Капелла №6 (СИ)

— Крис, а ты знаешь французский?

— Естественно! — вдруг оживился парень и тут же нашёл нужную бумагу. — Он мне даже роднее, чем английский, хотя английский я знаю с рождения. Как-то уж так получилось, что переехал сюда, поэтому и пришлось поднапрячься и выучить. Но теперь легко говорю на нём… хотя порой сложновато понимать этих людей. Знаете, французы такие странные… — он улыбнулся, будто вспоминая о приятном.

— Ты похож на истинного француза, — заключил Константин, хмыкнув и взглянув на него. Форстер непонимающе улыбнулся и заинтересованно спросил:

— Почему это? Никогда не думал…

— Ты другой… непохожий на утомлённого шумной жизнью мегаполиса американца. Здесь живётся лениво и чудесно, будь ты бедняком или богачом — всё равно, как только взглянешь на ваш красивый город или подумаешь, что живёшь во Франции, в таком историческом месте, сразу полегчает, как-то мигом. Я считаю.

— Вы бы переехали жить сюда? — усмехаясь, спросил Кристиан, подперев голову локтями — так делал всегда, настраиваясь на увлекательный разговор.

— Не-е-ет, — с задумчивой ухмылкой протянул Джон, глядя на облака дыма, поднимавшиеся сзади адвоката. — Нет, ни за что не поменяю своего угрюмого Лос-Анджелеса на вашу прелесть. Я, угрюмый и вечно всем недовольный человек, просто создан для жизни в таком стрессовом городе. А тебе там жить запрещено. Как и мне здесь…

— Отчего это такие предрассудки? — улыбался «Чес» — теперь улыбался как-то мягко, как в прошлом, также приятно и удивительно тепло. — Человек может жить, где пожелает; достаточно захотеть, и твоя жизнь переменится!

— Это тебе так легко думается… а вот мне здесь скучно. Порой я скучаю по своему бурлящему прогнившему городу; просто есть места, созданные для тебя, гармонирующие с тобой. А это… — Джон задумался и махнул рукой, — какая-то красивая легкомысленная пустышка, со своими правилами и законами, вовсе не созданная для меня… — Бывший водитель хотел что-то непременно добавить, но Джон, заметив это в какие-то доли секунды, тут же перебил: — Впрочем, это всё какой-то бред. Что там с нашим делом?

Форстер сразу же переключился на свою работу, принявшись рассказывать с жаром и интересом:

— Я, кроме всех этих жалоб, описания вашего случая, предоставления фотографий, других документов, что, в общем-то, не особенно будет вам интересно, откопал ещё одну интересную зацепочку… о ней никто никогда не упоминал, лишь вскользь этот случай был упомянут в газетах и в Интернете. Пришлось попотеть, чтобы отыскать это, но я сумел; оказывается, если посмотреть биографию того Уильямса, то года два назад с ним случился интересный инцидент… Он тогда уже рисовал и рисовал довольно основательно, особенно активно участвовал на разных выставках, пиарил себя, как мог, силясь выбиться в люди. Короче, дорекламировался до того, что у него появились соперники; впрочем, в мире искусства это нормально, нормальны даже мелкие пакости и гадкие делишки, поэтому, видимо, однажды ночью на его дом и напали. Украли одну картину, художник подавал в суд, не раз, но это дело как-то деликатно замяли… мафия здесь поработала, не иначе. В итоге это понял сам Уильямс и решил, что держать картины у себя опасно для жизни (ведь причина крылась в них, в наиболее красивых). Потому и решил, что рисовать продолжит, но уже больше на заказ каких-нибудь отелей — они говорили, какие зарисовки придутся им по вкусу, а он рисовал и отправлял, больше извлекая прибыль, чем популярность. Но, видимо, это снова не понравилось его скрытному сопернику, поэтому катавасия продолжилась и теперь стали нападать не на дом Уильямса — потому что там просто нечего было красть, — а на номера тех отелей, куда тот отправлял свои картины. Я так понял, что его соперник не хочет избавляться от него самого — пролить кровь дело серьёзное, страшное, тут уж точно всё вскроется… а вот потихоньку тащить картины, тем самым, возможно, рассчитывая на творческий кризис художника, его нежелание творить дальше, некое расстройство — пожалуйста! Правда, всё это, связанное с ним, покрыто завесой тайны; ещё много тёмных моментов, которые мне не удалось понять. Мафия, конечно, бессмертна, но мы же не собираемся ловить этих чудаков? Мы лишь хотим доказать, что это — одна из их проделок, что вы тут ни при чём, невинная жертва, — он замолк, давая себе отдохнуть.

Наконец принесли кофе; Кристиан отпил немного, промочил горло и приступил говорить снова:

— И как мы это сделаем, спросите вы? Всё достаточно легко: нужно собрать все эти сведения, мелочи воедино, закрепить их аргументами, грамотно оформить, возможно, придётся привлечь тех пострадавших, ну, или хотя бы их жалобы, заявить об одном утаенном факте похищения, которое однажды удалось вроде бы зафиксировать, но его предупредительно зарыли… это, кстати, мне тоже друг из полиции подсказал, порывшись в тайных архивах. Это всё обязательно всплывёт наружу; дайте только времени на обработку, и, надеюсь, всё закончится успехом. И… вот ещё что я хотел бы спросить у вас… вы раньше не были судимы?

— Увы, нет.

— Это отлично! Тогда это ещё один аргумент в нашу пользу: вы обычный человек, правомерно исполняющий свои обязанности, ранее не судимый, не зафиксированный ни в каких подозрительных делах, исправно оплачивающий налоги… я же могу верить вам, что это правда? — хитро усмехнулся и отхлебнул напитка. Будто знал, что внешне-то может быть что угодно, а вот внутри… то, что ты верен праву или закону, не избавляет от грешной душонки.

— Можешь. И можешь проверить. Ты ведь вправе это сделать, — Джон скрестил руки и внимательно на него посмотрел. Буквально пять секунд Крис, не отрываясь, смотрел ему ровно в глаза (о, эти невыносимые секунды для Джона!), а потом, будто всё мигом поняв и успокоившись, облегчённо выдал:

— Не буду! Я вам верю, Джон. Верю… — задумался буквально на какое-то мгновение, потом опомнился и заявил чуть громче: — Ну, общий план таков. Надеюсь дня через три-четыре закончить подготовку нужных документов в суд; возможно, понадобятся ваши подписи и даже присутствие… вы не?..

— Нет, не против! Звони. Но по делу, — Константин выпил залпом свой латте, при этом понимая, что учится плохим привычкам у бывшего водителя, и оставил денег за кофе на столе, уже вставая и собираясь уходить. Кристиан исподлобья наблюдал за ним, а он сам старался надевать пальто медленнее (и зачем только?). Однако, было понятно им обоим тогда точно, что разговор ещё далеко не закончен…

Нынче Джон не ощущал горечи, головокружительного безумия, злобы или неприязни ни к этому человеку, ни в себе самом; что-то тёплое, особенно от того отвлечённого разговора о городах и улыбки «Чеса», так банально разлилось в его душе, словно грузовик с маслом на дороге, что мужчина тогда не почувствовал их далёкости, отстранённости, той стены, того обрыва — Господи, да чего угодно, обозначающего разрыв! Он вдруг со странным приятным чувством в груди понял, что разговаривал будто с прежним Чесом, слышал его слова, слова того парнишки, его водителя, такого родного что ли, всегда понятного, а не далёкого адвоката из Лиона; было ощущение, что они просто решили позабыть о прошлом, не вспоминать те ужасные моменты и начать всё как бы с чистого листа, но, естественно, помня друг друга и все связанные с их сближением этапы. Этот человек, говоривший с ним о городах, так мило улыбавшийся и убеждавший его в чём-то наивном и априори неправильном, был тем, кого вот уже два с лишним месяца Джон не находил в своём окружении, кого действительно считал пускай, конечно, не близким человеком, но приближенным к этому званию, что уже было достижением в его случае.

Константин, надев наконец пальто, встретился с адвокатом взглядами: глаза того выражали сотни вопросов, что он боялся задать, но очень хотел — что-то о недавно случившемся в его собственном доме, что-то о тайной работе, что-то несколько личное, что-то связанное с его прошлым и теми людьми без сознания. Джон знал: если сам не выступит инициатором какого-нибудь глупого вопроса, то задаст свой давно свербящий на зубах Крис.