История русской литературы с древнейших времен по 1925 год. Том 1
История русской литературы с древнейших времен по 1925 год. Том 1 читать книгу онлайн
Дмитрий Петрович Святополк-Мирский История русской литературы с древнейших времен по 1925 год История русской литературы с древнейших времен по 1925 г.В 1925 г. впервые вышла в свет «История русской литературы», написанная по-английски. Автор — русский литературовед, литературный критик, публицист, князь Дмитрий Петрович Святополк-Мирский (1890—1939). С тех пор «История русской литературы» выдержала не одно издание, была переведена на многие европейские языки и до сих пор не утратила своей популярности. Что позволило автору составить подобный труд? Возможно, обучение на факультетах восточных языков и классической филологии Петербургского университета; или встречи на «Башне» Вячеслава Иванова, знакомство с плеядой «серебряного века» — О. Мандельштамом, М. Цветаевой, А. Ахматовой, Н. Гумилевым; или собственные поэтические пробы, в которых Н. Гумилев увидел «отточенные и полнозвучные строфы»; или чтение курса русской литературы в Королевском колледже Лондонского университета в 20-х годах... Несомненно одно: Мирский являлся не только почитателем, но и блестящим знатоком предмета своего исследования. Книга написана простым и ясным языком, блистательно переведена, и недаром скупой на похвалы Владимир Набоков считал ее лучшей историей русской литературы на любом языке, включая русский. Комментарии Понемногу издаются в России важнейшие труды литературоведов эмиграции. Вышла достойным тиражом (первое на русском языке издание 2001 года был напечатано в количестве 600 экз.) одна из главных книг «красного князя» Дмитрия Святополк-Мирского «История русской литературы». Судьба автора заслуживает отдельной книги. Породистый аристократ «из Рюриковичей», белый офицер и убежденный монархист, он в эмиграции вступил в английскую компартию, а вначале 30-х вернулся в СССР. Жизнь князя-репатрианта в «советском раю» продлилась недолго: в 37-м он был осужден как «враг народа» и сгинул в лагере где-то под Магаданом. Некоторые его работы уже переизданы в России. Особенность «Истории русской литературы» в том, что она писалась по-английски и для англоязычной аудитории. Это внятный, добротный, без цензурных пропусков курс отечественной словесности. Мирский не только рассказывает о писателях, но и предлагает собственные концепции развития литпроцесса (связь литературы и русской цивилизации и др.). Николай Акмейчук Русская литература, как и сама православная Русь, существует уже более тысячелетия. Но любознательному российскому читателю, пожелавшему пообстоятельней познакомиться с историей этой литературы во всей ее полноте, придется столкнуться с немалыми трудностями. Школьная программа ограничивается именами классиков, вузовские учебники как правило, охватывают только отдельные периоды этой истории. Многотомные академические издания советского периода рассчитаны на специалистов, да и «призма соцреализма» дает в них достаточно тенденциозную картину (с разделением авторов на прогрессивных и реакционных), ныне уже мало кому интересную. Таким образом, в России до последнего времени не существовало книг, дающих цельный и непредвзятый взгляд на указанный предмет и рассчитанных, вместе с тем, на массового читателя. Зарубежным любителям русской литературы повезло больше. Еще в 20-х годах XIX века в Лондоне вышел капитальный труд, состоящий из двух книг: «История русской литературы с древнейших времен до смерти Достоевского» и «Современная русская литература», написанный на английском языке и принадлежащий перу… известного русского литературоведа князя Дмитрия Петровича Святополка-Мирского. Под словом «современная» имелось в виду – по 1925 год включительно. Книги эти со временем разошлись по миру, были переведены на многие языки, но русский среди них не значился до 90-х годов прошлого века. Причиной тому – и необычная биография автора книги, да и само ее содержание. Литературоведческих трудов, дающих сравнительную оценку стилистики таких литераторов, как В.И.Ленин и Л.Д.Троцкий, еще недавно у нас публиковать было не принято, как не принято было критиковать великого Л.Толстого за «невыносимую абстрактность» образа Платона Каратаева в «Войне и мире». И вообще, «честный субъективизм» Д.Мирского (а по выражению Н. Эйдельмана, это и есть объективность) дает возможность читателю, с одной стороны, представить себе все многообразие жанров, течений и стилей русской литературы, все богатство имен, а с другой стороны – охватить это в едином контексте ее многовековой истории. По словам зарубежного биографа Мирского Джеральда Смита, «русская литература предстает на страницах Мирского без розового флера, со всеми зазубринами и случайными огрехами, и величия ей от этого не убавляется, оно лишь прирастает подлинностью». Там же приводится мнение об этой книге Владимира Набокова, известного своей исключительной скупостью на похвалы, как о «лучшей истории русской литературы на любом языке, включая русский». По мнению многих специалистов, она не утратила своей ценности и уникальной свежести по сей день. Дополнительный интерес к книге придает судьба ее автора. Она во многом отражает то, что произошло с русской литературой после 1925 года. Потомок древнего княжеского рода, родившийся в семье видного царского сановника в 1890 году, он был поэтом-символистом в период серебряного века, белогвардейцем во время гражданской войны, известным литературоведом и общественным деятелем послереволюционной русской эмиграции. Но живя в Англии, он увлекся социалистическим идеями, вступил в компартию и в переписку с М.Горьким, и по призыву последнего в 1932 году вернулся в Советский Союз. Какое-то время Мирский был обласкан властями и являлся желанным гостем тогдашних литературных и светских «тусовок» в качестве «красного князя», но после смерти Горького, разделил участь многих своих коллег, попав в 1937 году на Колыму, где и умер в 1939.«Когда-нибудь в будущем, может, даже в его собственной стране, – писал Джеральд Смит, – найдут способ почтить память Мирского достойным образом». Видимо, такое время пришло. Лучшим, самым достойным памятником Д.П.Мирскому служила и служит его превосходная книга. Нелли Закусина "Впервые для массового читателя – малоизвестный у нас (но высоко ценившийся специалистами, в частности, Набоковым) труд Д. П. Святополк-Мирского". Сергей Костырко. «Новый мир» «Поздней ласточкой, по сравнению с первыми "перестроечными", русского литературного зарубежья можно назвать "Историю литературы" Д. С.-Мирского, изданную щедрым на неожиданности издательством "Свиньин и сыновья"». Ефрем Подбельский. «Сибирские огни» "Текст читается запоем, по ходу чтения его без конца хочется цитировать вслух домашним и конспектировать не для того, чтобы запомнить, многие пассажи запоминаются сами, как талантливые стихи, но для того, чтобы еще и еще полюбоваться умными и сочными авторскими определениями и характеристиками". В. Н. Распопин. Сайт «Book-о-лики» "Это внятный, добротный, без цензурных пропусков курс отечественной словесности. Мирский не только рассказывает о писателях, но и предлагает собственные концепции развития литпроцесса (связь литературы и русской цивилизации и др.)". Николай Акмейчук. «Книжное обозрение» "Книга, издававшаяся в Англии, написана князем Святополк-Мирским. Вот она – перед вами. Если вы хотя бы немного интересуетесь русской литературой – лучшего чтения вам не найти!" Обзор. «Книжная витрина» "Одно из самых замечательных переводных изданий последнего времени". Обзор. Журнал «Знамя» Источник: http://www.isvis.ru/mirskiy_book.htm === Дмитрий Петрович Святополк-Мирский (1890-1939) ===
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
проявляется в ряде описательных и элегических эпи грамм, полных
прекрасной сдержанности и пластической выразительности. То же
влияние, в более преобразованной и освоенной форме, видно в
лучшем лирическом стихотворении этого периода (и одном из
величайших пушкинских стихотворений вообще) – в изумительном
Наполеоне (1821).
Чисто французский, вольтеровский, XVIII-вековый элемент
оставался в поэзии Пушкина еще некоторое время после его
знакомства с Байроном. Именно тогда он написал самую вольтеров -
скую из своих поэм – богохульную и сладострастную Гаврилиаду
(1821), которая доставила ему много неприятностей в следующее
царствование и была впервые напечатана только через много лет
после его смерти (Лондон, 1861). Написанная совершенно в стиле
антирелигиозных стихов Вольтера или Парни, она отличается от них
тем, что она несерьезна, – это не антирелигиозная пропаганда, на
которую она и не рассчитана, а просто пена непочтительной,
чувственной и необузданной юности.
Средний период творчества Пушкина совпадает с писанием
Евгения Онегина, его самого длинного, самого популярного и
влиятельного и, пожалуй, самого характерного произведения. Это
«роман в стихах», в восьми песнях, которые называются главами. Он
был начат весной 1823 г. и закончен осенью 1830-го; несколько
завершающих штрихов были добавлены в 1831 г. Начальный импульс
шел от Дон Жуана, но кроме общей идеи – написать длинную
повествовательную поэму стансами, с сюжетом из современной
жизни, в полусерьезной, полушутливой тональности – Евгений
Онегин имеет мало общего с байроновским эпосом. Он не имеет
достоинств Дон Жуана – ни широкого, как море, размаха, ни
сатирической силы. Достоинства его совершенно иного порядка. Он
менее разбросан, и хотя, когда Пушкин его начинал, он еще не знал,
как его кончит, это история с началом, серединой и концом. Его
единство – не заранее заданное и обдуманное единство, но нечто
подобное органическому единству жизни отдельного человека. Он
отражает периоды жизни поэта между его двадцать четвертым и
тридцать вторым годом. Переход от буйного юношеского
воодушевления первой главы к смирению и приглушенному трагизму
восьмой происходит постепенно, как рост дерева.
Первая глава, написанная в 1823 г., венчает пушкинскую юность.
Это самое блестящее из всех его произведений. Оно искрится и
пузырится, как шампанское – заезженное, но неизбежное сравнение.
Это описание жизни молодого петербургского дэнди (Пушкин
пользуется этим английским словом), которую вел сам Пушкин перед
ссылкой. Это единственная глава из всех восьми, где веселость
преобладает над серьезностью. Следующие главы написаны в том же
стиле, но он становится сдержаннее и мягче по мере того, как
проходят годы. Смесь юмора (не сатиры) и поэтического чувства,
беспредельное богатство и разнообразие эмоциональных оттенков и
переходов напоминают Тристрама Шенди (автора которого Пушкин
высоко ценил), но свобода, непосредственность и мощная энергия
поэмы Пушкина были для Стерна недостижимы.
Евгений Онегин – венец первых зрелых лет Пушкина и самое
полное выражение его так называемой «субъективной» манеры, в
отличие от объективной и безличной, характерной для более поздних
лет. Из всех его произведений тут меньше всего видна сдержанность:
поэт разрешает себе отступления – лирические, юмористические,
полемические. Он не выставляет напоказ экономию художественных
средств. Больше, чем где-либо, он полагается на впечатление,
производимое атмосферой. Но его чувство меры и безошибочное
мастерство присутствует в Онегине так же, как и во всех его
произведениях. Многие русские поэты подражалиманере Онегина, и
все с сомнительным успехом. Она требует двух качеств, очень редко
встречающихся в соединении, – безграничной, неисчерпаемой
жизненной силы и безошибочного чувства художественной меры.
Говоря о глубоком влиянии Онегина на последующее развитие
литературы, я не имею в виду прямое метрическое потомство этого
«романа в стихах». Речь идет о типе реализма, впервые им
введенного, о стиле обрисовки характеров, о типах людей и о
построении рассказа, которые можно считать источником
позднейшего русского романа. Реализм Онегина – тот особый
русский реализм, который поэтичен, не идеализируя реальности, ни в
чем не поступаясь реальностью. Этот же реализм оживет в романах
Лермонтова, Тургенева и Гончарова, в Войне и мире и в лучших
вещах Чехова – хотя его законность вне совершенной поэтической
формы, приданной Пушкиным, внушает сомнения. Обрисовка
характеров в Онегине – не аналитична, не психологична, а поэтична,
зависима от лирической и эмоциональной атмосферы,
сопровождающей персонажей, а не от препарирования их мыслей и
чувств. Стиль портретирования унаследован от Пушкина Тургеневым
и другими русскими романистами, но не Толстым и Достоевским. Что
касается характеров, то Онегин и Татьяна – прародители большого
потомства в русской литературе; герои Лермонтова, Гончарова и
Тургенева все носят черты фамильного сходства. Наконец,
конструкция рассказа, столь отличная от пушкинской прозы, стала
нормой для русского романа. Простой сюжет, логически
развивающийся из характеров героев, и несчастливый,
наталкивающий на размышления приглушенный конец стали
образцом для русских романистов, особенно опять-таки для
Тургенева. Многие приемы Онегина можно считать романтическими,
но дух этой поэмы иной. Как во всех зрелых произведениях
Пушкина, в нем господствует суровый моральный закон Рока. Без -
ответственное потакание собственным прихотям и эгоизм исподволь,
неотвратимо, без театральных эффектов губят Онегина, в то время
как спокойное самообладание и смирение Татьяны венчают ее тем
неоспоримым моральным величием, которое всегда ассоциируется с
ее именем. Создав Татьяну, Пушкин избежал почти неизбежного – не
сделал добродетельную женщину, холодно отвергающую любимого
человека, ни ханжой, ни пуританкой – и в этом его величие.
Добродетель Татьяны искупается печалью, которой ей не превозмочь,
спокойным и безропотным решением отвергнуть единственно
возможный для нее рай и жить без всякой надежды на счастье.
Отношения Татьяна – Онегин часто возрождались в русской
литературе, и противопоставление мелкого и слабого мужчины
сильной женщине стало почти заезженным у Тургенева и других. Но
классическое отношение Пушкина – сочувствие без жалости к
мужчине и уважение без «награды» к женщине – никогда не
возродилось.
Во время работы над Онегиным Пушкин написал много других
поэтических произведений, разного значения, но на том же уровне
совершенства. Ближе всего к Онегину стоят повести в стихах из
современной русской жизни – Граф Нулин (1825), блестящий и
остроумный анекдот в стихах, по манере более реалистичный и
иронический; и Домик в Коломне (1830) – поэма в октавах, нечто
вроде русского Беппо, последний опыт в «свободном» онегинском
стиле.
Байроническая повествовательная форма была использована в
поэмах Цыганы (1824, опубликована в 1827) и Полтава (1828,
опубликована в 1829). Эти поэмы несравненно выше двух первых
байронических. От влияния Байрона в них не осталось ничего, кроме
идеи написать повесть в стихах с лирической окраской и с резкими
переходами от эпизода к эпизоду. Цыганы – одно из величайших
