История русской литературы с древнейших времен по 1925 год. Том 1
История русской литературы с древнейших времен по 1925 год. Том 1 читать книгу онлайн
Дмитрий Петрович Святополк-Мирский История русской литературы с древнейших времен по 1925 год История русской литературы с древнейших времен по 1925 г.В 1925 г. впервые вышла в свет «История русской литературы», написанная по-английски. Автор — русский литературовед, литературный критик, публицист, князь Дмитрий Петрович Святополк-Мирский (1890—1939). С тех пор «История русской литературы» выдержала не одно издание, была переведена на многие европейские языки и до сих пор не утратила своей популярности. Что позволило автору составить подобный труд? Возможно, обучение на факультетах восточных языков и классической филологии Петербургского университета; или встречи на «Башне» Вячеслава Иванова, знакомство с плеядой «серебряного века» — О. Мандельштамом, М. Цветаевой, А. Ахматовой, Н. Гумилевым; или собственные поэтические пробы, в которых Н. Гумилев увидел «отточенные и полнозвучные строфы»; или чтение курса русской литературы в Королевском колледже Лондонского университета в 20-х годах... Несомненно одно: Мирский являлся не только почитателем, но и блестящим знатоком предмета своего исследования. Книга написана простым и ясным языком, блистательно переведена, и недаром скупой на похвалы Владимир Набоков считал ее лучшей историей русской литературы на любом языке, включая русский. Комментарии Понемногу издаются в России важнейшие труды литературоведов эмиграции. Вышла достойным тиражом (первое на русском языке издание 2001 года был напечатано в количестве 600 экз.) одна из главных книг «красного князя» Дмитрия Святополк-Мирского «История русской литературы». Судьба автора заслуживает отдельной книги. Породистый аристократ «из Рюриковичей», белый офицер и убежденный монархист, он в эмиграции вступил в английскую компартию, а вначале 30-х вернулся в СССР. Жизнь князя-репатрианта в «советском раю» продлилась недолго: в 37-м он был осужден как «враг народа» и сгинул в лагере где-то под Магаданом. Некоторые его работы уже переизданы в России. Особенность «Истории русской литературы» в том, что она писалась по-английски и для англоязычной аудитории. Это внятный, добротный, без цензурных пропусков курс отечественной словесности. Мирский не только рассказывает о писателях, но и предлагает собственные концепции развития литпроцесса (связь литературы и русской цивилизации и др.). Николай Акмейчук Русская литература, как и сама православная Русь, существует уже более тысячелетия. Но любознательному российскому читателю, пожелавшему пообстоятельней познакомиться с историей этой литературы во всей ее полноте, придется столкнуться с немалыми трудностями. Школьная программа ограничивается именами классиков, вузовские учебники как правило, охватывают только отдельные периоды этой истории. Многотомные академические издания советского периода рассчитаны на специалистов, да и «призма соцреализма» дает в них достаточно тенденциозную картину (с разделением авторов на прогрессивных и реакционных), ныне уже мало кому интересную. Таким образом, в России до последнего времени не существовало книг, дающих цельный и непредвзятый взгляд на указанный предмет и рассчитанных, вместе с тем, на массового читателя. Зарубежным любителям русской литературы повезло больше. Еще в 20-х годах XIX века в Лондоне вышел капитальный труд, состоящий из двух книг: «История русской литературы с древнейших времен до смерти Достоевского» и «Современная русская литература», написанный на английском языке и принадлежащий перу… известного русского литературоведа князя Дмитрия Петровича Святополка-Мирского. Под словом «современная» имелось в виду – по 1925 год включительно. Книги эти со временем разошлись по миру, были переведены на многие языки, но русский среди них не значился до 90-х годов прошлого века. Причиной тому – и необычная биография автора книги, да и само ее содержание. Литературоведческих трудов, дающих сравнительную оценку стилистики таких литераторов, как В.И.Ленин и Л.Д.Троцкий, еще недавно у нас публиковать было не принято, как не принято было критиковать великого Л.Толстого за «невыносимую абстрактность» образа Платона Каратаева в «Войне и мире». И вообще, «честный субъективизм» Д.Мирского (а по выражению Н. Эйдельмана, это и есть объективность) дает возможность читателю, с одной стороны, представить себе все многообразие жанров, течений и стилей русской литературы, все богатство имен, а с другой стороны – охватить это в едином контексте ее многовековой истории. По словам зарубежного биографа Мирского Джеральда Смита, «русская литература предстает на страницах Мирского без розового флера, со всеми зазубринами и случайными огрехами, и величия ей от этого не убавляется, оно лишь прирастает подлинностью». Там же приводится мнение об этой книге Владимира Набокова, известного своей исключительной скупостью на похвалы, как о «лучшей истории русской литературы на любом языке, включая русский». По мнению многих специалистов, она не утратила своей ценности и уникальной свежести по сей день. Дополнительный интерес к книге придает судьба ее автора. Она во многом отражает то, что произошло с русской литературой после 1925 года. Потомок древнего княжеского рода, родившийся в семье видного царского сановника в 1890 году, он был поэтом-символистом в период серебряного века, белогвардейцем во время гражданской войны, известным литературоведом и общественным деятелем послереволюционной русской эмиграции. Но живя в Англии, он увлекся социалистическим идеями, вступил в компартию и в переписку с М.Горьким, и по призыву последнего в 1932 году вернулся в Советский Союз. Какое-то время Мирский был обласкан властями и являлся желанным гостем тогдашних литературных и светских «тусовок» в качестве «красного князя», но после смерти Горького, разделил участь многих своих коллег, попав в 1937 году на Колыму, где и умер в 1939.«Когда-нибудь в будущем, может, даже в его собственной стране, – писал Джеральд Смит, – найдут способ почтить память Мирского достойным образом». Видимо, такое время пришло. Лучшим, самым достойным памятником Д.П.Мирскому служила и служит его превосходная книга. Нелли Закусина "Впервые для массового читателя – малоизвестный у нас (но высоко ценившийся специалистами, в частности, Набоковым) труд Д. П. Святополк-Мирского". Сергей Костырко. «Новый мир» «Поздней ласточкой, по сравнению с первыми "перестроечными", русского литературного зарубежья можно назвать "Историю литературы" Д. С.-Мирского, изданную щедрым на неожиданности издательством "Свиньин и сыновья"». Ефрем Подбельский. «Сибирские огни» "Текст читается запоем, по ходу чтения его без конца хочется цитировать вслух домашним и конспектировать не для того, чтобы запомнить, многие пассажи запоминаются сами, как талантливые стихи, но для того, чтобы еще и еще полюбоваться умными и сочными авторскими определениями и характеристиками". В. Н. Распопин. Сайт «Book-о-лики» "Это внятный, добротный, без цензурных пропусков курс отечественной словесности. Мирский не только рассказывает о писателях, но и предлагает собственные концепции развития литпроцесса (связь литературы и русской цивилизации и др.)". Николай Акмейчук. «Книжное обозрение» "Книга, издававшаяся в Англии, написана князем Святополк-Мирским. Вот она – перед вами. Если вы хотя бы немного интересуетесь русской литературой – лучшего чтения вам не найти!" Обзор. «Книжная витрина» "Одно из самых замечательных переводных изданий последнего времени". Обзор. Журнал «Знамя» Источник: http://www.isvis.ru/mirskiy_book.htm === Дмитрий Петрович Святополк-Мирский (1890-1939) ===
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
Флемингом, Грифиусом и непосредственным образцом Ломоносова –
Гюнтером. Как просодист Ломоносов ниже Тредиаковского и
Сумарокова, он не создал хорошей теории, чтобы оправдать свои
реформы. Но сила его собственного примера, его собственная
поэтическая практика увлекла всех. Его «мощная строка» установила
такой уровень стиха, который был лучше любой теории, и его
догматические правила стали законом для русской поэзии.
Во второй половине XIX века стало модно принижать
ломоносовскую поэзию и даже отказывать ему в титуле поэта. Но
XVIII век считал его великим поэтом, не только «русским
Малербом», но и «русским Пиндаром», – и мы теперь недалеки от
возвращения к такому взгляду. Как и положено классицисту, он четко
разделял роды поэзии, и стиль его дидактических посланий
отличается от стиля од. В Посланиях он пользуется чистейшим
русским языком, и хотя подчиняется тогдашней моде на парафразу,
передает свою мысль с почти научной точностью. Знаменитое
послание О пользе стекла, над которым в XIX веке смеялись из-за
прозаической темы, могло бы стать главой из учебника, настолько
точен его язык. Но главные поэтические произведения Ломоносова –
его оды, духовные и торжественные. Они не являются выражением
индивидуального опыта; тут звучит идеальное выражение чувств и
стремлений нации или, во всяком случае, ее интеллектуальной элиты.
Торжественные оды восхваляют Петра Великого, русского
«культурного героя», и его дочь Елизавету – за то, что она
продолжает дело отца, которым пренебрегли его первые наследники.
Они славят русские войска и величие империи, но превыше всего
славят науку – и как познание, и как практическое применение. Они
призывают землю Российскую рождать «собственных Платонов и
быстрых разумом Невтонов», дабы она могла затмить своих западных
учителей. Но своего апогея как поэт Ломоносов достигает в
духовных одах. Они воодушевлены рационалистической концепцией
Бога-законодателя, проявляющего себя в великих и неизменных
законах природы. Оба Размышления о Божием величестве –
прекраснейшие образцы ломоносовской философской поэзии и той
мощи, с которой он широкими мазками набрасывает торжественные и
величественные картины природы. Но самый лучший образчик его
красноречия, его «мощной строки» и его «странно счастливого»
поэтического языка – замечательная Ода, выбранная из Иова.
И особенно те главы, где ревнивый Бог Ветхого Завета со всей силой
убедительности превращается в лейбницианского Законодателя
вселенной.
3. ПОВЕСТВОВАТЕЛЬНАЯ И ЛИРИЧЕСКАЯ ПОЭЗИЯ
ПОСЛЕ ЛОМОНОСОВА
Если Ломоносов был отцом новой русской цивилизации, то
отцом профессионализма в русской литературе был Александр
Петрович Сумароков (1717–1777). Он родился в Москве, в хорошей
дворянской московской семье, воспитывался в Петербургском
кадетском корпусе, где приобрел совершенное знание французского
языка и близкое знакомство с французским классическим
образованием. Сумароков не был ни аристократическим дилетантом,
как Кантемир, ни ученым профессором, как Тредиаковский и
Ломоносов; он был первый в России джентльмен, дворянин,
избравший своей профессией литературу. Он писал много, писал
регулярно, особенно в тех жанрах, которыми пренебрег Ломоносов.
Самыми важными его произведениями являются пьесы, но и в
недраматическом роде он сделалмного интересного. Его басни –
первый опыт в том жанре, которому было суждено особенно
процвести в России. Его сатиры, в которых он иногда имитирует
приемы народной поэзии – хлесткие и остроумные нападки на
архиврагов своего класса – государственных чиновников и судейских.
Но из всего, им написанного, внимание читателя поэзии могут еще и
теперь привлечь его песни. Они замечательны поистине
поразительными метрическими изобретениями (которым даже и
подражать никто из его последователей не сумел) и настоящим
мелодическим даром. По темам же они полностью находятся в
пределах традиционной классической любовной поэзии.
Сумароков был также первопроходцем в журнализме (он издавал
журнал Трудолюбивая пчела, 1759) и в литературной критике.
Критика его, как правило, придирчива и поверхностна, но она много
сделала для того, чтобы привить русской публике каноны
классицистического вкуса. Он был преданным последователем
Вольтера и гордился, что обменялся с ним несколькими письмами. На
авторитет Вольтера опирался он и тогда, когда стал сражаться против
безобразного вкуса к сентиментальному, который к концу его жизни
стал проникать в Россию в форме английской сентиментальной
драмы. Тщеславный и застенчивый Сумароков был о себе
чрезвычайно высокого мнения и считал себя русским Расином и
Вольтером в одном лице. В отношениях с людьми он был
раздражителен, обидчив и нередко мелочен. Но его
раздражительность и обидчивость имела для писательской профессии
почти такое же значение, как спокойное достоинство Ломоносова: на
нее перестали смотреть свысока, и она окончательно заняла свое
место в обществе.
Ломоносов и Сумароков установили царство классицизма с
непререкаемым авторитетом «единственного Буало» и его наследника
на критическом престоле – Вольтера. Разумеется, поэзия стала
главным полемсражения литературных амбиций. Это поле было
строго разделено на неизменяемые участки (жанры), каждый из
которых имел свои предуказанные формы, свой стиль и свой метр.
Поэты могли писать в нескольких жанрах или даже в каждом из них,
но не могли их смешивать. Жанры были неравнозначны по важности
и достоинству и делились на высокие, средние и низкие. Высокими
были трагедия, эпос и торжественная ода. Ниже находилась
горацианская ода, песня, сатира, сказка в стихах (канонизированная
Лафонтеном), басня и фарс, бурлеск. Эпос считался самой высокой
формой поэзии, и литература не могла претендовать на
самостоятельное значение, пока не произвела на свет национального
эпоса. Ломоносов попробовал создать эпическую поэму о Петре
Великом, но оставил ее, едва начавши. Михаил Херасков, дворянин
молдавского происхождения (1733–1807), пиетист и франкмасон, в
течение многих лет куратор Московского университета и один из
самых просвещенных и уважаемых людей XVIII столетия,
возобновил попытки создания национального эпоса. Он написал две
огромных повествовательных поэмы – Россиада (1779) и Владимир
Возрожденный (1785). Первая рассказывала о взятии Казани Иваном
Грозным; вторая – о введении христианства Владимиром Святым.
Образцом для их стиля послужила вольтеровская Генриада. Россиада
вдохновлена патриотическим культом героя. Во
Владимире
мистические тенденции и пиетизм автора выходят на первый план.
Обе поэмы, особенно Россиада, были очень популярны, и в течение
некоторого времени Хераскова считали «русским Гомером». Он был
одним из первых поэтов XVIII века, которого отверг девятнадцатый,
но читатели Аксакова не забудут, с каким энтузиазмом он, еще
мальчик, в конце 90-х годов декламировал пассажи из Хераскова.
В елизаветинской и екатерининской России ода была важным
институтом. Двор постоянно требовал од, и писание од приносило
больше реальных и ощутимыхрезультатов в форме пенсий и
почестей, чем любой другой род писательской деятельности.
Естественно, средний уровень одописания был низок. За
исключением одного Державина, все одописцы времен Екатерины
были более или менее неоригинальными подражателями Ломоносова.
Самым знаменитым из них был Василий Петров (1733–1801),
