История русской литературы с древнейших времен по 1925 год. Том 1
История русской литературы с древнейших времен по 1925 год. Том 1 читать книгу онлайн
Дмитрий Петрович Святополк-Мирский История русской литературы с древнейших времен по 1925 год История русской литературы с древнейших времен по 1925 г.В 1925 г. впервые вышла в свет «История русской литературы», написанная по-английски. Автор — русский литературовед, литературный критик, публицист, князь Дмитрий Петрович Святополк-Мирский (1890—1939). С тех пор «История русской литературы» выдержала не одно издание, была переведена на многие европейские языки и до сих пор не утратила своей популярности. Что позволило автору составить подобный труд? Возможно, обучение на факультетах восточных языков и классической филологии Петербургского университета; или встречи на «Башне» Вячеслава Иванова, знакомство с плеядой «серебряного века» — О. Мандельштамом, М. Цветаевой, А. Ахматовой, Н. Гумилевым; или собственные поэтические пробы, в которых Н. Гумилев увидел «отточенные и полнозвучные строфы»; или чтение курса русской литературы в Королевском колледже Лондонского университета в 20-х годах... Несомненно одно: Мирский являлся не только почитателем, но и блестящим знатоком предмета своего исследования. Книга написана простым и ясным языком, блистательно переведена, и недаром скупой на похвалы Владимир Набоков считал ее лучшей историей русской литературы на любом языке, включая русский. Комментарии Понемногу издаются в России важнейшие труды литературоведов эмиграции. Вышла достойным тиражом (первое на русском языке издание 2001 года был напечатано в количестве 600 экз.) одна из главных книг «красного князя» Дмитрия Святополк-Мирского «История русской литературы». Судьба автора заслуживает отдельной книги. Породистый аристократ «из Рюриковичей», белый офицер и убежденный монархист, он в эмиграции вступил в английскую компартию, а вначале 30-х вернулся в СССР. Жизнь князя-репатрианта в «советском раю» продлилась недолго: в 37-м он был осужден как «враг народа» и сгинул в лагере где-то под Магаданом. Некоторые его работы уже переизданы в России. Особенность «Истории русской литературы» в том, что она писалась по-английски и для англоязычной аудитории. Это внятный, добротный, без цензурных пропусков курс отечественной словесности. Мирский не только рассказывает о писателях, но и предлагает собственные концепции развития литпроцесса (связь литературы и русской цивилизации и др.). Николай Акмейчук Русская литература, как и сама православная Русь, существует уже более тысячелетия. Но любознательному российскому читателю, пожелавшему пообстоятельней познакомиться с историей этой литературы во всей ее полноте, придется столкнуться с немалыми трудностями. Школьная программа ограничивается именами классиков, вузовские учебники как правило, охватывают только отдельные периоды этой истории. Многотомные академические издания советского периода рассчитаны на специалистов, да и «призма соцреализма» дает в них достаточно тенденциозную картину (с разделением авторов на прогрессивных и реакционных), ныне уже мало кому интересную. Таким образом, в России до последнего времени не существовало книг, дающих цельный и непредвзятый взгляд на указанный предмет и рассчитанных, вместе с тем, на массового читателя. Зарубежным любителям русской литературы повезло больше. Еще в 20-х годах XIX века в Лондоне вышел капитальный труд, состоящий из двух книг: «История русской литературы с древнейших времен до смерти Достоевского» и «Современная русская литература», написанный на английском языке и принадлежащий перу… известного русского литературоведа князя Дмитрия Петровича Святополка-Мирского. Под словом «современная» имелось в виду – по 1925 год включительно. Книги эти со временем разошлись по миру, были переведены на многие языки, но русский среди них не значился до 90-х годов прошлого века. Причиной тому – и необычная биография автора книги, да и само ее содержание. Литературоведческих трудов, дающих сравнительную оценку стилистики таких литераторов, как В.И.Ленин и Л.Д.Троцкий, еще недавно у нас публиковать было не принято, как не принято было критиковать великого Л.Толстого за «невыносимую абстрактность» образа Платона Каратаева в «Войне и мире». И вообще, «честный субъективизм» Д.Мирского (а по выражению Н. Эйдельмана, это и есть объективность) дает возможность читателю, с одной стороны, представить себе все многообразие жанров, течений и стилей русской литературы, все богатство имен, а с другой стороны – охватить это в едином контексте ее многовековой истории. По словам зарубежного биографа Мирского Джеральда Смита, «русская литература предстает на страницах Мирского без розового флера, со всеми зазубринами и случайными огрехами, и величия ей от этого не убавляется, оно лишь прирастает подлинностью». Там же приводится мнение об этой книге Владимира Набокова, известного своей исключительной скупостью на похвалы, как о «лучшей истории русской литературы на любом языке, включая русский». По мнению многих специалистов, она не утратила своей ценности и уникальной свежести по сей день. Дополнительный интерес к книге придает судьба ее автора. Она во многом отражает то, что произошло с русской литературой после 1925 года. Потомок древнего княжеского рода, родившийся в семье видного царского сановника в 1890 году, он был поэтом-символистом в период серебряного века, белогвардейцем во время гражданской войны, известным литературоведом и общественным деятелем послереволюционной русской эмиграции. Но живя в Англии, он увлекся социалистическим идеями, вступил в компартию и в переписку с М.Горьким, и по призыву последнего в 1932 году вернулся в Советский Союз. Какое-то время Мирский был обласкан властями и являлся желанным гостем тогдашних литературных и светских «тусовок» в качестве «красного князя», но после смерти Горького, разделил участь многих своих коллег, попав в 1937 году на Колыму, где и умер в 1939.«Когда-нибудь в будущем, может, даже в его собственной стране, – писал Джеральд Смит, – найдут способ почтить память Мирского достойным образом». Видимо, такое время пришло. Лучшим, самым достойным памятником Д.П.Мирскому служила и служит его превосходная книга. Нелли Закусина "Впервые для массового читателя – малоизвестный у нас (но высоко ценившийся специалистами, в частности, Набоковым) труд Д. П. Святополк-Мирского". Сергей Костырко. «Новый мир» «Поздней ласточкой, по сравнению с первыми "перестроечными", русского литературного зарубежья можно назвать "Историю литературы" Д. С.-Мирского, изданную щедрым на неожиданности издательством "Свиньин и сыновья"». Ефрем Подбельский. «Сибирские огни» "Текст читается запоем, по ходу чтения его без конца хочется цитировать вслух домашним и конспектировать не для того, чтобы запомнить, многие пассажи запоминаются сами, как талантливые стихи, но для того, чтобы еще и еще полюбоваться умными и сочными авторскими определениями и характеристиками". В. Н. Распопин. Сайт «Book-о-лики» "Это внятный, добротный, без цензурных пропусков курс отечественной словесности. Мирский не только рассказывает о писателях, но и предлагает собственные концепции развития литпроцесса (связь литературы и русской цивилизации и др.)". Николай Акмейчук. «Книжное обозрение» "Книга, издававшаяся в Англии, написана князем Святополк-Мирским. Вот она – перед вами. Если вы хотя бы немного интересуетесь русской литературой – лучшего чтения вам не найти!" Обзор. «Книжная витрина» "Одно из самых замечательных переводных изданий последнего времени". Обзор. Журнал «Знамя» Источник: http://www.isvis.ru/mirskiy_book.htm === Дмитрий Петрович Святополк-Мирский (1890-1939) ===
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
напечатать их в надеждинском Телескопе. Первое письмо появилось
там в 1836 г. Оно благополучно прошло через цензуру, но при
появлении в печати произвело эффект разорвавшейся бомбы.
Телескоп
был запрещен, а Чаадаев официально объявлен
сумасшедшим и помещен под врачебное наблюдение. После этого
Чаадаев продолжал жить в Москве, окруженный ореолом
мученичества и отваги в глазах молодых западников, видевших в нем
вождя и патриарха, несмотря на его католичество. Эта бросающаяся в
глаза фигура с высоким лысым лбом служила главным украшением
салонов, где Чаадаев продолжал до самого конца вести словесную
войну с националистами. Его писания, хотя и незначительные по
объему, обеспечили ему видное место в истории русской мысли, ибо,
что бы мы ни думали об его выводах, он определил некоторые из
важнейших проблем русской истории и русской цивилизации с
поразительной широтой исторического охвата и безграничной
смелостью.
Самым замечательным из московских журналистов был Михаил
Петрович Погодин (1800–1875). Сын крепостного, добившегося всего
своими руками, Погодин учился в Московском университете вместе с
будущими любомудрами и подружился с ними. Он стал профессором
русской истории и благодаря неустанным разысканиям собрал
исключительно ценную коллекцию древнерусских документов.
Будучи в силу своего происхождения более деловым человеком, чем
его аристократические друзья, он стал их издателем и редактором их
журналов, из которых важнейшим был Москвитянин (1841–1856).
Как личность Погодин гораздо интереснее, чем как писатель.
В сущности, он один из самых любопытных и сложных характеров
современной русской истории, соединяющий в себе самые
противоречивые черты: патологическую скупость и бескорыстную
любовь к древней Руси; высокую культуру и склад ума
провинциального купца; природную трусость и способность к
гражданскому мужеству, как в истории с запиской, которую он во
время Крымской войны адресовал Николаю I и в которой он открыто
критиковал все его царствование. Всем знавшим его он внушал более
или менее сильное отвращение; и все-таки была в нем такая
значительность и внутренняя сила, что гениальный и сумасбродный
Аполлон Григорьев взирал на него снизу вверх и считал его своим
единственным учителем и руководителем.
Литературная биография Погодина чрезвычайно интересна.
В течение пятидесяти лет он был центром литературной Москвы, и
его биография (в двадцати четырех томах!), написанная Барсуковым,
фактически представляет собой историю русской литературной
жизни с 1825 по 1875 гг. Но литературные труды Погодина не займут
нас надолго. Как историк он был великий собиратель древностей и
Quellen-forscher (источниковед), но был лишен конструктивного
гения. Как публицисту ему очень мешало отсутствие искренности и
смелости (кроме как в замечательной записке). Ранние его
художественные произведения, исторические пьесы и реалистические
рассказы, тоже не заслужили высокого места в литературе, хотя в
своих рассказах он был одной из первых ласточек русского реализма.
Писал он на крепком, неподслащенном, порою грубом русском языке,
более характерном, нежели изящном.
Сотрудник Погодина Степан Петрович Шевырев (1806–1864),
профессор литературы в Московском университете, был одним из
культурнейших «европейцев» своего поколения и выдающимся
критиком. Его статьи о Пушкине ( Москвитянин, 1841) были недавно
«восстановлены в правах» и заняли свое законное место в ряду
самых проницательных оценок творчества великого поэта.
13. СЛАВЯНОФИЛЫ
Прежде чем стать учением, славянофильство было
эмоциональной позицией. Славянофильство в узком смысле было
создано Хомяковым и Киреевскими в тридцатые годы, но
славянофильские чувства в русских умах существовали задолго до
того. Я уже говорил о наивном национализме адмирала Шишкова.
С. Т. Аксаков был живой связью между этими старыми формами и
развитым вероучением тридцатых и сороковых годов. Оно включало
элементы либерализма и анархизма и, пожалуй, лучше всего
определить его как консервативный анархизм. Первенство
морального и религиозного закона, дедовских традиций,
преобладание стихийного чувства правды и справедливости над
писаными законами и установлениями государства, цельного
нерефлектирующего духа над низшим логическим и аналитическим
разумом были главными догматами славянофилов. Все это они
находили в Древней Руси и в православной церкви, но не в Западной
Европе и не в церкви Римской, где с незапамятных времен
логический разум и формальный закон торжествовали над
цельностью духа. Они считали Россию ковчегом спасения
человечества не потому, что это была Россия, а потому, что она
получила и сохранила чистую традицию православного христианства,
а также потому, что в своей ранней истории она выработала более
высокие и более христианские общественные основы, чем Запад.
Петр Великий насильно оторвал Россию от ее настоящих традиций и
привнес гибельное влияние Запада. Петербургская монархия, в
сущности, не национальна. Она отреклась от национальных идеалов
и пошла на выучку к безбожному западному абсолютизму. Она
поработила и унизила Церковь, которая лишь в глубине сердца своего
сохранила истинный свет, а снаружи стала европеизированной и
обмирщенной.
Крупнейшим из славянофилов был Алексей Степанович Хомяков
(1804–1860). Окончив (в восемнадцать лет) Московский университет,
он стал конногвардейцем и принял участие в Турецкой войне 1828–
1829 гг. В дальнейшем жизнь шла у него без особых событий. Он
женился на сестре поэта Языкова, которая вызывала всеобщее
восхищение своей высокой нравственностью, и был (как почти все
славянофилы) счастлив в семейной жизни. Он присматривал за
своими именьями, писал трактаты и спорил с западниками в
московских салонах. Это был человек очень разносторонний, очень
широко образованный, который все, что делал, – делал хорошо. Он
управлял своими имениями так же успешно, как и вел
идеологические споры. Несмотря на отрицательное отношение к
формальному логическому западному разуму, он был величайшим
диалектиком своего поколения и очень серьезным оппонентом в
спорах. В историю литературы Хомяков вошел как поэт, философ
истории и богослов.
Стихи он начал писать в двадцатые годы. Ранние стихи его
обладают холодным блеском и изобилуют вычурными образами.
Впоследствии он отбросил эту манеру и сделал стихи способом
выражения своих политических и религиозных взглядов. Он не
большой поэт, но в том, что скорее является поэтическим
красноречием, чем поэзией, у него в России мало соперников. Его
религиозные стихи, в особенности изумительный Труженик (1858),
лучшее (возможно, за исключением некоторых стихотворений Федора
Глинки) из всего, что написано на русском языке, по глубокой
искренности чувства (не мистического) и благородной простоте
выражения. Политические его стихи написаны на славянофильские
темы. Лучшие из них, однако, внушены негодованием на Россию,
которая недостойна своей великой исторической и религиозной
миссии. Стихи, написанные во время Крымской войны, занимают
особенно высокое место в антологии русской политической поэзии.
Главным произведением Хомякова должен был стать трактат о
философии истории. Он остался незаконченным. Это наименее
долговечный из его трудов. Исполненный широкой, но дилетантской
эрудиции, он представляет собой немногим более чем любопытный
