Капелла №6 (СИ)

Первым запланированным местом посещения у него была Grande synagogue de Lyon — короче говоря, синагога, судя по описаниям, внешне достаточно приятная. Джон так и не понял, когда в неё можно зайти и можно ли вообще заходить, но посмотреть на неё, проходя якобы мимо, хотел.

После неё он планировал сходить на площадь Якобинцев, что находилась примерно в километре от синагоги. Самый короткий путь был по набережной, но Джон избрал ветвистый путь по улочкам и немного по набережной — наверное, это решение уже не требует объяснений. Однако ж после площади план почти начисто отсутствовал — были лишь примерные наброски. Он хотел где-нибудь перекусить, но не знал, куда именно пойдёт.

Синагога оказалась узким четырёхэтажным зданием, зажатым с двух сторон уже совсем другими домами, но, правда, с такими же высокими окнами и рельефными балкончиками. Сама она не казалась слишком древней — камень, из которого она была сделана, был серым, но не выглядел потёртым. Вход украшала полукруглая кованая арка зелёно-чёрного цвета. На крыше виднелось окно-розетка с пятиконечной звездой. Джон немного постоял рядом с ней, посмотрел на эти стены и, кажется, задумался, но задумался о чём-то слишком несущественном, о таком, что мигом вылетало из головы.

Поплёлся он по набережной Соны в несколько омрачённом настроении — что-то его не очень подбодрили эти серые старинные здания и огромные, пустые и холодные окна, в которых даже солнце не играло, так как всходило на другой стороне. Потому и двинулся Джон по улицам, со скучающим видом оглядываясь вокруг себя.

На набережной в то время было ещё оживлённо: сновали люди, битком набитые автобусы, превышающие скорость машины и велосипеды. Все эти звуки смешались в одну большую симфонию одного утреннего города; Джон слышал это каждый день у себя в Лос-Анджелесе, но отчего-то теперь был заворожен увиденным, словно эта суета чем-то отличалась от ему привычной. Сона неспешно несла свои воды, немного искрясь от ещё слабых лучей. На противоположном берегу виднелась какая-то белая англиканская церковь с острым шпилем, вздымающимся вверх, и с синеватыми крышами. Джон знал о её существовании, но планировал зайти туда позже. Прогулка по той стороне была запланирована у него на послезавтра. Сзади неё был холм, полностью занятый малоэтажными жилыми домами и лесом. А дальше, где-то очень вдалеке, виднелся кусочек какого-то замка, точнее, часть его стены и четыре башенки, обозначающие углы.

Рядом с мостом Бонапарта настало время повернуть на улицу Площадь Белькур, потом — на улицу Эмиля-Золя, которая оказалась обычной узкой торговой улочкой, впрочем, особую привлекательность ей придавали ажурные балконы, яркие цветы на них, резные оконца.

В конце этой улочки и находилась площадь, широкая и светлая, с большим фонтаном посередине. Там были выдолблены из белого камня различные фигуры, Джону неизвестные; фонтан вовсю работал, и даже несколько туристов уже вились вокруг него. Именно в тот момент его телефон громко затрезвонил.

— Доброе утро, Джон! Надеюсь, вы не спите… — Константин не смог проконтролировать улыбку, возникшую у него при слушании этого голоса. Удивительно, какие порой противоречивые чувства вызывал у него этот человек.

— А что, если б спал? — усмехаясь, говорил Джон и неспешно подходил к фонтанам.

— Тогда, чувствую, мне не поздоровилось бы… Впрочем, судя по голосу, вы давно на ногах. У меня есть кое-что отдать вам, о чём вы просили меня вчера. Можем ли мы встретиться?

— Да, конечно. Где на этот раз? — Джону не шибко понравилась собственная интонация, слишком радостная, будто он и правда был счастлив в очередной раз тащиться в какое-то новое кафе по приказу Криса.

— Это зависит от того, где вы находитесь… Лично я прохожу рядом со станцией Cordeliers Bourse. А вы где?

— Я… — Джон прокашлялся — очень не хотелось говорить, что находится на площади Якобинцев, рядом с красивейшим фонтаном — ведь ясно, что не просто так, к тому же, это было слишком далеко от его дома, чтобы нечаянно зайти. Но в тот момент ему отчего-то вспомнилась прошлая исповедь; желание врать пропало тут же.

— Я рядом с площадью Якобинцев.

— О-о… — протянул Кристиан, и через телефон оказалось непонятно, какая эмоция звучала в его голосе. — Тогда… хм… вы хотите просто попить кофе или чего-нибудь крепкого? А то я, может, вожу вас по барам и пабам, спаиваю своего клиента… меня же совесть замучает!

— Я думал, ты этим не страдаешь… чтобы совесть прям мучила, — Джон усмехнулся, а потом добавил: — Знаешь, на твой выбор. Но, несмотря на то, что ещё только утро, я бы не прочь попробовать чего-нибудь крепкого. Если это не помешает твоей работе, конечно…

— Что вы, Джон, я бы тогда не предлагал… Тогда решено! — воскликнул он. — Если бы вы глянули на карту, то увидели бы, что мы находимся недалеко друг от друга: всего лишь в полукилометре. Отправимся тогда в Eden Rock Café. Я там бывал нечасто, в основном, когда учился, чтобы попить кофе или чай. Но там есть не только кофе и чай… Думаю, вам должно понравиться. Идите прямо от площади и выйдите сразу на улицу де Брест. Пройдёте по ней ровно до пересечения с улицей Феррандьер и там ждите меня.

— Хорошо, — ответил Джон и сбросил вызов. Нынче голос его новоиспечённого адвоката не казался тусклым или не радостным — видимо, после вчерашнего всё-таки отдохнул. Это обстоятельство на удивление радовало Константина.

Он прошёлся по площади вперёд и, отыскав на доме табличку «Rue de Brest», двинулся вперёд. Эта поначалу широкая улица разъединялась на две разные большим угловым домом. Но та улица, что уходила как бы чуть-чуть в сторону, была совсем другая; де Брест шла ровно прямо. Джон краем глаза заметил, что она называлась улицей Мерсьер, и по ней нельзя было ездить на машинах — только пешком; об этом говорила мощёная дорожка вместо асфальта.

Улица де Брест была типичная туристическая тропа: всё магазины, кафе, воздушные старинные дома, окрашенные в светлые оттенки, и много-много людей, снующих по узким тротуарам. День понемногу разыгрывался: солнце начинало разгонять туман, обычный для французской погоды, и облака, могущие пролить свои дожди, а город тем временем активно просыпался, вступал в обыденный цикл, который повторял каждый день, но который день ото дня приобретал новые оттенки, что и было его достоинством. Наблюдать чужую жизнь — порой самое любопытнейшее зрелище, которое может представить приезжий человек; к тому же, Франция — страна явно своих особенных нравов и традиций. Американцу, хоть древними предками и принадлежавшему Европе, было в новинку видеть эту неспешную, полную спокойствия жизнь. По крайней мере, так было в центре; возможно, окраины и были похожи на Лос-Анджелес.

Джон, конечно, мог говорить бесконечно, что не любил ни гулять, ни наблюдать, что-то — признак мечтательности, соответственно, слабости. Но на секунду позволив себе то, чего бы никогда не позволил, он уже не замечал, с каким вниманием оглядывал здешних людей, здешнюю жизнь, выраженную в почти каждом человеке, проходящем мимо него. В любом закутке всё шло своим непрерывающимся чередом; кто-то нервно ступал туда-сюда по остановке, ожидая опаздывающий автобус, кто-то спешил с кофе в руках в офис, какая-то бабушка медленно прохаживалась со своей собакой, вот школьники, подталкивая друг друга и набрасывая соскальзывающие рюкзаки, торопятся на уроки, а мимо них уже пролетает какой-то юноша на скутере, явно нарушая скоростной режим этой небольшой улочки. Лион и правда отражался в каждом из этих существ по-своему… Джон задумывался об этом, не находил вразумительного ответа и просто шагал дальше — это наверное, единственное, что он сейчас мог.

Ведь и его адвокат — это ведь тоже совсем другая культура, правда, пристроенная насильно, но всё-таки. Он считает, что родился здесь, даже помнит кое-что из своего детства и уж ясно помнит юношество — всё это, правда, ложное, но прекрасное. И в нём есть много от того водителя, которого отлично знал Константин; однако для Джона этот факт на время стал почти призрачным. Отчего-то столкновение с Крисом в церкви и спасание его от демона, а потом — последующая исповедь помогли ему если не разобраться, то сильно успокоиться. Он, конечно, совсем не представлял, что делать дальше, только ли нужно дожидаться окончания их совместного дела, как точно разговаривать с парнем, что думать о нём, но понял Джон одно точно: Кристиану можно доверять. Доверять так же, как он доверял Чесу; дело здесь было не в прошлом, ещё во многом влиявшем на его решения, а в настоящем, в котором он убедился, что доверие, наверное, одно из тех нерушимых понятий, что будут между ними в любое время, в любых жизнях и ситуациях. Это понимание пришло само собой, однажды его Джон просто нашёл у себя в голове.