История русской литературы с древнейших времен по 1925 год. Том 1
История русской литературы с древнейших времен по 1925 год. Том 1 читать книгу онлайн
Дмитрий Петрович Святополк-Мирский История русской литературы с древнейших времен по 1925 год История русской литературы с древнейших времен по 1925 г.В 1925 г. впервые вышла в свет «История русской литературы», написанная по-английски. Автор — русский литературовед, литературный критик, публицист, князь Дмитрий Петрович Святополк-Мирский (1890—1939). С тех пор «История русской литературы» выдержала не одно издание, была переведена на многие европейские языки и до сих пор не утратила своей популярности. Что позволило автору составить подобный труд? Возможно, обучение на факультетах восточных языков и классической филологии Петербургского университета; или встречи на «Башне» Вячеслава Иванова, знакомство с плеядой «серебряного века» — О. Мандельштамом, М. Цветаевой, А. Ахматовой, Н. Гумилевым; или собственные поэтические пробы, в которых Н. Гумилев увидел «отточенные и полнозвучные строфы»; или чтение курса русской литературы в Королевском колледже Лондонского университета в 20-х годах... Несомненно одно: Мирский являлся не только почитателем, но и блестящим знатоком предмета своего исследования. Книга написана простым и ясным языком, блистательно переведена, и недаром скупой на похвалы Владимир Набоков считал ее лучшей историей русской литературы на любом языке, включая русский. Комментарии Понемногу издаются в России важнейшие труды литературоведов эмиграции. Вышла достойным тиражом (первое на русском языке издание 2001 года был напечатано в количестве 600 экз.) одна из главных книг «красного князя» Дмитрия Святополк-Мирского «История русской литературы». Судьба автора заслуживает отдельной книги. Породистый аристократ «из Рюриковичей», белый офицер и убежденный монархист, он в эмиграции вступил в английскую компартию, а вначале 30-х вернулся в СССР. Жизнь князя-репатрианта в «советском раю» продлилась недолго: в 37-м он был осужден как «враг народа» и сгинул в лагере где-то под Магаданом. Некоторые его работы уже переизданы в России. Особенность «Истории русской литературы» в том, что она писалась по-английски и для англоязычной аудитории. Это внятный, добротный, без цензурных пропусков курс отечественной словесности. Мирский не только рассказывает о писателях, но и предлагает собственные концепции развития литпроцесса (связь литературы и русской цивилизации и др.). Николай Акмейчук Русская литература, как и сама православная Русь, существует уже более тысячелетия. Но любознательному российскому читателю, пожелавшему пообстоятельней познакомиться с историей этой литературы во всей ее полноте, придется столкнуться с немалыми трудностями. Школьная программа ограничивается именами классиков, вузовские учебники как правило, охватывают только отдельные периоды этой истории. Многотомные академические издания советского периода рассчитаны на специалистов, да и «призма соцреализма» дает в них достаточно тенденциозную картину (с разделением авторов на прогрессивных и реакционных), ныне уже мало кому интересную. Таким образом, в России до последнего времени не существовало книг, дающих цельный и непредвзятый взгляд на указанный предмет и рассчитанных, вместе с тем, на массового читателя. Зарубежным любителям русской литературы повезло больше. Еще в 20-х годах XIX века в Лондоне вышел капитальный труд, состоящий из двух книг: «История русской литературы с древнейших времен до смерти Достоевского» и «Современная русская литература», написанный на английском языке и принадлежащий перу… известного русского литературоведа князя Дмитрия Петровича Святополка-Мирского. Под словом «современная» имелось в виду – по 1925 год включительно. Книги эти со временем разошлись по миру, были переведены на многие языки, но русский среди них не значился до 90-х годов прошлого века. Причиной тому – и необычная биография автора книги, да и само ее содержание. Литературоведческих трудов, дающих сравнительную оценку стилистики таких литераторов, как В.И.Ленин и Л.Д.Троцкий, еще недавно у нас публиковать было не принято, как не принято было критиковать великого Л.Толстого за «невыносимую абстрактность» образа Платона Каратаева в «Войне и мире». И вообще, «честный субъективизм» Д.Мирского (а по выражению Н. Эйдельмана, это и есть объективность) дает возможность читателю, с одной стороны, представить себе все многообразие жанров, течений и стилей русской литературы, все богатство имен, а с другой стороны – охватить это в едином контексте ее многовековой истории. По словам зарубежного биографа Мирского Джеральда Смита, «русская литература предстает на страницах Мирского без розового флера, со всеми зазубринами и случайными огрехами, и величия ей от этого не убавляется, оно лишь прирастает подлинностью». Там же приводится мнение об этой книге Владимира Набокова, известного своей исключительной скупостью на похвалы, как о «лучшей истории русской литературы на любом языке, включая русский». По мнению многих специалистов, она не утратила своей ценности и уникальной свежести по сей день. Дополнительный интерес к книге придает судьба ее автора. Она во многом отражает то, что произошло с русской литературой после 1925 года. Потомок древнего княжеского рода, родившийся в семье видного царского сановника в 1890 году, он был поэтом-символистом в период серебряного века, белогвардейцем во время гражданской войны, известным литературоведом и общественным деятелем послереволюционной русской эмиграции. Но живя в Англии, он увлекся социалистическим идеями, вступил в компартию и в переписку с М.Горьким, и по призыву последнего в 1932 году вернулся в Советский Союз. Какое-то время Мирский был обласкан властями и являлся желанным гостем тогдашних литературных и светских «тусовок» в качестве «красного князя», но после смерти Горького, разделил участь многих своих коллег, попав в 1937 году на Колыму, где и умер в 1939.«Когда-нибудь в будущем, может, даже в его собственной стране, – писал Джеральд Смит, – найдут способ почтить память Мирского достойным образом». Видимо, такое время пришло. Лучшим, самым достойным памятником Д.П.Мирскому служила и служит его превосходная книга. Нелли Закусина "Впервые для массового читателя – малоизвестный у нас (но высоко ценившийся специалистами, в частности, Набоковым) труд Д. П. Святополк-Мирского". Сергей Костырко. «Новый мир» «Поздней ласточкой, по сравнению с первыми "перестроечными", русского литературного зарубежья можно назвать "Историю литературы" Д. С.-Мирского, изданную щедрым на неожиданности издательством "Свиньин и сыновья"». Ефрем Подбельский. «Сибирские огни» "Текст читается запоем, по ходу чтения его без конца хочется цитировать вслух домашним и конспектировать не для того, чтобы запомнить, многие пассажи запоминаются сами, как талантливые стихи, но для того, чтобы еще и еще полюбоваться умными и сочными авторскими определениями и характеристиками". В. Н. Распопин. Сайт «Book-о-лики» "Это внятный, добротный, без цензурных пропусков курс отечественной словесности. Мирский не только рассказывает о писателях, но и предлагает собственные концепции развития литпроцесса (связь литературы и русской цивилизации и др.)". Николай Акмейчук. «Книжное обозрение» "Книга, издававшаяся в Англии, написана князем Святополк-Мирским. Вот она – перед вами. Если вы хотя бы немного интересуетесь русской литературой – лучшего чтения вам не найти!" Обзор. «Книжная витрина» "Одно из самых замечательных переводных изданий последнего времени". Обзор. Журнал «Знамя» Источник: http://www.isvis.ru/mirskiy_book.htm === Дмитрий Петрович Святополк-Мирский (1890-1939) ===
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
господствует над действием. Это просто смешно, хотя и на
фрейдистской основе (все тот же «комплекс импотенции», что и в
Шпоньке). Характеры и диалог великолепны. Тут Гоголь, не
связанный идейными задачами, дал полную волю своему гротескному
воображению, своему имитационному дару и в комизме превзошел
самого себя. Последняя пьеса, Игроки, ниже обеих великих комедий.
Это неприятная пьеса, населенная негодяями, которые ничуть не
смешны, и, хотя конструкция тут выдержана, пьеса суха, и ей не
хватает богатств настоящего Гоголя.
На сцене, как и в художественной прозе, Гоголь – и в этом его
историческая роль – был проводником реализма. Тут и там он был
открывателем дверей, тем, кто вводит доселе запрещенный материал.
В особенности Женитьба, с ее широкой и оригинальной трактовкой
купеческих нравов, оказала большое влияние на Островского. Обе
эти комедии (как и Горе от ума) стали величайшими триумфами
реалистической игры Михаила Щепкина.
9. ПРОЗА ЛЕРМОНТОВА
Лермонтов начал писать прозу очень рано. За три года, с
пятнадцати до восемнадцати лет, он написал три пьесы в прозе,
которые находятся на таком же низком уровне, как его ранние стихи.
Их риторический стиль идет от шиллеровских Разбойников, и там
фигурируют жестокие страсти и мелодраматические ситуации.
Примечательны в них несколько сильных реалистических сцен, где
показаны злоупотребления деспотизма по отношению к крепостным.
В 1835 г. Лермонтов снова обратился к драматической форме и
написал, размером Горя от ума, мелодраму Маскарад. Хотя яркий
риторический стих, которым написана пьеса, много лучше прозы его
ранних драм, других достоинств пьеса не имеет, являясь, как и они,
напыщенной мелодрамой с нереальными персонажами.
Первые опыты Лермонтова в художественной прозе также
относятся к его догусарской жизни. Это оставшийся незаконченным
роман о Пугачевском восстании, героем которого сделан мрачный
байронический мститель, в стиле французской «неистовой
словесности»; пронзительная риторика иногда перемежается грубо-
реалистическими сценами. Вторая попытка – роман о петербургском
обществе – Княгиня Лиговская, над которым он работал в 1835–
1836 гг. вместе со своим другом Святославом Раевским и который
тоже не был закончен. В нем уже много черт великого романа
Лермонтова Герой нашего времени, и его главный персонаж – первый
набросок Печорина.
В 1837–1839 гг. творческая эволюция Лермонтова шла в двух
направлениях: с одной стороны, он освобождался от субъективных
наваждений своих ранних лет, с другой стороны, вырабатывал новую,
безличную, объективную и реалистическую манеру. Поэтому одни и
те же кавказские впечатления 1839 г. отразились в Демоне и Мцыри –
и в противостоящем им Герое нашего времени.
Герой нашего времени, роман в пяти повестях, появился в 1840 г.
Он имел большой и немедленный успех, и второе издание (с
примечательным предисловием, в котором Лермонтов издевается над
своими читателями за то, что они поверили, будто Печорин – сам
автор) вышло еще до смерти Лермонтова, в 1841 г. Этот роман – одно
из тех произведений, в оценке которых русские с иностранцами
особенно расходятся. Русская критика единодушно ставит Героя
чрезвычайно высоко и почти единодушно придает ему большее
значение, чем лермонтовскому поэтическому творчеству. За границей
роман не вызвал восторга, потому же, почему западные люди не
сумели оценить по достоинству Пушкина: Лермонтов слишком
европеец, слишком общечеловечен, недостаточно «русский», чтобы
удовлетворить требующий остренького вкус романских и
англосаксонских русопатов. С другой стороны, совершенство его
стиля и повествовательной манеры, скорее отрицательное, чем
положительное, может быть оценено только теми, кто знает русский
язык по-настоящему, чувствует тончайшие оттенки слова и понимает
так же хорошо то, что пропущено, как и то, что вошло в текст. Проза
Лермонтова – лучшая существующая русская проза, если мерить не
богатством, а совершенством. Она прозрачна, ибо абсолютно
адекватна содержанию, никогда не перекрывая его и не давая ему
себя перекрыть. От пушкинской она отличается своей абсолютной
свободой и отсутствием принужденности, всегда наличествующей в
прозе величайшего нашего поэта.
Роман состоит из пяти повестей. Первая ( Бэла) рассказывает о
встрече рассказчика по дороге из Тифлиса во Владикавказ с
кавказским ветераном капитаном Максим Максимычем. Максим
Максимыч рассказывает историю Печорина, который некоторое
время служил под его началом в пограничной крепости, и его
любовной связи с кавказской девушкой. Во второй повести
рассказчик встречается с самим Печориным, потом ему в руки
попадает журнал Печорина (т. е. его дневник). Остальные три
повести – выдержки из этого журнала. Первая – Тамань – повествует
о приключении, которое Печорин пережил по милости
контрабандистов в городе под этим названием; пожалуй, это шедевр
русской художественной прозы. Так, во всяком случае, считал Чехов,
который многим в своем методе обязан атмосфере этой повести.
Далее следует Княжна Мэри, самая длинная из повестей, которая
сама по себе представляет короткий роман. Это дневник Печорина на
Кавказских водах. Он аналитичен, многие записи Печорина
посвящены самоанализу и написаны афористичным стилем,
характерным для французских моралистов и близким к Стендалю. По
конструкции повесть тонко пародирует Евгения Онегина. Последняя
из повестей – Фаталист, где Печорин только рассказчик и не играет
никакой роли. Это укрупненный анекдот, сродни повестям Пушкина.
Печорин, герой романа, – сильный молчаливый человек с
поэтической душой, который из благородной скромности и
глубочайшего презрения к стаду, особенно аристократическому,
носит маску сноба и наглеца. Он способен на благородные и
искренние страсти, но жизнь лишила его возможности их проявлять,
и его опустошенное сердце похоже на потухший вулкан. Печорин
имел не только большое литературное, но и огромное социальное
влияние, ему подражали не только в литературе, но и в жизни. Для
нас некоторая оперность Печорина искупается волшебной
атмосферой романа, поднимающей его над возможностью показаться
смешным или второразрядным. Определить эту атмосферу трудно.
Она отличается какой-то особенной тонкостью, утонченностью,
одновременно иронической, трагической и призрачной. Гете назвал
бы ее «даймонической». На эту стоящую за романом призрачность
нет даже намека, но она бесспорно существует и придает ему то
благородство, которое (несмотря на полную свободу от греха
поэтичности) поднимает этот роман над уровнем обычной
художественной прозы. Тонкая, разреженная атмосфера в соединении
с совершенством словесной и повествовательной формы заставляет
людей, ни в коем случае не склонных ни к экст равагантности, ни к
парадоксам, утверждать, что Герой нашего времени величайший
русский роман, ставя его, таким образом, выше Войны и мира.
Другая замечательная черта романа, имевшая огромное влияние
на ближайшее будущее, – образ Максим Максимыча, линейного
капитана, ветерана, простого, скромного и непритязательного героя
долга, доброго и здравомыслящего, который стал одним из
величайших созданий русского реализма. Это связующее звено
между пушкинским капитаном Мироновым и толстовскими
скромными героями – армейскими офицерами, и, без сомнения, в
