Летние дни в замке Оберн (ЛП)

неотесанный, не слишком приятный взгляду здоровяк-дровосек, который тащил все что ни

попадя – и не важно, пригодится оно или нет. Человек, который сейчас стоял перед

Джексоном, был того же роста и размеров (последние, правда, сильно уменьшились), с

почти тем же лицом, и все-таки выглядел он совсем иначе. Приблизительно так Джексон

себе представлял человека, которого преобразили смерть и вознесение на небеса, в

царство ангелов.

– Кортей, – поздоровался Джексон, и мужчины с чувством пожали друг другу руки.

Когда-то они были настоящими друзьями. – Что ты, как?.. Неужели это возможно?! Все

это время я думал, ты умер.

Кортей громко рассмеялся, и царивший вокруг гул резко изменился от этого всплеска

веселья.

– Нет, что ты! Живу здесь и чувствую себя другим – изменившимся, счастливым

человеком. Хальсинг, ты даже не представляешь, куда попал!

89

90

Джексон снова осмотрелся.

– Это Алора, – сказал он. – Или, по крайней мере, соответствует моим мечтам о ней.

Кортей взял его под руку и со страстью воскликнул:

– Такими невероятными твои мечты наверняка не были! Позволь все тебе показать,

иначе ты не поверишь. Словами эту красоту не опишешь.

И впрямь, в этом месте пересказа Анжелой дядиной истории описания стали

размывчатыми и полными превосходных степеней. Как будто в человеческой речи не

хватало слов, дабы передать все чудеса Алоры. Ни одно прилагательное не было

достаточно красочным, чтобы описать архитектуру, музыку, ощущение и запах этого

места. Часами (хотя наверняка всего пару минут) Джексон с Кортеем бродили по

невероятному городу, пока не подошли к самому красивому зданию. После рассказа

Анжелы я даже представить его себе не могу, ибо она говорила так: «в доме было пять

лестниц, но совсем не было стен. Лишь те, что из кружева цвета слоновой кости. В

гостиных росли деревья, и золотистый свет заливал все вокруг».

Нетрудно догадаться, кому принадлежал этот дом – королеве алиор, называвшей себя

Ровеной.

Видимо, Джексон виделся с королевой еще раз, уже после того достопамятного летнего

вечера на берегу реки Файлин, когда я случайно подслушала их разговор, ибо первыми его

словами стали:

– Прошлой осенью ты выглядела менее уставшей.

На что та ответила:

– Я только вернулась из земель людей – искала утерянное. Каждый раз, пересекая

границы Алоры, я устаю и чувствую свои годы, но стоит оказаться дома – сразу полна сил

и счастлива. Несколько дней, и для подобных упреков не станет оснований.

– Никаких упреков, – возразил дядя. – Я просто отметил то, что вижу.

– И я кое-что отметила, Джексон Хальсинг: что ты находишься в моем доме – куда тебя

столько раз звали, но где не надеялись лицезреть.

– Вот решил воспользоваться приглашением, дабы самому убедиться, сколь

гостеприимны алиоры.

Ровена взглянула на Джексона своими темными раскосыми глазами, словно оценивая

его. Его объяснение и его уверенность.

– И тебе не страшно? – спросила она. – Находиться здесь, среди моих людей и их чар?

Не боишься стать узником или пасть жертвой красоты?

– Я ничего не боюсь, – дерзко заявил дядя. – Ты уверяла, что здесь никого не держат

силой, и я хочу доказать это на своем примере. Говорила, что любой, кто оказывается в

Алоре, остается здесь навсегда. Но скажу сразу: это не про меня. Я пришел посмотреть на

тебя в твоем королевстве, а потом вернуться домой.

Ровена подала ему руку – такую тонкую, изящную и маленькую, что Джексону было

даже боязно коснуться ее: как бы не оставить синяки на безупречной коже.

– Оставайся сколько пожелаешь и уходи когда пожелаешь, – сказала она. – Взамен я

попрошу лишь одного – наслаждайся. Ведь это Алора, край чудес, и все, кто здесь

находятся, веселы и радостны.

Следующие десять дней дядя провел в Алоре. Жил в королевском доме, сделанном из

кружев, и вкушал невероятные явства, описать которые еще сложнее, чем сам город.

Днями напролет пил какое-то незнакомое крепкое пиво и предавался воспоминаниям со

старыми друзьями. Ибо здесь он повстречал еще пятерых, кого когда-то хорошо знал –

замечательных охотников, пропавшие несколько лет назад. Их считали либо погибшими,

либо попавшими в рабство. Но нет, они были здесь – живы-здоровы и счастливы, что

Джексон оказался с ними. Охотники беспрестанно восхваляли доброту алиор и сладкую

жизнь, что вели теперь среди своих бывших жертв. А вечерами Джексон флиртовал с

Ровеной, хотя про это Анжела могла рассказать немного.

90

91

И вот однажды, щедро накормленный, довольный, радушно принятый и

предоставленный самому себе, Джексон схватил племянницу Ровены и помчался назад,

через волшебные границы, в лес, который знал. С плачущим ребенком в руках он все

бежал и бежал, и остановился, лишь выйдя из леса.

А затем пришел в замок Оберн похваляться своей добычей.

Следующие три дня Джексон провел в замке, потому что регент уговорил его остаться

на летний бал. Я виделась с ним всего один раз, да и то не наедине – дядя пришел в

гостиную Элисандры проведать нас с сестрой.

– Как поживают мои любимые девочки? – громогласно спросил он, схватив каждую в

столь крепкие объятья, что оторвал нас от пола. – Кори, ты так похожа на сестру! Мэттью

говорил, что парни так и вьются вокруг тебя, будто ястребы на охоте. Думаю, не за горами

радостные новости. И ты, Элисандра! Просто красавица! Отец гордился бы тобой!

Я даже не могла с ним заговорить – с человеком, которого прежде боготворила. Но

Элисандра взяла его за руку с выражением глубокой привязанности, подвела к своему

любимому дивану и усадила рядом.

– Я скучала по тебе, – сказала сестра. – Расскажи о своих путешествиях.

Повинуясь, дядя принялся описывать недавнее посещение Файлинской ярмарки, а

также более далекое путешествие – в Килейн. Он ни словом не обмолвился об удачной

охоте; впрочем, как всегда. Видимо, истории эти предназначались лишь для мужских ушей

– для бывалых охотников и закаленных воинов, которых не смущали описания насилия и

предательства. И опять я задумалась, откуда Анжела узнала историю племянницы Ровены.

Ведь для дам Джексон приберегал рассказы о своих более привлекательных деяниях.

– А на Файлинской ярмарке, – продолжал тем временем дядя, – я купил вам подарки. –

Из кармана он вытащил тонкие свертки, завернутые в бумагу с нашими инициалами. Мне

пришлось встать со стула, на котором я обосновалась (в противоположном углу комнаты,

так далеко от Джексона, как только могла) и робко взять свой подарок.

– Думаю, они придутся вам по душе, – заметил он. – Только такие красавицы, как вы с

сестрой, могут носить подобные штуки.

Элисандра открыла свой сверток и тихонько пискнула от восторга. Мои пальцы были не

столь проворны, но наконец и я разорвала бумагу. Внутри лежала изящная золотая цепочка

с нанизанными на нее рубинами. Элисандре досталось ожерелье с изумрудами и ониксом.

– Дайте-ка взглянуть, как они на вас смотрятся, – попросил Джексон, и, пересилив себя,

я надела цепочку, а Элисандра – ожерелье. Длина украшения была идеальна –

центральный, самый крупный, камень покоился прямо в ямке под горлом.

Мы с сестрой подошли к зеркалу во весь рост.

– Какая прелесть, дядя Джексон! – воскликнула Элисандра, подлетая к нему. Тот

поднялся с дивана и, улыбаясь, глядел на нас с выражением огромного довольства. –

Большое спасибо, что вспомнил обо мне. – И сестра обняла дядю, а потом дотянулась до

его щеки и поцеловала.

Я медленно последовала за ней и поблагодарила намного более сдержанно:

– Да, очень красиво. Я надену украшение с моим новым бальным платьем.