Капелла №6 (СИ)

— Просто эти люди забывают об одном свойстве жизни: о лёгкой заменяемости одних людей другими. Потому и делают столько ошибок, — Джон зачем-то сказал это слишком сурово и торжественно, как обычно наставляют своих глупых учеников старые учителя, но в мыслях подумал, что заменить Чеса он так бы и не смог. Всё-таки сохранилось в нём эта двуличность…

— Ах, ну да, ну да!.. — закивал головой Крис, потом нервно усмехнулся и вновь кивнул. — Да… в этом ты прав, Джон, чертовски прав. Но, пожалуй, я останусь мазохистом. Так даже весело… — говорил он уже не столько потому, что так считал, а потому что ему нужно было хоть какими-нибудь словами заполнить неловкость исчерпывающей себя темы.

— А вот и наш автобус проехал! Пробежимся? — указав на остановку в тридцати метрах от них, Кристиан глянул на Джона и, увидев одобрение, плавно перешёл на бег.

Автобус оказался наполовину полон, даже нашлись свободные места. Здесь оказалось куда лучше — не было пронзительного ветра, ужасного холода… хотя деть серые подушки, взгромоздившиеся на Лион, никуда не получилось — из окон на них всё равно уныло глядел погребённый под пеплом какой-то осенней хандры город, уже почти ничем не примечательный, разве что изредка откуда-то выглядывали резные фасады.

— Всё ужасно поблекло в эту осень! — возмущённо выдал Кристиан, хмуро глянув на пейзаж. — Вот если бы ты приехал весной, ты бы не узнал этот город. В нём расцветает буквально всё: от цветов до зданий! Как всё-таки время года влияет на нас… А сейчас всё будто умирает… Зимой тут вообще вешаться хочется! — он выдохнул и обернулся в его сторону. — А как у вас в Лос-Анджелесе обстоит с этим?

Джон ощутил, как Форстер коснулся его своим плечом — вероятно, из-за своей неловкости и возбуждённого настроения. Но ему не захотелось отодвинуться, как это бы он точно сделал с кем-нибудь другим на месте того; он просто решил не комментировать это действие у себя в мозгу.

— Этот город — типичный мегаполис. В нём всегда светло, ярко, но лично мне — никогда не уютно. Жизнь там бьёт ключом в любую погоду и время года. Наверное, там бы тебе понравилось. Там бы ты точно не захотел повеситься.

— О, это и правда отлично… надо жить в каком-нибудь мегаполисе! Ох уж это мнимое ощущение уюта!.. — Крис откинул голову назад и прикрыл глаза. — Вот я… я например, всю жизнь считаю, что живу где-то не совсем там, где нужно. А где именно находится то место, знать не знаю. Какое-то… удивительное чувство, будто я проживаю чужую жизнь, а моя где-то там, далеко или даже в соседнем городе, закончилась или может начинается. Плохое чувство, которое не отпускает меня вот уже сколько лет… — он открыл глаза, в которых теперь пробегали серо-коричневые фасады зданий, фонари, небо… Джон не признал, что в тот момент почти любовался этим тёплым цветом, который многие считают некрасивым и невыразительным.

— А у тебя было такое? — не открывая глаз от потолка, вдруг спросил Форстер. Константин уже и подзабыл, что тот что-то говорил. В этот момент автобус въезжал на мост.

— Временами. Но быстро проходило. Это может быть просто депрессией… — хотя он и не был убеждён, что это депрессия; точнее, не только она, она лишь немного помогла — ему ли не знать, откуда у паренька ощущение, что он живет не той судьбой, какая у него должна быть, а будто впихнут сюда насильно.

— Депрессия? — Крис повёл бровью в раздумье. — У меня редко бывали депрессии. Ну, возможно… И что же ты предпринимал делать?

— Само проходило. Жизнь у меня такая, что не до раздумий. Нет времени предаваться размышлениям. А соответственно, создавать себе проблемы…

— Счастливый ты человек… — прошептал адвокат, отвернувшись. — Хочу стать таким же…

В какой-то сиюсекундный момент Джону захотелось положить свою руку на ладонь этого страдающего от неизвестного человека, сказать ему нечто ободряющее и улыбнуться. Но на то и существует, видимо, разум, чтобы останавливать нас от глупых и важных поступков. Джон подумал, хмыкнул, а потом заговорил:

— Тебе будет достаточно лишь просто находить счастье в этой жизни. Банально звучит, верно? Но обычно такие плохие вещи быстро забываются, когда отвлекаешься от них… — он заметил, что Форстер мелко смеётся, слегка подрагивая плечами. Потом к нему повернулось вполне счастливое лицо с искрящимися глазами — давненько не видел он этого взгляда!.. От него даже закололо где-то… где-то в области памяти и души.

— Хочешь знать, почему я улыбаюсь? Не потому что странный идиот, у которого настроение меняется каждую минуту, а потому что ты, Джон… ты сказал мне ободряющие слова. Это удивительно слышать от того самого типа людей, понимаешь? — Константин нахмурился и сделал вид, что мало понимает, о чём он. Но в глубине себя самого, под толщей лжи и жгучего самообмана в нём затеплился тот же самый душевный огонёк, который теперь костром полыхал на сердце у Криса. «Неужели… неужели такая мелочь важна для тебя, дурак?» — подумал и решил, что больше никогда не будет его приободрять. Ни разу. А то, того и гляди, тот его в свои лучшие друзья запишет. Но Джон не был сердит, раздражён — он был… приятно удивлен и несколько счастлив.

— Странные у нас выдались отношения для обычных клиента и адвоката… Лично у меня раньше такого не было, — вновь заговорил Форстер, пожал плечами и снова уставился в окно. — Всё то были скучные, серые люди… Единственное, что хотелось в тех случаях: поскорее закончить с ними дело и расстаться. А ты совсем из другого рода… — сделал паузу, добавил чуть тише — из-за этого даже пришлось слегка наклониться к нему: — С тобой бы, Джон, я бы без раздумий ввязался в какую-нибудь авантюру, отправился в любое приключение, пусть опасное, пусть безвозвратное или даже последнее для меня… Странно это ощущать, а тебе — уж тем более странно это слышать от почти незнакомого человека, но я, хоть и не знаю тебя, всё равно почему-то доверяю тебе.

— Наверное, ты выпил лишнего, — с издёвкой в голосе ответил Джон, усмехнувшись. На удивление, Кристиан не стал оспаривать, лишь безучастно пожал плечами, а губы его дрогнули в лёгкой улыбке.

— Что ж, считай как хочешь. Пусть так. Пусть даже я пьян, хоть и пил мало… — он полуприкрыл глаза, выдохнул. — Пусть даже вру… Какое значение это имеет сейчас? Если всё в жизни так непостоянно, то почему же не позволить себе насладиться хоть чем-нибудь?

— Ты сейчас похож на истинного француза, легкомысленного и наивного.

— Ты меня мало знаешь. Я такой почти всегда, — он улыбался. Улыбался и Джон. «Мало знаю его… Ха!» Он более, чем кто-либо, знал этот характер, знал историю этого характера, как он формировался, что за причины были этому. Но, удивительно, он и не думал сравнивать его с французом. Всё-таки, наверное, пусть мнимое, но житьё и мысли об этом сделали с Чесом своё дело.

***

Джон в жизни бы не признал, что классическая музыка может что-нибудь с ним сделать. Что-нибудь — это из разряда хорошего, конечно. Это не назовёшь тем, что бывает, когда на душе после бури эмоций наступает штиль — ведь бури-то и не было, после общения с Крисом там наоборот было всё спокойно; но это было что-то около того, будто какое-то мизерное изменение, а произошло. Как будто изменилась молекула в формуле химического элемента, и он уже, пусть формулой и напоминал прошлый, прошлым быть не мог. Но сразу определить, вспомнить, что это всё-таки за вещество, было нельзя; нужно было найти в памяти такое, а это процесс не быстрый, если уж абстрагироваться от химии. Что-то, что было в Джоне, поменяло свою структуру и теперь называлось по-другому. Но ни что это было до изменения, как именно оно поменяло себя и каким именем теперь называлось — всё вопросы без ответа. Казалось бы, простая задача, но целых три неизвестные пугали Константина. И как теперь быть?

Правда, после музыки это безысходное чувство чуть-чуть улеглось и всё стало казаться куда проще. С Крисом они расстались сразу после концерта, и Джон отправился на исповедь, искренне надеясь, что их ещё принимают. Собор Святого Бонавентуры был практически в двух шагах. Форстер, когда они прощались, явно хотел сказать ему что-то, замялся на секунду, глядя в пол, в итоге выдавил «Что ж, до завтра» и, нервно-тепло улыбнувшись ему, быстро зашагал в противоположную сторону. Джон провожал его глазами пару мгновений, потом закачал головой, при этом усмехаясь, как обычно делают родители, когда их нерадивые дети шалят, повторяя их собственные ошибки: с одной стороны, смешно, с другой, печально. Впрочем, сравнение с родителями было несколько неуместно и непохоже. Но Константин, если бы описывал это, называл бы это так.