История русской литературы с древнейших времен по 1925 год. Том 1
История русской литературы с древнейших времен по 1925 год. Том 1 читать книгу онлайн
Дмитрий Петрович Святополк-Мирский История русской литературы с древнейших времен по 1925 год История русской литературы с древнейших времен по 1925 г.В 1925 г. впервые вышла в свет «История русской литературы», написанная по-английски. Автор — русский литературовед, литературный критик, публицист, князь Дмитрий Петрович Святополк-Мирский (1890—1939). С тех пор «История русской литературы» выдержала не одно издание, была переведена на многие европейские языки и до сих пор не утратила своей популярности. Что позволило автору составить подобный труд? Возможно, обучение на факультетах восточных языков и классической филологии Петербургского университета; или встречи на «Башне» Вячеслава Иванова, знакомство с плеядой «серебряного века» — О. Мандельштамом, М. Цветаевой, А. Ахматовой, Н. Гумилевым; или собственные поэтические пробы, в которых Н. Гумилев увидел «отточенные и полнозвучные строфы»; или чтение курса русской литературы в Королевском колледже Лондонского университета в 20-х годах... Несомненно одно: Мирский являлся не только почитателем, но и блестящим знатоком предмета своего исследования. Книга написана простым и ясным языком, блистательно переведена, и недаром скупой на похвалы Владимир Набоков считал ее лучшей историей русской литературы на любом языке, включая русский. Комментарии Понемногу издаются в России важнейшие труды литературоведов эмиграции. Вышла достойным тиражом (первое на русском языке издание 2001 года был напечатано в количестве 600 экз.) одна из главных книг «красного князя» Дмитрия Святополк-Мирского «История русской литературы». Судьба автора заслуживает отдельной книги. Породистый аристократ «из Рюриковичей», белый офицер и убежденный монархист, он в эмиграции вступил в английскую компартию, а вначале 30-х вернулся в СССР. Жизнь князя-репатрианта в «советском раю» продлилась недолго: в 37-м он был осужден как «враг народа» и сгинул в лагере где-то под Магаданом. Некоторые его работы уже переизданы в России. Особенность «Истории русской литературы» в том, что она писалась по-английски и для англоязычной аудитории. Это внятный, добротный, без цензурных пропусков курс отечественной словесности. Мирский не только рассказывает о писателях, но и предлагает собственные концепции развития литпроцесса (связь литературы и русской цивилизации и др.). Николай Акмейчук Русская литература, как и сама православная Русь, существует уже более тысячелетия. Но любознательному российскому читателю, пожелавшему пообстоятельней познакомиться с историей этой литературы во всей ее полноте, придется столкнуться с немалыми трудностями. Школьная программа ограничивается именами классиков, вузовские учебники как правило, охватывают только отдельные периоды этой истории. Многотомные академические издания советского периода рассчитаны на специалистов, да и «призма соцреализма» дает в них достаточно тенденциозную картину (с разделением авторов на прогрессивных и реакционных), ныне уже мало кому интересную. Таким образом, в России до последнего времени не существовало книг, дающих цельный и непредвзятый взгляд на указанный предмет и рассчитанных, вместе с тем, на массового читателя. Зарубежным любителям русской литературы повезло больше. Еще в 20-х годах XIX века в Лондоне вышел капитальный труд, состоящий из двух книг: «История русской литературы с древнейших времен до смерти Достоевского» и «Современная русская литература», написанный на английском языке и принадлежащий перу… известного русского литературоведа князя Дмитрия Петровича Святополка-Мирского. Под словом «современная» имелось в виду – по 1925 год включительно. Книги эти со временем разошлись по миру, были переведены на многие языки, но русский среди них не значился до 90-х годов прошлого века. Причиной тому – и необычная биография автора книги, да и само ее содержание. Литературоведческих трудов, дающих сравнительную оценку стилистики таких литераторов, как В.И.Ленин и Л.Д.Троцкий, еще недавно у нас публиковать было не принято, как не принято было критиковать великого Л.Толстого за «невыносимую абстрактность» образа Платона Каратаева в «Войне и мире». И вообще, «честный субъективизм» Д.Мирского (а по выражению Н. Эйдельмана, это и есть объективность) дает возможность читателю, с одной стороны, представить себе все многообразие жанров, течений и стилей русской литературы, все богатство имен, а с другой стороны – охватить это в едином контексте ее многовековой истории. По словам зарубежного биографа Мирского Джеральда Смита, «русская литература предстает на страницах Мирского без розового флера, со всеми зазубринами и случайными огрехами, и величия ей от этого не убавляется, оно лишь прирастает подлинностью». Там же приводится мнение об этой книге Владимира Набокова, известного своей исключительной скупостью на похвалы, как о «лучшей истории русской литературы на любом языке, включая русский». По мнению многих специалистов, она не утратила своей ценности и уникальной свежести по сей день. Дополнительный интерес к книге придает судьба ее автора. Она во многом отражает то, что произошло с русской литературой после 1925 года. Потомок древнего княжеского рода, родившийся в семье видного царского сановника в 1890 году, он был поэтом-символистом в период серебряного века, белогвардейцем во время гражданской войны, известным литературоведом и общественным деятелем послереволюционной русской эмиграции. Но живя в Англии, он увлекся социалистическим идеями, вступил в компартию и в переписку с М.Горьким, и по призыву последнего в 1932 году вернулся в Советский Союз. Какое-то время Мирский был обласкан властями и являлся желанным гостем тогдашних литературных и светских «тусовок» в качестве «красного князя», но после смерти Горького, разделил участь многих своих коллег, попав в 1937 году на Колыму, где и умер в 1939.«Когда-нибудь в будущем, может, даже в его собственной стране, – писал Джеральд Смит, – найдут способ почтить память Мирского достойным образом». Видимо, такое время пришло. Лучшим, самым достойным памятником Д.П.Мирскому служила и служит его превосходная книга. Нелли Закусина "Впервые для массового читателя – малоизвестный у нас (но высоко ценившийся специалистами, в частности, Набоковым) труд Д. П. Святополк-Мирского". Сергей Костырко. «Новый мир» «Поздней ласточкой, по сравнению с первыми "перестроечными", русского литературного зарубежья можно назвать "Историю литературы" Д. С.-Мирского, изданную щедрым на неожиданности издательством "Свиньин и сыновья"». Ефрем Подбельский. «Сибирские огни» "Текст читается запоем, по ходу чтения его без конца хочется цитировать вслух домашним и конспектировать не для того, чтобы запомнить, многие пассажи запоминаются сами, как талантливые стихи, но для того, чтобы еще и еще полюбоваться умными и сочными авторскими определениями и характеристиками". В. Н. Распопин. Сайт «Book-о-лики» "Это внятный, добротный, без цензурных пропусков курс отечественной словесности. Мирский не только рассказывает о писателях, но и предлагает собственные концепции развития литпроцесса (связь литературы и русской цивилизации и др.)". Николай Акмейчук. «Книжное обозрение» "Книга, издававшаяся в Англии, написана князем Святополк-Мирским. Вот она – перед вами. Если вы хотя бы немного интересуетесь русской литературой – лучшего чтения вам не найти!" Обзор. «Книжная витрина» "Одно из самых замечательных переводных изданий последнего времени". Обзор. Журнал «Знамя» Источник: http://www.isvis.ru/mirskiy_book.htm === Дмитрий Петрович Святополк-Мирский (1890-1939) ===
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
четкостью. Есть только два исключения – Софья и Чацкий. В отличие
от прочих, они не замышлялись как сатирические изображения, а как
характеры остались «невыпеченными». И все-таки своим
очарованием комедия во многом обязана им. Софья не тип, но это
личность. Для классической комедии героиня, которая и не
идеализирована, и не карикатурна, – редкость. Есть в ней что-то
странное, сухо-романтическое: ясность цели, быстрое остроумие,
глубокая, но сдерживаемая страстность. В пьесе она главная
действующая сила – вся интрига движется благодаря ее действиям.
Чацкого часто критиковали за неуместное красноречие. В его
речах, обращенных к Фамусову и его кругу, нет чувства сообразности
и, возможно, есть погрешности в том, каким его задумал Грибоедов.
Но несмотря на это Чацкий в пьесе – самое главное. Он ее образный
и эмоциональный фокус, ее закваска и изюминка.
Дело не только в том, что самые умные речи вложены в его
уста – дело в том, что он задает тон всему представлению. Его
благородный, хоть и смутный, мятеж против растительного
эгоистического мира Фамусовых и Молчалиных и есть истинный дух
пьесы. Его радостный, юношеский идеализм, его стремительность,
его порыв захватывает и бодрит. Он из семейства Ромео; и
характерно, что несмотря на как будто недостаточно ясную
обрисовку характера эта роль является традиционным пробным
камнем для русского актера. Великий Чацкий такая же редкость и так
же высоко ценится в России, как великий Гамлет.
11. ПРОЗА ПОЭТОВ
Влияние французского языка в России достигло апогея в
царствование Александра I. Все образованные дворяне, выросшие в
это царствование, знали французский не хуже, а то и лучше, чем
русский. То же самое происходило у среднего и провинциального
дворянства: Пушкин не забывает напомнить, что Татьяна написала
свое знаменитое письмо Онегину по-французски, ибо, как он говорит
«доныне гордый наш язык к почтовой прозе не привык». Привить ему
эту привычку было главной задачей поэтов, остроумцев «Арзамаса» и
всех прочих из партии поэтов и дворян. Они сделали из почтовой
прозы искусство; между 1815 и 1830 гг. писание писем стало для них
важной частью литературной деятельности. И Золотой век поэзии
является также Золотым веком эпистолярной прозы.
Пушкин как автор писем не менее велик, чем как поэт. Его
«почтовая проза» – неиссякаемый источник наслаждения для всех,
кто любит хороший русский язык. Это естественный, каждодневный
разговорный, только отточенный в лаборатории великого
художественного мышления. По гибкости, грации и свежести
эпистолярный язык Пушкина не имеет себе равных. Не говоря уже об
этом, письма его – сокровищница остроумия, здравого смысла и
умной критики. Но Пушкин никогда не говорит о своих чувствах – ни
с ближайшими друзьями, ни с женой. Единственные эмоции, которым
он дает выход – нетерпение и негодование. Это сообщает его
письмам особенно здоровую и бодрящую атмосферу.
Как автор писем Грибоедов стоит рядом с Пушкиным. Его язык
резче и нервнее, чем пушкинский. Он полон сухого, едкого
остроумия Горя от ума и введенной в берега дисциплинированной
страстности. Грибоедов всегда знает, что хочет сказать, и говорит то,
что думает, прямо и открыто. Если пушкинские письма не имеют себе
равных по гибкости и свежести, то Грибоедов – первый из русских
писателей по остроте и силе фразы.
Замечателен эпистолярный русский язык переписки Вяземского с
Александром Ивановичем Тургеневым (1784–1845) – другом всех
арзамасцев и одним из умнейших людей той эпохи. Эта переписка
как бы дает постоянный комментарий к русской литературе и жизни.
В опубликованной прозе поэты Золотого века продолжали труд
Карамзина, который, хотя его реформа и была принята, не смог
создать универсально приемлемого стиля литературной прозы.
Создание такого стиля было одной из труднейших, стоящих перед
поэтами задач, а тут еще мешал французский язык. Пушкин
признавался, что ему легче говорить по-французски, чем по-русски,
если он хочет выразить прозой что-нибудь, кроме описания фактов.
Поэты взялись за дело со всей возможной добросовестностью. Но им
не удалось установить каноны русской прозы для последующих эпох,
и все, что они сделали, было разрушено журналистами тридцатых
годов, которые и есть истинные основатели современной русской
прозы.
Старшее поколение поэтов шло прямо за Карамзиным. Проза
Жуковского – и в ранних рассказах, и в поздних нравственных
очерках – гладкая, приятная, но несколько худосочная и слишком
безмятежная. Батюшков в своих статьях старался итальянизировать
русскую прозу, как итальянизировал стихи. Вяземский и Давыдов
ввели в литературу манеру, свойственную их переписке.
Прозаическое наследие Давыдова – Опыт теории партизанского
действия (1821), автобиография, предпосланная изданию его стихов
1832 г. и серия воспоминаний о военной жизни. Они показывают
Давыдова-прозаика,
по-настоящему
оригинального.
Его
автобиография – это водопад каламбуров и шуток, не всегда самого
лучшего вкуса. В своих военных писаниях он резок, силен,
колоритен, и его мемуары содержат куски самого интересного
военного чтения на русском языке.
Вяземский тоже иногда бывает излишне остроумен: он никогда
не мог заставить себя отказаться от каламбура, если каламбур
навертывался ему на язык. Но в его прозе всегда, как и у Давыдова,
есть сила и колоритность. Как критик (в основном в 20-е годы) он
был блестящ, но поверхностен, умен, но ему недоставало
воображения. Лучшее из того, что он в этом роде написал,
содержится в замечательных анекдотах Старой записной книжки –
неиссякаемого источника искрящихся, часто интереснейших
сведений о крупных и мелких людях начала девятнадцатого столетия.
Во времена Пушкина анекдот был излюбленной формой, и сам
великий поэт любил искусство анекдота. Анекдоты, изданные
(конечно, посмертно) в его Table Talk (в оригинале это тоже по-
английски) – шедевры этого жанра, и по языку ближе к его письмам,
чем к его литературной прозе. Баратынский прозы написал очень
мало, но в этой малости содержится непропорциональное количество
лучшего, что когда-либо было сказано по-русски о поэзии. Следует
особенно запомнить два его высказывания: его определение
лирической поэзии как самого полного осознания данной минуты и
замечание, что хорошая поэзия редка, ибо она требует от поэта двух
качеств, как правило, исключающих друг друга: огня творческого
воображения и холодности проверяющего разума.
12. РАЗВИТИЕ РОМАНА
Русский роман так и прозябал до самого 1829 г., когда вдруг на
писание романов вспыхнула мода. В этом году небезызвестный
Фаддей Булгарин (о нем см. дальше) выпустил свой назидательный
плутовский роман Иван Выжигин, побивший рекорды распродажи; в
этом же году Михаил Николаевич Загоскин (1792–1853), известный
как комедиограф, выпустил первый русский роман в
вальтерскоттовском стиле – Юрий Милославский, или Русские в 1612
году. Это история из Смутного времени, когда поляки взяли Москву,
и национальные силы одержали над ними победу. Несмотря на
традиционность, на недостаток истинного исторического колорита,
на грубый национализм и на картонную психологию, это в своем роде
очень хорошее чтение. Он имел немедленный и громкий успех и
около ста лет оставался заслуженно популярным у не очень
