Капелла №6 (СИ)

— Вот правда: я долго размышлял на досуге, почему так вышло. Скажу честно, я был недалёк от твоих вариантов, но всё же не достиг их, по факту-то… Скорее, я был просто не уверен в своих способностях, потому и не додумался… Но даже когда ты мне сейчас рассказал это, я не смог определиться, какой именно из этих вариантов мой; может быть, это всё вместе.

— Кажется, у меня есть кое-какая идея, чтобы понять, художник ли ты глубоко в душе или нет. Допьём кофе и погуляем, а после расскажу, — Джон тут же замолчал, оставив без ответа и какой-либо реакции восхищённый взгляд адвоката. Ему почему-то хотелось, чтобы то, что он придумал, действительно понравилось Крису. Ну, или хотя бы помогло.

========== Глава 17. Настоящий художник. ==========

— Лучше бы некоторые вещи не менялись. Хорошо, если б их можно было поставить в застеклённую витрину и не трогать.

«Над пропастью во ржи» Джером Сэлинджер ©.

В полном молчании они допили кофе и вышли из кафе; впереди предстоял длинный путь по уже темнеющему Лиону, что теперь заманчиво загорался всеми цветами и огнями и гостеприимно приглашал вечерних гуляк в уютные рестораны и забегаловки. Они вышли уже с другой стороны через вторые ворота парка, менее массивные и бедные золотом — первые были закрыты.

Первое, что их встретило после парка, — бульвар Бельж, как выразился Форстер, с утра самый тихий из всех центральных улочек Лиона, а вечером будто подменявшийся на плацдарм для всех весёлых мотов.

Кристиан, улыбаясь, заметил что им придётся пройти около восьми улиц и проспектов — и это только главных, поэтому предупредил, что можно отказаться или, например, сбежать, пока не поздно. На это Джон высокомерно хмыкнул и поспешил напомнить, из какого он города родом.

— Здесь район, где богачи живут вперемешку со средним классом и даже бедняками. Тут находятся и милые особнячки, и обычные серо-бетонные жилые здания. Впрочем, скоро увидим всё сами.

Как только он это сказал, Джон заметил с одной стороны перекрёстка, на котором они стояли, чудесный трёхэтажный, выполненный в стиле рококо дом с жёлто-красными листьями, а с другой — обыкновенное пятиэтажное здание с балконами, увешенными бельём.

— Что-то типа района контрастов? — Задумавшись, последовал за Крисом и пересёк дорогу.

— Почти. Здесь, можно сказать, заканчивается Лион туристический и начинается Лион для местных. Говорю же, что я провёл здесь всю свою жизнь, пока не переехал во второй округ.

Сначала они последовали налево по бульвару; и правда, помпезные здания с типичными завитушками на окнах, большими входными дверями, с массивными балконами, украшенными витиеватой оградой, и с загадочными внутренними двориками стояли рядом с современными и светлыми. После того, как бульвар разворачивался направо, они резко свернули в боковую и типично узкую улочку Крийон — Кристиан сказал, что её назвали в честь самой старинной гостиницы Парижа.

— И всё-таки очень жаль, что не в твоих планах съездить в Париж — погода там, правда, покапризнее, но само величие города грандиознее раза в три.

— Мне кажется, там все люди ещё ленивее, чем здесь.

— Не совсем правда: если б все были ленивыми, как бы развивался туризм? Здесь, конечно, в этом плане проще…

— Вы просто почти ничем не озабочены, вам хватает всего: и удовольствия материального, и эстетического, поэтому, наверное, это уже давным-давно стало частью вашей культуры.

— Хочешь сказать, лень? — Форстер улыбался задорно и совсем не казался обиженным: видимо, нападки в таком роде он слышал довольно часто

— Хочу сказать, ленивая непринуждённость. Это уже в вас, в крови, как бы глупо ни звучало.

— Что же, разве житель тех самых Соединённых Штатов благоустроенной Америки не удовлетворён жизнью вокруг?

— Это довольно противоречиво, но… я из тех людей, которым очень мало где может понравиться, — Джон отчего-то понял, пусть только и интуитивно, что именно хотел спросить у него лукаво смотрящий Кристиан, слегка приоткрыв рот: так почему же, если ему не нравилось где-либо, он не пытался найти место по душе? Однако адвокат не издал ни звука, завуалировав желание говорить неопределённым хмыканьем. Но Джон точно знал, что именно это хотел спросить Крис; Крис не спросил, а тот, кому предназначался вопрос, зачем-то сам задумался над ним.

Вот он бы ответил точно, что нет сил и времени тратить на поиски, которые, между прочим, вполне могли окончиться неудачей. А что бы тогда Крис? Только бы негромко рассмеялся и сказал бы так легко и непринуждённо, что ведь всё это только отговорки и что если бы он так и не нашёл «своё» место, то открыл для себя нечто другое, более важное… А прошлая проблема, как это и бывает со всеми нашими проблемами в жизни, обесценилась бы до неузнаваемости. Так бы он ответил, при этом мило улыбаясь и несколько изящно жестикулируя руками; это было бы чудным ответом, типичным ответом для всего этого европейского общества, не задумывающегося над следующим днём или предыдущим, беспечного, живущего «здесь и сейчас».

А Чес, тот Чес, который с кепкой и который был лишь случайной жертвой, одной из многих, в битве между Добром и Злом, тот бы лишь угрюмо усмехнулся. Из того Чеса Джон дочиста выбил всё то, что делало его полной противоположностью ему.

Уже не впервые Джон убеждался, что его смерть и его перерождение — самое верное и лучшее, что могла ему дать судьба. Вероятно, весь этот кукольный мир вокруг, такой хрупкий и могущий развалиться от одной хоть сколько-нибудь масштабной катастрофы, был создан для этого паренька. Отрадно, что он тут счастлив.

Правда, некоторое молчание и затыкание самого себя от страха ляпнуть чего-то, что бы не понравилось Джону, слегка обеспокоило последнего. Скорее всего, он уже давно начал подстраивать парнишку под себя. Дело неудивительное. Единственное, что успокаивало: вскоре они разойдутся навсегда.

Джон за всё время так не задумывался об этом, как сейчас, шагая по обыкновенной улочке Крийон, вероятно, летом и весной очень красивой из-за обилия зелени и света, а сейчас — дряхлой из-за уж слишком большого переизбытка мощных, чёрных, голых стволов и болеющих кустарников жёлто-коричневого цвета. Каждый раз его мысли об этом либо по-тупому заминались под весом других, искусственно отвлекающих, либо находили неестественно циничную отмазку. Что бы это ни было, но он никогда не находил правдивого ответа.

В эту минуту из-за угла резко появилась церковь сурового, чисто романсокого стиля. Крис заговорил:

— Мы не будем заходить сюда, в церковь Святого Жозефа. Просто представь себе, что здесь казнили сотни протестантов — ну, в то время, когда любые другие религии, кроме католицизма, жутко осуждались.

— Тут же места немного… — окинув взглядом сооружение и задумавшись, выдал Джон: как всегда, его интересовала практическая сторона вопроса.

— О, ты не в курсе устройства таких древних строений! — Кристиан замедлился, когда они стали проходить около церкви, и показал рукой вниз. — Мы бываем только в одной четвёртой части, когда заходим в общий зал и часовни; чаще всего церкви уходят глубоко вниз своими тайными ходами, лестницами, этажами… на многие-многие метры. У каждой такой есть мини-часовенка под землёй, сохранившаяся до наших дней или засыпанная землёй. Вот там-то и происходило всё буйство, если тебя интересует… — Джон, приподняв брови, выразительно на него глянул, давая понять, что не стоило так слишком акцентировать внимание на этом.

— Ну, а сейчас это, помимо церкви, целый комплекс различных ассоциаций, групп; кажется, тут есть собственный кружок режиссёров, что должны снимать фильм об этом месте и всём таком подобном…

Они прошли мимо церкви, вперёд, и через пару минут достигли широкого проспекта Гарибальди — вместо двух автомобильных полос здесь было аж четыре, что делало эту улицу просто громадной по сравнению с остальными для местных. Так сказал Кристиан; Джон же попросил представить себе дорогу вдвое больше и добавил, что у них в Лос-Анджелесе только такие называются проспектами; а то, что в Лионе проспект, в Америке лишь маленькая улочка.