История русской литературы с древнейших времен по 1925 год. Том 1
История русской литературы с древнейших времен по 1925 год. Том 1 читать книгу онлайн
Дмитрий Петрович Святополк-Мирский История русской литературы с древнейших времен по 1925 год История русской литературы с древнейших времен по 1925 г.В 1925 г. впервые вышла в свет «История русской литературы», написанная по-английски. Автор — русский литературовед, литературный критик, публицист, князь Дмитрий Петрович Святополк-Мирский (1890—1939). С тех пор «История русской литературы» выдержала не одно издание, была переведена на многие европейские языки и до сих пор не утратила своей популярности. Что позволило автору составить подобный труд? Возможно, обучение на факультетах восточных языков и классической филологии Петербургского университета; или встречи на «Башне» Вячеслава Иванова, знакомство с плеядой «серебряного века» — О. Мандельштамом, М. Цветаевой, А. Ахматовой, Н. Гумилевым; или собственные поэтические пробы, в которых Н. Гумилев увидел «отточенные и полнозвучные строфы»; или чтение курса русской литературы в Королевском колледже Лондонского университета в 20-х годах... Несомненно одно: Мирский являлся не только почитателем, но и блестящим знатоком предмета своего исследования. Книга написана простым и ясным языком, блистательно переведена, и недаром скупой на похвалы Владимир Набоков считал ее лучшей историей русской литературы на любом языке, включая русский. Комментарии Понемногу издаются в России важнейшие труды литературоведов эмиграции. Вышла достойным тиражом (первое на русском языке издание 2001 года был напечатано в количестве 600 экз.) одна из главных книг «красного князя» Дмитрия Святополк-Мирского «История русской литературы». Судьба автора заслуживает отдельной книги. Породистый аристократ «из Рюриковичей», белый офицер и убежденный монархист, он в эмиграции вступил в английскую компартию, а вначале 30-х вернулся в СССР. Жизнь князя-репатрианта в «советском раю» продлилась недолго: в 37-м он был осужден как «враг народа» и сгинул в лагере где-то под Магаданом. Некоторые его работы уже переизданы в России. Особенность «Истории русской литературы» в том, что она писалась по-английски и для англоязычной аудитории. Это внятный, добротный, без цензурных пропусков курс отечественной словесности. Мирский не только рассказывает о писателях, но и предлагает собственные концепции развития литпроцесса (связь литературы и русской цивилизации и др.). Николай Акмейчук Русская литература, как и сама православная Русь, существует уже более тысячелетия. Но любознательному российскому читателю, пожелавшему пообстоятельней познакомиться с историей этой литературы во всей ее полноте, придется столкнуться с немалыми трудностями. Школьная программа ограничивается именами классиков, вузовские учебники как правило, охватывают только отдельные периоды этой истории. Многотомные академические издания советского периода рассчитаны на специалистов, да и «призма соцреализма» дает в них достаточно тенденциозную картину (с разделением авторов на прогрессивных и реакционных), ныне уже мало кому интересную. Таким образом, в России до последнего времени не существовало книг, дающих цельный и непредвзятый взгляд на указанный предмет и рассчитанных, вместе с тем, на массового читателя. Зарубежным любителям русской литературы повезло больше. Еще в 20-х годах XIX века в Лондоне вышел капитальный труд, состоящий из двух книг: «История русской литературы с древнейших времен до смерти Достоевского» и «Современная русская литература», написанный на английском языке и принадлежащий перу… известного русского литературоведа князя Дмитрия Петровича Святополка-Мирского. Под словом «современная» имелось в виду – по 1925 год включительно. Книги эти со временем разошлись по миру, были переведены на многие языки, но русский среди них не значился до 90-х годов прошлого века. Причиной тому – и необычная биография автора книги, да и само ее содержание. Литературоведческих трудов, дающих сравнительную оценку стилистики таких литераторов, как В.И.Ленин и Л.Д.Троцкий, еще недавно у нас публиковать было не принято, как не принято было критиковать великого Л.Толстого за «невыносимую абстрактность» образа Платона Каратаева в «Войне и мире». И вообще, «честный субъективизм» Д.Мирского (а по выражению Н. Эйдельмана, это и есть объективность) дает возможность читателю, с одной стороны, представить себе все многообразие жанров, течений и стилей русской литературы, все богатство имен, а с другой стороны – охватить это в едином контексте ее многовековой истории. По словам зарубежного биографа Мирского Джеральда Смита, «русская литература предстает на страницах Мирского без розового флера, со всеми зазубринами и случайными огрехами, и величия ей от этого не убавляется, оно лишь прирастает подлинностью». Там же приводится мнение об этой книге Владимира Набокова, известного своей исключительной скупостью на похвалы, как о «лучшей истории русской литературы на любом языке, включая русский». По мнению многих специалистов, она не утратила своей ценности и уникальной свежести по сей день. Дополнительный интерес к книге придает судьба ее автора. Она во многом отражает то, что произошло с русской литературой после 1925 года. Потомок древнего княжеского рода, родившийся в семье видного царского сановника в 1890 году, он был поэтом-символистом в период серебряного века, белогвардейцем во время гражданской войны, известным литературоведом и общественным деятелем послереволюционной русской эмиграции. Но живя в Англии, он увлекся социалистическим идеями, вступил в компартию и в переписку с М.Горьким, и по призыву последнего в 1932 году вернулся в Советский Союз. Какое-то время Мирский был обласкан властями и являлся желанным гостем тогдашних литературных и светских «тусовок» в качестве «красного князя», но после смерти Горького, разделил участь многих своих коллег, попав в 1937 году на Колыму, где и умер в 1939.«Когда-нибудь в будущем, может, даже в его собственной стране, – писал Джеральд Смит, – найдут способ почтить память Мирского достойным образом». Видимо, такое время пришло. Лучшим, самым достойным памятником Д.П.Мирскому служила и служит его превосходная книга. Нелли Закусина "Впервые для массового читателя – малоизвестный у нас (но высоко ценившийся специалистами, в частности, Набоковым) труд Д. П. Святополк-Мирского". Сергей Костырко. «Новый мир» «Поздней ласточкой, по сравнению с первыми "перестроечными", русского литературного зарубежья можно назвать "Историю литературы" Д. С.-Мирского, изданную щедрым на неожиданности издательством "Свиньин и сыновья"». Ефрем Подбельский. «Сибирские огни» "Текст читается запоем, по ходу чтения его без конца хочется цитировать вслух домашним и конспектировать не для того, чтобы запомнить, многие пассажи запоминаются сами, как талантливые стихи, но для того, чтобы еще и еще полюбоваться умными и сочными авторскими определениями и характеристиками". В. Н. Распопин. Сайт «Book-о-лики» "Это внятный, добротный, без цензурных пропусков курс отечественной словесности. Мирский не только рассказывает о писателях, но и предлагает собственные концепции развития литпроцесса (связь литературы и русской цивилизации и др.)". Николай Акмейчук. «Книжное обозрение» "Книга, издававшаяся в Англии, написана князем Святополк-Мирским. Вот она – перед вами. Если вы хотя бы немного интересуетесь русской литературой – лучшего чтения вам не найти!" Обзор. «Книжная витрина» "Одно из самых замечательных переводных изданий последнего времени". Обзор. Журнал «Знамя» Источник: http://www.isvis.ru/mirskiy_book.htm === Дмитрий Петрович Святополк-Мирский (1890-1939) ===
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
офицера Кавказской армии (великолепно переведенное Морисом
Бэрингом в Очерке русской литературы) и Валерик, «письмо в
стихах», рассказывающее в простом, но полном значенья
реалистическом стиле о битве с горцами. Это стихотворение – звено
между Медным всадником и батальными сценами Войны и мира.
Во что бы вырос Лермонтов как поэт – предмет ничем не
ограниченных раздумий. Но и без этого он один из очень немногих
великих поэтов, и хотя сегодня звезда его несколько затмилась,
вполне вероятно, что потомство снова утвердит приговор
девятнадцатого века и поставит его рядом с Пушкиным. Как
романтический поэт, он не имеет соперников в России (за
исключением, может быть, Блока), и, конечно, он мог стать и
великим реалистом (в русском смысле). Но вполне вероятно и то, что
основным направлением его развития могла стать проза, которая
сегодня считается самым бесспорным основанием для его положения
в первом ряду.
5. ПОЭЗИЯ РЕФЛЕКСИИ
Поэзия Золотого века была прежде всего и превыше всего
«поэтической», в этимологическом смысле этого греческого слова
( poieo – делаю, творю). Поэты этого времени были «делателями»,
творцами. Их поэзия была не записью их личного опыта, а
творчеством из материала этого опыта. Поэзия Лермонтова была (как
и всякая настоящая поэзия) тоже творчеством и преображением, но
элемент сырого опыта и желание его выразить играют в ней гораздо
большую роль, чем у его старших современников. В последних
произведениях он обратился к более «поэтическому» методу. Но для
читателя поэзия перестала быть созданием «прекрасных вещей», чья
красота заключалась в том, что они новы и преодолевают обычный
опыт, и сделалась прямым ответом на его, читателя, собственные
психологические эмоции, «прекрасным языком эмоций» – словом,
прекрасным подтверждением чувств, которые читатель сам пережил.
Когда поэзия достигает этой ступени, она утрачивает
самостоятельное существование.
Чувства – внутренний опыт – составляли главный интерес в
жизни лучших русских людей в тридцатые и сороковые годы. Их
героем был Гамлет, их главным занятием – самоанализ. Культ
чувства, убеждения, что великие чувства являются единственным
оправданием притязаний человека на превосходство, разделялся
всеми. Но почти никогда самоанализ не помогал человеку разглядеть
в своей душе достаточно великих чувств. Недовольство собой из-за
того, что человек не может найти в себе великих, облагораживающих
чувств, предписанных романтической традицией, стало темой
литературы того времени. Оно ярко проявляется у Лермонтова.
У него чувства и писания такого рода были только одной стороной
его слабой – человеческой, а не «поэтической» – натуры. Но у
меньших поэтов его поколения, так называемых поэтов «рефлексии»
(что по-русски означает критическое самонаблюдение), это чувство
стало единственной нотой, а стиль – версифицированной его
записью. Наиболее видные из их числа поэты Иван Павлович
Клюшников (1811–1895) и особенно Николай Платонович Огарев
(1813–1877), друг детства и в течение многих лет политический
союзник Герцена. Человек большого, но неоформленного душевного
благородства, Огарев был несчастлив в семейной жизни. В 1856 г. он
эмигрировал и стал вместе с Герценом издавать Колокол.
Огарев оказался в значительной степени злым гением Герцена,
не потому, что у него были какие-нибудь дурные намерения, но
потому, что у него совершенно отсутствовал политический такт,
отличавший его великого сотрудника. Его стихи (которые он начал
публиковать с 1840 г. и которые вышли книгой в 1856 г.) типичны для
идеалистических сороковых годов. Меланхолия, разочарование,
бессильные стремления, печальные воспоминания об упущенном
счастье – вот его главные темы. Такие стихи, как Огарев, мог бы
писать герой тургеневских романов.
Сам Тургенев начал свою литературную деятельность со стихов.
Поэтическая его деятельность продолжалась с 1838 по 1845 г. Он
гораздо более художник, чем Клюшников и Огарев, ибо через
Плетнева имел прямую связь с Золотым веком. Но темы его поэзии те
же, что и у них, – меланхолия, разочарование, идеалистическая
ирония над осыпающимися и увядающими «великими чувствами».
Самая его запоминающаяся (и самая длинная) поэма – Параша –
была восторженно принята Белинским в 1843 г. Это произведение
романтической иронии; ее тема – перерождение идеальной
юношеской любви в скучные реалии совместной жизни людей
среднего возраста. Стиль идет от Дон Жуана или от Евгения Онегина
и от Лермонтова (просодию которого автор отлично сымитировал).
Не будучи великой поэмой, сравнимой с лучшими тургеневскими
рассказами, это произведение никак не заслуживает пренебрежения.
6. ДРАМА
Русский театр тридцатых и сороковых годов по-прежнему
блистал великими актерами и высоким уровнем актерской игры, но
не драматургами. Исключение, подтверждающее правило, – комедии
Гоголя, но они так же одиноки и изолированы в тридцатые годы, как
комедия Грибоедова была в двадцатые. Общий уровень драматургии
был ничуть не выше, чем в минувший период. В трагедии
восторжествовал романтизм, но это не пошло на пользу русской
сцене. Пьесы Нестора Кукольника (1809–1868), написанные белым
стихом на романтические темы, отлитые по шиллеровской форме,
имели огромный успех, особенно в Петербурге; наполнявшие зал
государственные чиновники находили в этих дешевых, мишурных,
бьющих на эффект пьесах именно то, чего они требовали от
романтизма. Менее мишурными, но в остальном не лучше
кукольниковских, были романтические и патриотические пьесы
несчастного Полевого. Не лучше был и барон Егор Розен (1800–
1860), автор либретто великой оперы Глинки Жизнь за царя (1836),
хотя по какой-то непонятной для нас причине ему одно время
покровительствовал Пушкин.
Настоящим драматургом в тридцатые годы был не Кукольник и
не Полевой, а Шекспир. Это особенно справедливо для Москвы, где
зрители были просвещеннее и демократичнее, чем петербургские.
Это были студенты университета, молодые купцы и городские
чиновники, тянущиеся к культуре и красоте. Особенно популярен
был Гамлет. Идеалисты находили в Гамлете родную душу, а прочая
аудитория была захвачена романтической красотой диалога и еще
более – вдохновенной игрой Павла Мочалова (1800–1848), великого
русского романтического трагика.
Но в то время как на одной русской сцене господствовал
воплощенный Мочаловым романтизм, другая постепенно двигалась к
новой, русской, концепции реализма. Усиление реализма на русской
сцене происходило ровнее и логичнее, чем в литературе, благодаря
выдающейся личности Михаила Щепкина (1788–1863), который во
второй четверти столетия совершил революционный переворот в
манере комической игры и заложил основы чисто русского
реалистического стиля.
В комическом репертуаре, особенно в петербургском, почти
безраздельно господствовал водевиль. Правда, позднейшие авторы
брали для своих водевилей сюжеты и сочиняли интриги из русской
жизни, сам жанр оставался не оригинальным, французским. Он был
проникнут веселым беспечным «скрибизмом», и литературное его
значение невелико. Но с театральной точки зрения это жанр
чрезвычайно благодарный, потому что в нем масса действия, и
актеры имеют возможность проявить свою индивидуальность. Не раз
говорилось, что в смысле сценичности водевилисты тридцатых и
сороковых годов остались в России непревзойденными. Но
