Капелла №6 (СИ)

Хотелось бежать, но не было сил на это; спёртый влажный воздух немного отрезвил Джона — секунда, и никуда торопиться уже не хотелось. Но всё же он дошёл скорым шагом до своего дома, хотя и не надеялся, придя в отель, подумать над чем-нибудь важным. В голове витали какие-то пространные «ниочёмные» мысли — вроде, голова чем-то забита, а всё равно бесполезно.

Вечерний дождливый Лион не представлял собой весёлого зрелища: отовсюду, дрожа сквозь ливневое марево, мигали фонари и фары машин, первые этажи домов гудели своей яркой, но такой одинокой среди всего этого серого сгустка жизнью, а люди скорее спешили скрыться в псевдо-уюте своих тёплых квартир. Было в этом что-то жалкое и унылое; Джону не хотелось верить, что это депрессия Кристиана перекинулась на него. Хотя, вероятно, этот парень имел на него какое-то влияние… влияние неоднозначное и мутное.

Самым надёжным и дешёвым средством избавиться от пустых мыслей была работа. Джон, переступив порог, вдруг вспомнил о репродукциях картин, что дал ему Кристиан. Самое время было подумать, что же в них могло быть странного; Джон изначально не верил, что кража картин именно этого художника — это просто лишь зависть какой-то большой шишки. Тогда всё получалось слишком банально, а он сам понимал: в его жизни банальности в такой сфере маловероятны, судьба подкидывала ему всегда новые загадки и каверзы, чтобы он не заскучал. В сфере личной, связанной с отношениями, — вот там да, там одни только штампы да клише, вызывающие зевок даже у самого неискушённого человека.

Джон ловким движением вывернул содержимое папки на свою кровать: листы формата А4 аккуратными волнами упали на подушки и одеяло. Различные миры теперь глядели на него снизу: то морской берег, то лесная тропа, то широкий проспект, то воздушный шар, улетающий в звёздное небо… На первый взгляд здесь не оказалось ничего странного: разные, но незамысловатые сюжеты, одинаковый стиль рисования. Джон вздохнул, добрёл до кухни и заварил себе кофе — часть ночи обещала быть интересной. С обжигающей пальцы кружкой он вернулся, очистил себе место на кровати и принялся за первую картину.

Впрочем, он хорошо понимал, что эти его усилия могли быть потрачены впустую: может, это у него паранойя достигла невиданных максимумов, вот и кажется, будто во всём есть двоякий смысл? По крайней мере, именно сейчас это было спасительным средством от тяжёлых дум, которые витали у него после разговора со святым отцом. Даже не зная, что конкретно искать, он исступлённо сверлил взглядом каждую картину, изредка делая пометки в блокноте; когда картины начинали повторяться, он тут же раздражённо исправлял ранее написанное и добавлял новое — редкие фразы остались нетронутыми. Так за работой он провёл полночи, исписав половину блокнота, а остальную половину вырвав и выбросив, так как не мог видеть свои ранние, по его мнению, наивные догадки. Но и та часть, оставшаяся, выглядела как записки сумасшедшего; разобрать там что-нибудь мог только Джон, не иначе.

Перед тем, как лечь спать, Константин сбросил картины на пол, попереставлял их, выложил в определённом порядке, как если бы хотел собрать из них паззл, и, проговорив про себя «И такое может быть», наконец лёг в постель. Столь уставшим и довольным он не засыпал здесь никогда.

========== Глава 15. Странноватые церкви. ==========

— У меня нет души.

— Я тебе её дам.

«Пер Гюнт» Генрик Ибсен ©.

На утро, как-то обычно бывает после высокоинтеллектуальной ночи, Джон проснулся с приятной пустотой в голове, вскоре сменившейся разочарованием, когда он начал просматривать свои записи, пытаться их расшифровывать и вообще складывать криво написанные слова в осознанные предложения.

— Это же слишком банально… даже если и возможно, — заключил Джон, нахмурившись и ещё раз глянув на разложенные ночью картины. Для доказательства или опровержения ему не хватало доброй части картин; хаотично разбросанные чёрные чёрточки на них могли быть просто частью замысла художника, а не составляющей ужасного плана.

Джон понял, что без остальных картин — как украденных, так и, возможно, ещё где-то висящих, — ему не на что надеяться. В итоге он решил отложить это дело и отправиться в то место, до которого он вчера так и не дошёл и где его поджидало какое-то приключение или… банальное изгнание демона, как было с девушкой, лежавшей в трабуле рядом с Девой Марией. В любом случае это было куда лучше, чем ничего.

Утро выдалось брезгливым и тусклым; казалось, будто город вдруг захворал от тяжёлой болезни, что подъедала его изнутри с каждым часом и днём всё сильнее. Если ещё вчера наблюдалось какое-то улучшение, то сегодня оно сошло на нет. Туман ещё гуще и мертвеннее накрыл город своим одеялом, будто «больной» стал куда легче одеяла, которое теперь, можно сказать, хоронило его; старые здания становились более ветхими и серыми, даже те, которые раньше играли красками, теперь представляли из себя палитру художника, который нечаянно уронил тюбик чёрной и белой краски на неё, и все цвета теперь стали мерклыми. Лица жителей вообще мало чего выражали, будучи укутанными до носа в платки и шарфы; лишь ещё сохранившие бодрость туристы оживлённо сновали по улицам, дрожа от пронзительного ветра, но с интересом оглядываясь вокруг. Джон, несмотря на никчёмную погоду, не стал тратить денег на автобус и решил добраться пешком; в целом, та церковь находилась недалеко — вчера они с Крисом встретились в баре, что находился в метрах двухсот от неё.

Тут Константин вспомнил о Кристиане и вчерашнем дне; было неплохо, если б сегодня они встретились, хотя бы ненадолго. Джон не мог представить, что его так тянуло к нему: то ли он надеялся, что решение придёт к нему само, если адвокат будет просто рядом, то ли он просто желал скоротать этот явно затягивающийся скучный день с пареньком в каком-нибудь пабе за бокалом чего-нибудь крепкого и тем самым приблизить день завтрашний, решающий многое. Константин усмехнулся. «Многое… а по-моему, мне жутко всё равно». Удивительно, но стоило времени немного пройти, как уже та, прежняя проблема, перестала казаться проблемой; теперь появился просто вопрос, что витал в голове неопределённым образом и точно не мог вместиться хоть в какой-нибудь набор букв. Но волнение насчёт этого, вмиг появившееся вчера, уже поутихло; всё это уже перестало вызывать эмоции.

Джон знал, что рано или поздно Форстер позвонит ему, поэтому поставил громкость на максимум. Адвокат умел отлично придумывать предлог, по которому им надо было встретиться, и профессионально заговаривал ему зубы; впрочем, если бы Джон хотел противиться — он бы воспротивился уже давно. Значит, ему совершенно не претило в некотором смысле поддаваться этому влиянию…

Он в это время переходил мост Бонапарта; с Соны нынче дул особенно противный и ледяной ветер, качая провода и тросы. Вдалеке-вдалеке, если посмотреть в ту сторону, откуда он шёл, виднелись строительные краны почти на берегу реки; обычная, ничем не примечательная жизнь проглядывала уже оттуда, простираясь вдаль множеством малоэтажных, но современных домов. Вероятно, пригороды Лиона вообще, наверное, не отличить от пригородов того же Лос-Анджелеса: всё буднично, уныло, а многие жители там даже не подозревают, рядом с каким вдохновляющим местом они живут. Стоит лишь взять билет на нужный автобус…

С точки зрения интересной жизни Джон не жалел, что приехал сюда; а с точки зрения разумной — конечно, зря… До сих пор он не мог определиться, но теперь он больше склонялся к первому, чем ко второму. Этот чёртов город, этот чёртов парнишка даже начинали нравиться ему…

На типичной улочке этого города с длинным названием Монте дю Шмэн Нёф и расположилась почти в конце одноимённая католическая церковь. Точнее, от остальных зданий она едва отличалась, разве что отделкой камнем, чуть более высокими и мощными дверями и большими, узкими и зарешёченными окнами. Казалось, сюда никто не входил уже лет как тридцать: настолько были одиноко и гулко заперты входные двери и так темны и угрюмы были окна. Джон дёрнул дверь, и та, скрипнув, нехотя открылась. В лицо ударило ладаном, сыростью и запахом бумаги.