История русской литературы с древнейших времен по 1925 год. Том 1
История русской литературы с древнейших времен по 1925 год. Том 1 читать книгу онлайн
Дмитрий Петрович Святополк-Мирский История русской литературы с древнейших времен по 1925 год История русской литературы с древнейших времен по 1925 г.В 1925 г. впервые вышла в свет «История русской литературы», написанная по-английски. Автор — русский литературовед, литературный критик, публицист, князь Дмитрий Петрович Святополк-Мирский (1890—1939). С тех пор «История русской литературы» выдержала не одно издание, была переведена на многие европейские языки и до сих пор не утратила своей популярности. Что позволило автору составить подобный труд? Возможно, обучение на факультетах восточных языков и классической филологии Петербургского университета; или встречи на «Башне» Вячеслава Иванова, знакомство с плеядой «серебряного века» — О. Мандельштамом, М. Цветаевой, А. Ахматовой, Н. Гумилевым; или собственные поэтические пробы, в которых Н. Гумилев увидел «отточенные и полнозвучные строфы»; или чтение курса русской литературы в Королевском колледже Лондонского университета в 20-х годах... Несомненно одно: Мирский являлся не только почитателем, но и блестящим знатоком предмета своего исследования. Книга написана простым и ясным языком, блистательно переведена, и недаром скупой на похвалы Владимир Набоков считал ее лучшей историей русской литературы на любом языке, включая русский. Комментарии Понемногу издаются в России важнейшие труды литературоведов эмиграции. Вышла достойным тиражом (первое на русском языке издание 2001 года был напечатано в количестве 600 экз.) одна из главных книг «красного князя» Дмитрия Святополк-Мирского «История русской литературы». Судьба автора заслуживает отдельной книги. Породистый аристократ «из Рюриковичей», белый офицер и убежденный монархист, он в эмиграции вступил в английскую компартию, а вначале 30-х вернулся в СССР. Жизнь князя-репатрианта в «советском раю» продлилась недолго: в 37-м он был осужден как «враг народа» и сгинул в лагере где-то под Магаданом. Некоторые его работы уже переизданы в России. Особенность «Истории русской литературы» в том, что она писалась по-английски и для англоязычной аудитории. Это внятный, добротный, без цензурных пропусков курс отечественной словесности. Мирский не только рассказывает о писателях, но и предлагает собственные концепции развития литпроцесса (связь литературы и русской цивилизации и др.). Николай Акмейчук Русская литература, как и сама православная Русь, существует уже более тысячелетия. Но любознательному российскому читателю, пожелавшему пообстоятельней познакомиться с историей этой литературы во всей ее полноте, придется столкнуться с немалыми трудностями. Школьная программа ограничивается именами классиков, вузовские учебники как правило, охватывают только отдельные периоды этой истории. Многотомные академические издания советского периода рассчитаны на специалистов, да и «призма соцреализма» дает в них достаточно тенденциозную картину (с разделением авторов на прогрессивных и реакционных), ныне уже мало кому интересную. Таким образом, в России до последнего времени не существовало книг, дающих цельный и непредвзятый взгляд на указанный предмет и рассчитанных, вместе с тем, на массового читателя. Зарубежным любителям русской литературы повезло больше. Еще в 20-х годах XIX века в Лондоне вышел капитальный труд, состоящий из двух книг: «История русской литературы с древнейших времен до смерти Достоевского» и «Современная русская литература», написанный на английском языке и принадлежащий перу… известного русского литературоведа князя Дмитрия Петровича Святополка-Мирского. Под словом «современная» имелось в виду – по 1925 год включительно. Книги эти со временем разошлись по миру, были переведены на многие языки, но русский среди них не значился до 90-х годов прошлого века. Причиной тому – и необычная биография автора книги, да и само ее содержание. Литературоведческих трудов, дающих сравнительную оценку стилистики таких литераторов, как В.И.Ленин и Л.Д.Троцкий, еще недавно у нас публиковать было не принято, как не принято было критиковать великого Л.Толстого за «невыносимую абстрактность» образа Платона Каратаева в «Войне и мире». И вообще, «честный субъективизм» Д.Мирского (а по выражению Н. Эйдельмана, это и есть объективность) дает возможность читателю, с одной стороны, представить себе все многообразие жанров, течений и стилей русской литературы, все богатство имен, а с другой стороны – охватить это в едином контексте ее многовековой истории. По словам зарубежного биографа Мирского Джеральда Смита, «русская литература предстает на страницах Мирского без розового флера, со всеми зазубринами и случайными огрехами, и величия ей от этого не убавляется, оно лишь прирастает подлинностью». Там же приводится мнение об этой книге Владимира Набокова, известного своей исключительной скупостью на похвалы, как о «лучшей истории русской литературы на любом языке, включая русский». По мнению многих специалистов, она не утратила своей ценности и уникальной свежести по сей день. Дополнительный интерес к книге придает судьба ее автора. Она во многом отражает то, что произошло с русской литературой после 1925 года. Потомок древнего княжеского рода, родившийся в семье видного царского сановника в 1890 году, он был поэтом-символистом в период серебряного века, белогвардейцем во время гражданской войны, известным литературоведом и общественным деятелем послереволюционной русской эмиграции. Но живя в Англии, он увлекся социалистическим идеями, вступил в компартию и в переписку с М.Горьким, и по призыву последнего в 1932 году вернулся в Советский Союз. Какое-то время Мирский был обласкан властями и являлся желанным гостем тогдашних литературных и светских «тусовок» в качестве «красного князя», но после смерти Горького, разделил участь многих своих коллег, попав в 1937 году на Колыму, где и умер в 1939.«Когда-нибудь в будущем, может, даже в его собственной стране, – писал Джеральд Смит, – найдут способ почтить память Мирского достойным образом». Видимо, такое время пришло. Лучшим, самым достойным памятником Д.П.Мирскому служила и служит его превосходная книга. Нелли Закусина "Впервые для массового читателя – малоизвестный у нас (но высоко ценившийся специалистами, в частности, Набоковым) труд Д. П. Святополк-Мирского". Сергей Костырко. «Новый мир» «Поздней ласточкой, по сравнению с первыми "перестроечными", русского литературного зарубежья можно назвать "Историю литературы" Д. С.-Мирского, изданную щедрым на неожиданности издательством "Свиньин и сыновья"». Ефрем Подбельский. «Сибирские огни» "Текст читается запоем, по ходу чтения его без конца хочется цитировать вслух домашним и конспектировать не для того, чтобы запомнить, многие пассажи запоминаются сами, как талантливые стихи, но для того, чтобы еще и еще полюбоваться умными и сочными авторскими определениями и характеристиками". В. Н. Распопин. Сайт «Book-о-лики» "Это внятный, добротный, без цензурных пропусков курс отечественной словесности. Мирский не только рассказывает о писателях, но и предлагает собственные концепции развития литпроцесса (связь литературы и русской цивилизации и др.)". Николай Акмейчук. «Книжное обозрение» "Книга, издававшаяся в Англии, написана князем Святополк-Мирским. Вот она – перед вами. Если вы хотя бы немного интересуетесь русской литературой – лучшего чтения вам не найти!" Обзор. «Книжная витрина» "Одно из самых замечательных переводных изданий последнего времени". Обзор. Журнал «Знамя» Источник: http://www.isvis.ru/mirskiy_book.htm === Дмитрий Петрович Святополк-Мирский (1890-1939) ===
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
рассказе из Миргорода – Повесть о том, как поссорился Иван
Иванович с Иваном Никифоровичем. Это один из величайших
шедевров Гоголя. Его комический дар (всегда граничащий с
немыслимой карикатурой, немыслимым фарсом) выступает в своем
чистом виде. Но, как и почти во всех его позднейших рассказах, в
результате создается картина безнадежного уныния. Рассказ,
начавшийся как веселый фарс, к концу вырастает в жуткий символ и
заканчивается знаменитой фразой: «Скучно на этом свете, господа».
Из пяти рассказов, действие которых происходит в Петербурге,
Портрет – чисто романтический, лишенный юмора и странно
напоминающий Эдгара По. Записки сумасшедшего (1835) и Невский
проспект (1835) романтичны в гофмановском смысле, ибо их тема –
противопоставление жизни в мечтах и реальной жизни. Невский
проспект – один из гоголевских шедевров; Пушкин называл его
самым полным из его произведений. Нос (1836) – «фантазия» на
тему, популярную в журнальной литературе тех дней (человек теряет
нос) и, по-видимому, связан с комплексами Гоголя. Это чистая игра,
почти чистый абсурд. Тут Гоголь более чем где-либо демонстрирует
свое волшебное уменье создавать великое комическое искусство из
ничего.
Последний из петербургских рассказов – Шинель (впервые
напечатан в 1842 г.) – вместе с Ревизором и Мертвыми душами имел
наибольшее влияние на литературу. Это история бедного чиновника,
Акакия Акакиевича Башмачкина (имя, вызывающее в России
фарсовые ассоциации, полностью использованные в начале рассказа),
который живет на 400 рублей (260 долларов) в год, и единственная
мечта которого – сшить себе новую шинель. Когда наконец ему
удается собрать деньги и шинель готова, в первый же раз, как он в
ней выходит на улицу, на него нападают грабители и отнимают у него
шинель. Акакий Акакиевич изображен как жалкая личность,
смиренная и неполноценная, и рассказ проходит через всю гамму
отношений к нему – от простой насмешки до пронзительной
жалости. Именно эта пронзительная жалость к бедному
незначительному человеку произвела такое сильное впечатление на
современного Гоголю читателя. Шинель породила целую литературу
филантропических рассказов о бедных чиновниках, из которых
самый значительный – Бедные люди Достоевского.
Рассказать здесь подробно о Мертвых душах невозможно. Эта
вещь знакома даже немалому числу английских читателей. Сюжет
вертится вокруг мошеннического плана Чичикова скупить «мертвые
души» (т. е. крепостных, умерших после последней ревизской
проверки, за которых владелец продолжает платить подушный налог)
за гроши и потом заложить их и получить настоящие деньги.
Конструкция свободная, повествование идет просторно. Словесное и
образное богатство стиля не уступает Шинели. Персонажи, как и
персонажи Ревизора, – то незабываемое, вечное наследство, которое
Гоголь оставил русской литературе. Из всех гоголевских
субъективных карикатур Чичиков самая великая – он воплощение
пошлости. Его психологический лейтмотив – самодовольство, его
геометрическое выражение – круглость. Он – золотая середина.
Другие персонажи, помещики, которых навещает Чичиков по своим
темным делам, – типичные «темпераменты» (ибо оголевский метод
создания комических персонажей с его преувеличениями и
геометрическим упрощением очень напоминает Бен Джонсона).
Собакевич – сильный, молчаливый, прижимистый, квадратный,
похожий на медведя; Манилов – сентиментальный глупец с
умильным ртом; Коробочка – глупая вдова; Ноздрев – хам и лгун, с
повадками доброго малого – все это вечные типы. Плюшкин, скупец,
стоит особняком, потому что здесь у Гоголя слышится трагическая
нота: этого человека погубил собственный «темперамент»; он за
пределами пошлости, потому что в глубине своего падения он не
самодоволен, а несчастен; в нем есть трагическое величие. Среди
прочего первая часть Мертвых душ содержит Историю капитана
Копейкина, где в словесной выразительности Гоголь превзошел
самого себя.
Вторая часть великого эпоса, если судить по тому, что от нее
осталось, была явным падением. Гоголь пытался тут побороть
естественные тенденции своего стиля и стать объективнее и
реалистичнее. Ему удалось лишь надорвать свои силы. Есть тут
первоклассные вещи в стиле первой части (особенно темперамент
обжоры Петуха), но в новой манере он потерпел полный провал.
Объективно написанные персонажи, в которых есть и хорошее, и
дурное, оказались безжизненными, а идеальные – хороший
откупщик, добродетельный губернатор – пустыми и совершенно
неубедительными. Здесь Гоголю удалось выйти за пределы того, что
он почитал своей ограниченностью.
Гоголевский дар подражания предопределил его для драматургии. Его
величие как драматурга основывается прежде всего на Ревизоре,
который, без сомнения, величайшая пьеса на русском языке. Она
высшее достижение драматургии не только по обрисовке характеров
и качеству диалога – она одна из немногих русских пьес, которые
именно пьесы, выстроенные от начала до конца с непогрешимым
искусством. Оригинальность ее плана, по сравнению с современной и
классической драматической литературой, заключается в отсутствии
любовного элемента и положительных персонажей. Последнее
обстоятельство особенно раздражало врагов Гоголя, но как сатира пьеса от
него чрезвычайно выиграла. Ревизор был задуман как моральная сатира
против плохих должностных лиц, а не как социальная сатира против
системы коррупции и безответственного деспотизма. Но каковы бы ни были
намерения автора, пьеса была принята как социальная сатира, и оказала
большее влияние на движение против деспотизма Николая I и системы
бюрократической безответственности, чем какое бы то ни было другое
литературное произведение. По своему символическому значению, по
популярности персонажи Ревизора стоят рядом с персонажами Мертвых душ.
Они менее геометричны и, поскольку их характеризуют только диалоги,
более человечны и гибки. Они не настолько «темпераменты», они
обыкновеннее, зауряднее, чем Собакевич и ему подобные. Глава местной
администрации, городничий – сатирическая фигура огромного
символического значения и глубины. Что же касается центрального
персонажа, Хлестакова, лжеревизора, – он так же субъективен и
интроспективен, как Чичиков. Если в Чичикове Гоголь экстраполировал все
«растительные» элементы своего «я», то в Хлестакове он возвел в символ
безответственность, легкомыслие, отсутствие чувства меры, столь
свойственные его личности. Но, как и Чичиков, Хлестаков полностью
«транспонирован», он совершенно живая фигура, самая живая из всех,
существующих в русской литературе, – воплощение бессмысленного
движения и бессмысленного брожения на основе безмятежно честолюбивой
неполноценности. Что же касается диалога Ревизора, то он выше
восхищения. От начала до конца – ни одного неверного слова, ни одной
неверной интонации, и такая сила комизма, которая даже у Гоголя
встречается не всегда.
Из других гоголевских пьес Владимир третьей степени,
планировавшийся в 1833 г. как сатира на петербургскую бюрократию,
остался незаконченным, похоже, потому, что Гоголь отчаялся
протащить его сквозь цензуру. Женитьба, начатая в 1832 г. и
законченная в 1842 г., очень отличается от Ревизора. В ней нет ни
сатиры, ни конструкции. Построена она рыхло, диалог полностью
