История русской литературы с древнейших времен по 1925 год. Том 1
История русской литературы с древнейших времен по 1925 год. Том 1 читать книгу онлайн
Дмитрий Петрович Святополк-Мирский История русской литературы с древнейших времен по 1925 год История русской литературы с древнейших времен по 1925 г.В 1925 г. впервые вышла в свет «История русской литературы», написанная по-английски. Автор — русский литературовед, литературный критик, публицист, князь Дмитрий Петрович Святополк-Мирский (1890—1939). С тех пор «История русской литературы» выдержала не одно издание, была переведена на многие европейские языки и до сих пор не утратила своей популярности. Что позволило автору составить подобный труд? Возможно, обучение на факультетах восточных языков и классической филологии Петербургского университета; или встречи на «Башне» Вячеслава Иванова, знакомство с плеядой «серебряного века» — О. Мандельштамом, М. Цветаевой, А. Ахматовой, Н. Гумилевым; или собственные поэтические пробы, в которых Н. Гумилев увидел «отточенные и полнозвучные строфы»; или чтение курса русской литературы в Королевском колледже Лондонского университета в 20-х годах... Несомненно одно: Мирский являлся не только почитателем, но и блестящим знатоком предмета своего исследования. Книга написана простым и ясным языком, блистательно переведена, и недаром скупой на похвалы Владимир Набоков считал ее лучшей историей русской литературы на любом языке, включая русский. Комментарии Понемногу издаются в России важнейшие труды литературоведов эмиграции. Вышла достойным тиражом (первое на русском языке издание 2001 года был напечатано в количестве 600 экз.) одна из главных книг «красного князя» Дмитрия Святополк-Мирского «История русской литературы». Судьба автора заслуживает отдельной книги. Породистый аристократ «из Рюриковичей», белый офицер и убежденный монархист, он в эмиграции вступил в английскую компартию, а вначале 30-х вернулся в СССР. Жизнь князя-репатрианта в «советском раю» продлилась недолго: в 37-м он был осужден как «враг народа» и сгинул в лагере где-то под Магаданом. Некоторые его работы уже переизданы в России. Особенность «Истории русской литературы» в том, что она писалась по-английски и для англоязычной аудитории. Это внятный, добротный, без цензурных пропусков курс отечественной словесности. Мирский не только рассказывает о писателях, но и предлагает собственные концепции развития литпроцесса (связь литературы и русской цивилизации и др.). Николай Акмейчук Русская литература, как и сама православная Русь, существует уже более тысячелетия. Но любознательному российскому читателю, пожелавшему пообстоятельней познакомиться с историей этой литературы во всей ее полноте, придется столкнуться с немалыми трудностями. Школьная программа ограничивается именами классиков, вузовские учебники как правило, охватывают только отдельные периоды этой истории. Многотомные академические издания советского периода рассчитаны на специалистов, да и «призма соцреализма» дает в них достаточно тенденциозную картину (с разделением авторов на прогрессивных и реакционных), ныне уже мало кому интересную. Таким образом, в России до последнего времени не существовало книг, дающих цельный и непредвзятый взгляд на указанный предмет и рассчитанных, вместе с тем, на массового читателя. Зарубежным любителям русской литературы повезло больше. Еще в 20-х годах XIX века в Лондоне вышел капитальный труд, состоящий из двух книг: «История русской литературы с древнейших времен до смерти Достоевского» и «Современная русская литература», написанный на английском языке и принадлежащий перу… известного русского литературоведа князя Дмитрия Петровича Святополка-Мирского. Под словом «современная» имелось в виду – по 1925 год включительно. Книги эти со временем разошлись по миру, были переведены на многие языки, но русский среди них не значился до 90-х годов прошлого века. Причиной тому – и необычная биография автора книги, да и само ее содержание. Литературоведческих трудов, дающих сравнительную оценку стилистики таких литераторов, как В.И.Ленин и Л.Д.Троцкий, еще недавно у нас публиковать было не принято, как не принято было критиковать великого Л.Толстого за «невыносимую абстрактность» образа Платона Каратаева в «Войне и мире». И вообще, «честный субъективизм» Д.Мирского (а по выражению Н. Эйдельмана, это и есть объективность) дает возможность читателю, с одной стороны, представить себе все многообразие жанров, течений и стилей русской литературы, все богатство имен, а с другой стороны – охватить это в едином контексте ее многовековой истории. По словам зарубежного биографа Мирского Джеральда Смита, «русская литература предстает на страницах Мирского без розового флера, со всеми зазубринами и случайными огрехами, и величия ей от этого не убавляется, оно лишь прирастает подлинностью». Там же приводится мнение об этой книге Владимира Набокова, известного своей исключительной скупостью на похвалы, как о «лучшей истории русской литературы на любом языке, включая русский». По мнению многих специалистов, она не утратила своей ценности и уникальной свежести по сей день. Дополнительный интерес к книге придает судьба ее автора. Она во многом отражает то, что произошло с русской литературой после 1925 года. Потомок древнего княжеского рода, родившийся в семье видного царского сановника в 1890 году, он был поэтом-символистом в период серебряного века, белогвардейцем во время гражданской войны, известным литературоведом и общественным деятелем послереволюционной русской эмиграции. Но живя в Англии, он увлекся социалистическим идеями, вступил в компартию и в переписку с М.Горьким, и по призыву последнего в 1932 году вернулся в Советский Союз. Какое-то время Мирский был обласкан властями и являлся желанным гостем тогдашних литературных и светских «тусовок» в качестве «красного князя», но после смерти Горького, разделил участь многих своих коллег, попав в 1937 году на Колыму, где и умер в 1939.«Когда-нибудь в будущем, может, даже в его собственной стране, – писал Джеральд Смит, – найдут способ почтить память Мирского достойным образом». Видимо, такое время пришло. Лучшим, самым достойным памятником Д.П.Мирскому служила и служит его превосходная книга. Нелли Закусина "Впервые для массового читателя – малоизвестный у нас (но высоко ценившийся специалистами, в частности, Набоковым) труд Д. П. Святополк-Мирского". Сергей Костырко. «Новый мир» «Поздней ласточкой, по сравнению с первыми "перестроечными", русского литературного зарубежья можно назвать "Историю литературы" Д. С.-Мирского, изданную щедрым на неожиданности издательством "Свиньин и сыновья"». Ефрем Подбельский. «Сибирские огни» "Текст читается запоем, по ходу чтения его без конца хочется цитировать вслух домашним и конспектировать не для того, чтобы запомнить, многие пассажи запоминаются сами, как талантливые стихи, но для того, чтобы еще и еще полюбоваться умными и сочными авторскими определениями и характеристиками". В. Н. Распопин. Сайт «Book-о-лики» "Это внятный, добротный, без цензурных пропусков курс отечественной словесности. Мирский не только рассказывает о писателях, но и предлагает собственные концепции развития литпроцесса (связь литературы и русской цивилизации и др.)". Николай Акмейчук. «Книжное обозрение» "Книга, издававшаяся в Англии, написана князем Святополк-Мирским. Вот она – перед вами. Если вы хотя бы немного интересуетесь русской литературой – лучшего чтения вам не найти!" Обзор. «Книжная витрина» "Одно из самых замечательных переводных изданий последнего времени". Обзор. Журнал «Знамя» Источник: http://www.isvis.ru/mirskiy_book.htm === Дмитрий Петрович Святополк-Мирский (1890-1939) ===
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
В конце 1825 г. Грибоедов вернулся к Ермолову на Кавказ. Но
там он оставался недолго. Сразу после мятежа 14 декабря на Кавказ
был послан курьер, чтобы его арестовать. Рассказывали, что Ермолов
(популярный среди декабристов) предупредил Грибоедовао
предстоящем аресте и дал ему время уничтожить компрометирующие
бумаги. Грибоедов был привезен в Петербург и посажен на
гауптвахту Главного штаба. В страшном негодовании на свой арест
он написал Николаю резкое письмо в таких выражениях, что
дежурный генерал не осмелился передать его императору. На
допросах Грибоедов держался твердо. Несмотря на тесные связи со
многими мятежниками, ему удалось оправдаться. Он был освобожден
и, в качестве компенсации за пережитые неприятности, получил
повышение по службе и годовое жалование. Однако все это дело до
сих пор остается несколько загадочным, потому что нет сомнения,
что Грибоедов все-таки был в нем замешан.
Он возвратился на Кавказ, где в это время началась война с
Персией. Ермолов, которого Николай не любил и которому не
доверял, вынужден был уйти в отставку, но новый наместник,
любимец и личный друг царя Паскевич, был родственником
Грибоедова, и у них были самые лучшие отношения. Грибоедов
поехал в штаб Паскевича на фронт и сопровождал его всю войну. Он
вел мирные переговоры, добился заключения Туркменчайского мира
(10 февраля 1828 года) и повез мирный договор в Петербург для
ратификации. Его приезд в столицу был встречен пушечным салютом
с Петропавловской крепости, ему были оказаны высшие почести, и
он был назначен русским послом в Персию. По дороге туда, в
Тифлисе, он влюбился в шестнадцатилетнюю грузинку, княжну Нину
Чавчавадзе, и женился на ней. Совершенно счастливый, он уехал с
молодой женой в Тавриз, откуда должен был наблюдать за тем, как
персы выполняют условия мирного договора.
Это было нелегким и малоприятным делом. По договору Персия
обязывалась выплатить большую контрибуцию и возвратить всех
христианских пленных – т. е. в основном армянских женщин из
персидских гаремов. Первый пункт был неосуществим, потому что
Персия была несостоятельна, а второй персы воспринимали как
страшное оскорбление святости гарема, основы, на которой
зиждилось их религиозное государственное устройство. В декабре
1828 г. Грибоедов приехал в Тегеран для прямых переговоров с
шахом, оставив жену в Тавризе на попечении жены британского
посла. В Тегеране Грибоедов увидел, что все возмущены пунктом о
выдаче христианских женщин. Он сразу понял (и писал это в
депешах), что русские требования чрезмерны, но продолжал
энергично настаивать на их выполнении, не считаясь с чувствами
персов. Вскоре против него поднялось народное движение, раздутое
Алаяр-ханом (родственником шаха), из гарема которого бежали и
укрылись в русском посольстве, согласно договору, две христианские
женщины. 30 января толпа, разжигаемая Алаяр-ханом, ворвалась в
посольство и перерезала всех его обитателей, кроме одного.
Грибоедов погиб, сражаясь. Его обнаженное изрубленное тело
сумели узнать только по скрюченному пальцу, искалеченному после
дуэли с Якубовичем. Вдова Грибоедова, узнав о его гибели, родила
недоношенного ребенка, умершего через несколько часов. После
смерти мужа она прожила еще тридцать лет, отвергая все ухаживания
и снискав всеобщее восхищение своей верностью его памяти.
Грибоедов – homo unius libri (человек одной книги). Книга эта –
великая комедия Горе от ума (или, как перевел это название
профессор Перз, Несчастие быть умным). Другие его комедии, одна
из которых была написана после Горя, не заслуживают внимания и до
странного на нее непохожи. Фрагменты социально-исторической
трагедии Грузинская ночь, над которой он в последние годы работал,
тоже разочаровывают. Некоторые из его стихотворений хороши, но
это только намеки на нереализованные возможности.
Более важны его письма, ибо они – среди лучших, написанных на
русском языке. Они открывают намГрибоедова-человека, но великий
писатель раскрывается перед нами только в Горе от ума.
Горе от ума – произведение классической школы комедии,
идущее от Мольера. Как до него Фонвизин, а после него основатели
русской реалистической традиции, Грибоедов делает главный упор не
на интригу пьесы, а на характеры и диалоги. Комедия построена
рыхло. Многие сцены не двигают действия и введены только для
обрисовки характеров. Но в диалоге и в обрисовке характеров
Грибоедов остается единственным и неподражаемым. Диалог
выдержан в рифмованных стихах, это ямбы разной длины – размер,
который в Россию ввели баснописцы как эквивалент вольному стиху
( vers libre) Лафонтена и который достиг совершенства в руках
Крылова. Диалог Грибоедова есть непрекращающийся tour de force
(верх ловкости). Он все время старается совершить – и совершает –
невозможное: втискивание обычных разговоров в сопротивляющуюся
метрическую форму. Кажется, что Грибоедов специально умножает
трудности. Он, например, был в те времена единственным поэтом,
пользовавшимся необычными, звучными, каламбурными рифмами.
В его стихах содержится как бы необходимое количество жесткостей
и углов, чтобы постоянно напоминать читателю, каких мук, какого
труда стоило поэту триумфальное преодоление всех препятствий. Это
благородная жесткость: зарубка мастера на трудноподдающемся
материале. Несмотря на оковы метрической формы, диалог
Грибоедова сохраняет естественный разговорный ритм и более
разговорен, чем любая проза. Он полон ума, разнообразия,
характерности: это настоящая сокровищница лучшего русского
разговорного языка той эпохи, когда речь высших классов еще не
была испорчена и выхолощена школьным обучением и грамматикой.
Чуть ли не каждая строка комедии стала частью русского языка, а
пословиц из Грибоедова взято не меньше, чем из Крылова. По
эпиграммам, репликам, по сжатому и лаконическому остроумию у
Грибоедова в России нет соперников – он перещеголял даже
Крылова.
В искусстве изображения характеров Грибоедов тоже ни с кем не
сравним. У него было качество, унаследованное от классицистов,
которым не обладал никто из русской реалистической школы. Оно
было у великих мастеров XVII и XVIII вв. – у Мольера, у Филдинга,
а в XIX, думаю, только у Теккерея. Это некая всечеловечность,
которая делает Тартюфа, Сквайра Вестерна и мисс Кроули чем-то
большим, нежели просто характерами. Они личности, но они еще и
типы – архетипы, или квинтэссенции человеческого, наделенные
всем, что есть у нас жизненного и индивидуального, но наделенные
еще и сверхличностным существованием, подобно платоновским
идеям или универсалиям схоластов. Это редкое искусство – может
быть, самое редкое из всех; и из русских писателей Грибоедов
обладал им в высшей мере. Это не значит, что его персонажи не
живут; они живут, да еще как! – но жизнь их более продолжительна и
всечеловечна, чем наша. Они вылеплены из подлинно
общечеловеческого материала. Фамусов, отец, начальник важного
департамента, прирожденный консерватор, циничный и добродушный
философ хорошего пищеварения, столп общества; Молчалин,
секретарь, мелкий негодяй, который играет с пожилыми дамами в
вист, гладит их собачек и притворяется влюбленным в дочку
начальника; Репетилов, оратор кофеен и клубов, «горящий свободою»
и пахнущий вином, безмозглый поклонник ума и ближайший друг
всех своих знакомых. Все, вплоть до самого эпизодического лица,
написаны с одинаковым совершенством, законченностью и
