предприятие не удалось. Наконец в 1839 г.
Белинский был приглашен Краевским в Отечественные Записки на
должность главного критика. Белинский переехал в Петербург. И хотя
Краевский нещадно его эксплуатировал и очень мало ему платил,
Белинский все-таки был спасен от полной нищеты.
Во время своей работы у Надеждина Белинский вдохновлялся
романтическим идеализмом Шеллинга, его высокими
представлениями о поэтическом и художественном творчестве. Потом
Бакунин увлек его моральным идеализмом Фихте, позже и Гегелем. B
Петербург он приехал совершенным гегельянцем. Первые его статьи
в журнале Краевского привели в ужас читателей неожиданным
восторженным консерватизмом и «официальным национализмом».
Читатели ничего не знали о скрытой логике философской эволюции
критика, о том, что теперь он живет согласно знаменитой гегелевской
формуле: «Все действительное разумно». Эта формула привела
Белинского (который никогда не останавливался на полпути) к
выводу, что существующие социальный порядок и политический
режим разумны. Но для Белинского это «консервативное
гегельянство» было, однако, только переходной стадией, и к 1841
