Капелла №6 (СИ)

— Знаешь что, Кристиан? — он впервые назвал его имя полностью, так что даже адвокат изумлённо посмотрел на него, слегка сдвинув брови. — Только под конец ко мне пришло понимание, что здесь я не был так несчастлив, как казалось почти всегда.

— И когда же ты это понял? — зачем-то шёпотом спросил Форстер, сменив изумление в своих глазах на смесь удивления с нежностью.

— Подумай сам, — Джон не хотел так говорить; что уж скрывать — он вообще не хотел заикаться о таком, но раз уж коснулся такой безумной темы, значит, нужно доводить её до конца. Что-то было в этом, сближающее их. Крис и правда задумался. Потом неуверенно добавил:

— С… сегодня? Или вчера? — Джон улыбнулся, дав понять, что парнишка ищет в правильном направлении. Честно? Он и сам не знал. Сегодня или вчера, или несколько дней назад? Как определить точно, когда произошло такое важное, значимое, но вместе с тем и эфемерное событие? Это сложно. Джону даже стало смешно, что он вообще сам высказал эту мысль. А этот парнишка как всегда ему поддакивал.

— Пойдём отсюда. Куда там дальше по плану? — Джон развернулся к выходу; Крис наконец отклеился от колонны и пошёл следом.

— Был запланирован парк. Но в такую погоду, ей-богу, только и хочется делать, что лениться и есть, а не мотаться по городу, выслушивая долгие, изжитые себя истории, — Крис говорил взволнованно, будто в его грудной клетке что-то воспалилось и горело, вызывая учащённое нервное дыхание и быстрые неровные слова. Казалось, что-то буквально за пару минут взволновало его до небывалых высот. Джон заметил это, но не уделил этому никакого внимания. Лучше всего было не реагировать на эти слова — не стоило подкладывать дров в огонь, разгоревшийся по смутной причине. Пусть Крис сам в себе перестрадает это, а потом очнётся.

— Короче, идём слушать органную музыку. Доедем на автобусе дотуда. Это далековато. А пока сходим куда-нибудь, перекусим. Начало в семь, у нас ещё полтора часа. Заметил ли ты, что, начиная с какого-то определённого дня, здесь, в Лионе, становится действительно по-осеннему? И темнеет рано, и холодает прямо на глазах… хотя буквально пару дней назад было солнечно.

— А люди становятся всё более странными и странными… — они вышли из собора и направились в диагональ направо от него. Дождь почти прекратился, настала та странная и ужасно-мрачная пора, когда ливень прекращается, а желание убирать зонтик не пропадает. К тому же, в такое время всегда немного моросит, если приглядеться к свету от фар автомобилей.

Уходящая вниз мрачная улица, плеск грязевых луж, мигающие лампы сотни магазинов и ресторанов, одинокие люди, снующие куда-то, стойкий запах кофе, ливня и сухих листьев, впитавшийся, кажется, в каждый камень мощёной дорожки, ледяной ветер, хлещущий по лицу, и они вдвоём — зачем-то прижимающиеся друг к другу плечо к плечу, словно над ними зонт, что сближал их когда-то — словно потерянные в этом странном, сумрачном мире, невероятно одинокие по отдельности, но вместе — будто крепкий айсберг, холодный суровый айсберг, плывущий в синем океане. Джон помнил, как мёрзли щёки, как болели от пронзительного ветра уши, как витал на душе какой-то прохладный вихрь, но и ещё запомнил, как было тепло в районе плеча и предплечья — где-то там прикасался к нему Кристиан. Теплело где-то ещё, но Джон не хотел признавать этого. Он испытал слишком завораживающее, гипнотизирующее чувство. Зачем этот парень шёл так близко к нему? Константин краем глаза поглядывал на него и, кажется, так и не нашёл ответа на свой вопрос на том удовлетворённом спокойном лице. Вероятно, Крис испытывал то же самое. «Что же это с нами? Неужели сходим с ума?» — по очень смешной и глупой случайности в этот момент к нему обернулся Форстер и легко улыбнулся одним уголком губ. Это было как бы положительным ответом на его вопрос.

========== Глава 14. Лионская хандра. ==========

Джон на протяжении всей прогулки до ресторана пытался понять, где же то безграничное счастье, которое он должен испытать от известия о скорейшем окончании этого безумного дела, в какое он ввязался. Искал, искал, даже пару раз искусственно возрадовался этому, потом бросил тщетные попытки — слава богу, он научился кое-чему за это время, а именно: себе лучше не врать. Самообман — это когда добавляешь сверху на неустойчивую башенку из тонких досок толстые, думая, что конструкция выдержит; в итоге рано или поздно это сооружение дрогнет под тяжестью всё более массивных досок и упадёт на тебя. Не в сторону, как казалось, ни вперёд, а именно к тебе…

Ведь если подумать, он и правда не был так несчастлив, как считал. Да, нечто внутри него всё-таки расшаталось, порушилось, обвалилось, но… как оказывается, это не было плохим признаком. Оказывается, это было лишь прогрессом, развитием куда-то в более лучшую сторону; во всяком случае выводы, сделанные им во время этого безумства, были очень ценными. Кажется, Джон начинал верить в фразу «всё, что ни делается — к лучшему». Возможно, не к слишком приятному «лучшему», но всё же лучшему…

***

После сытного ужина в уютном ресторанчике с видом на шумящую серую Сону Кристиан слегка разомлел: в глазах появился сонный блеск, щёки изрядно покраснели, а слова стали более откровенными. Джону казалось, что он малость опьянел, хотя и выпил не так много. Впрочем, если вспомнить то, о чём они говорили весь день, можно было с уверенностью сказать: странности в их разговорах не прибавилось. Они болтали о каких-то мелких, малозначащих вещах, но выходило это не как незатейливая беседа о погоде, а как мощный, двусмысленный, полный намёков и сравнений, насмешек и иронии диалог, который попытайся пересказать другим — не поймут. Джон чувствовал, что провалился в опасную, манящую (хотя эти слова давно стали для него синонимами) бездну сближения двух похожих антиподов; когда-то он уже падал туда. Ничего, выбрался. И теперь снова, с головой… Жизнь его не то чтобы ничему не учила, это он сам не учился. Впрочем, иначе было бы скучно.

Когда они выходили, Кристиан, схватив его за рукав пальто, сказал тем самым таинственным тоном, которым говорят между собой только слишком близкие и хорошо знающие друг друга люди:

— Знаешь… сегодня ты немного другой, чем прежде. Твой язык развязался. И это точно не от вина, — парень уставился на него насмешливо, но проницательно. Джон безучастно хмыкнул.

— Навряд ли это что-то другое. Это точно вино. И какой же я сегодня? — ему хотелось посмотреть в эти карие глаза, уже заранее узреть там ответ, но он сдержался. Крис рассмеялся звонким, беззаботным смехом немного опьяневшего и смягчившегося человека.

— Ты такой, будто я знаю тебя лет двадцать. Не бывало ли у тебя когда-нибудь подобного ощущения?

— Бывало. Только наутро после весёлой пьянки оно как-то стразу пропадало, — Джон уже не мог переселить себя не смотреть на парня: чего стоило его на миг просветлевшее, а потом сразу помрачневшее лицо! Он отпустил его рукав и, приподняв ворот пальто выше, словно желая полностью в него опустить лицо, насуплено зашагал рядом.

— Эх, Джон… ни черта ты меня не понимаешь! Конечно, в каких-то вещах очень хорошо понимаешь, но потом как скажешь что-нибудь и всё — будто отскакиваешь куда-то далеко-далеко от меня… — он поёжился, смешно фыркнул, словно большой неуклюжий кот, и тут же тяжко вздохнул.

— Что же ты ещё хотел от такого странного, по твоему выражению, человека, как я? Что ты там говорил? Типа они скрывают за собой интересный мир, совсем другой мир, так?.. А я тебе вот что отвечу: они скрывают разочарование. Вот и всё.

— А есть другой тип людей… — шёпотом отвечал Кристиан, смотря неподвижно в асфальт, серой шероховатой рекой уходящий у него под ногами. — Они вечно на что-то надеются, вечно чего-то ждут, обманываются, находят этих странных людей, непозволительно близко узнают их и наконец встречают это разочарование. Но… но знаешь что? Они не уходят. Они продолжают страдать. Короче, просто какие-то мазохисты. Ужасный тип людей!.. — воскликнув, он встряхнул головой, чтобы очнуться, и та самая вьющаяся прядь волос вновь неаккуратно упала на его влажный то ли от пота, то ли от мелкого дождика лоб. Джон остановил на нём завороженный взгляд; самый опасный момент, ведь априори считается несколько чудным и непонятным так долго смотреть на малознакомого человека. Но отчего-то Джон считал, что парнишка не придерживается таких мыслей; Кристиан с каждым днём вызывал в нём чувство дежавю, ведь оказывался, как и в прошлой жизни, тем странным сгустком энергии, нерастраченной доброты, самопожертвования и чудачества на уме; удивительная смесь противоположностей, делающая его тем самым Чесом, который не требовал ничего, но с ним можно было быть близким, как с лучшим другом, при этом не выполняя дружеских обязанностей явно.