Капелла №6 (СИ)

Джон не заметил, как добрался на автобусе и высадился на какой-то остановке, где, как показалось ему, он попадёт в конечную точку маршрута. В итоге оказалось, что он не доехал около шестисот метров до той самой церкви, поэтому пришлось идти пешком.

Вокруг были небольшие частные домишки с красивыми садиками перед ними; несмотря на то, что на дворе осень, многое ещё цвело и благоухало. Джон шёл рядом с главной магистралью, по которой изредка пролетала какая-нибудь машина, и старался шибко не торопиться. Он не признавал, но на деле наслаждался обстановкой, такой успокаивающей впервые за всё время. Конечно, впереди злобный противный демон, но это уже не так и расстраивало… Джон увидал впереди виднеющуюся деревню и слегка ускорился.

Белокаменная церковь находилась на изгибе улицы и была обнесена невысокой решёткой; Джон прошёл по тропке сбоку неё и остановился напротив входа, решив осмотреться получше. Деревня ещё будто спала, по крайней мере, с начала улицы он никого не встретил, но ведь всем известно, что в тихом омуте водится!.. Церковь не выглядела старинной, по крайней мере, снаружи — вся такая свежая, чистая, без изысков, характерных древним векам; вокруг неё был небольшой садик, не более тридцати метров в длину, но такой ухоженный и красивый, с цветами и подстриженными газонами, фигурными кустами, что даже Джон, обычно равнодушный к природной красоте и красоте вообще, на секунду остановился и едва смог оторваться от созерцания.

Наконец он вошёл внутрь, прошёл по мощёной дорожке до церкви и дёрнул массивную дверь на себя — время раннее для посещений, но дверь неожиданно легко поддалась. Внутри оказалось на удивление теплее, чем снаружи, хотя все помнят, как бывает в каменных церквях холодно в жаркую погоду. Джон подумал, что здесь всё как-то специально придумано для людей и тут же встал как вкопанный около порога: церковь-то оказалась не так пуста, как он посчитал… Впереди, около маленького алтаря стоял какой-то человек, если точнее — мужчина; он не повернулся, когда позади него хлопнула дверь, а продолжил молиться. Его непонятная французская, а оттого ещё более странная молитва разносилась по всему небольшому залу и, ударяясь о каменные стены, улетала дальше, долго не рассеиваясь в воздухе. Джон слышал каждое слово очень чётко, но ничего из них не мог понять.

Он решил притаиться в углу на скамейке и подождать, пока человек уйдёт; кто знает, а может, тот и станет его подопытным, если вдруг нападёт демон. Этот вариант даже больше нравился Джону; пока соучастник его дела жарко молился, он осматривал с вниманием помещение, силясь увидать что-нибудь странное со своего скрытого поста. Внутри всё было, как обычно бывает в церквях: вот алтарь, вот скамейки, вот пару часовен с иконами. Особого шика не было, но для небольшой деревни казалось очень богато. Конечно, церковь святого Бонавентуры не за что с ней не сравнится, но это было довольно приятное место, если б не одно но… Джон был мастер своего дела, поэтому, только зайдя сюда, ощутил, что нечистая сила здесь точно побывала: атмосфера, хоть и услаждённая множественными молитвами и освещённая ладаном, была напряжённая, даже гнетущая; если обычные взрослые этого не чувствовали, то маленький ребёнок давно бы расплакался, побыв здесь всего пять минут.

Джону не сказать, что не понравилось это — вообще, в его случаях нельзя было чему-нибудь удивляться или чего-нибудь пугаться, но всё-таки быть настороже и смотреть в оба он принялся усилиннее.

Человек промолился ещё что-то около двух минут; Константин был в таком нетерпении, что порой в его голове возникала с частой периодичностью «А не оглушить ли мне этого святошу, чтобы побыстрее начать?» А начать ему хотелось сильно; особенно интересовали его алтарь, точнее, задняя часть, и боковые коротенькие галереи с часовнями. В церкви было очень темно — горели только свечки на алтаре и тусклый утренний свет проникал в мозаичные окна, разливая слабую радугу на шероховатый пол, поэтому рассмотреть, что творилось в углах, не представлялось возможным. Джон в это время принялся заряжать пистолет, вертеть его в руках, на сотый раз прокручивать в голове уже надоевший план, который он использовал не впервые, и напрасно пытаться торопить события — почему-то, когда нужно было, мысль не становилась материальной. Тогда он стал разглядывать молящегося — кажется, он был ещё молод; и зачем ему понадобилось в полвосьмого молиться? Не мог попозже? Или это утренняя молитва? Джон точно не знал, когда и сколько нужно молиться в христианстве, но, судя по всему, утром точно. Шёпот лился непонятной, слегка рычащей вязью, даже гипнотизировал, усыплял; странно, но, совсем не зная слов, Джон ощущал неосознанно, что значило каждое из них — пусть в шёпоте интонации почти не различить, но молящийся всегда ставил ударение на каком-нибудь, вероятно, значимом для него словечке. Константин почему-то без труда понял (или почувствовал), что тот молился за кого-то близкого, слишком-слишком близкого, кого боялся потерять, и просил у Господа Бога счастья не для себя — у себя, кажется, просил даже убавить, а тому человеку. Джон видел это такое глупое, но точно твёрдое в своих принципах создание и задавался вопросом: а у него-то самого есть что-то подобное в его безобразной жизни? Чтобы он мог запросто приходить и пусть не так страстно, но молиться за кого-то, верить в кого-то, поставить счастье кого-то выше своего и быть счастливым хотя бы от этого? Есть?..

Джон задумался; нет, задумывался он над этим не впервые, а, быть может, раз в тысячный, но всегда приходил к такому осточертевшему варианту — не может он себе позволить такого. Потому что это, как ни крути, наивно и затратно, потому что не вяжется с его прошлым образом, который он так любил и лелеял. Ну не мог циник, проснувшись с утра, сказать, что счастье другого человека выше его собственного и теперь он будет желать его не для себя, не мог! А Джон почти ничем от идеального образа циника не отличался; по крайней мере, так считал сам.

А почему вдруг задумался? Да просто во время каких-то незатейливых, далёких порой от нас дел мы начинаем видеть некую скрытую подоплёку, возможно, неявную для других, но для нас такую видную!.. И на какую-то жалкую минуту мы задумываемся: может, что-то в нашей жизни действительно не так и стоит нечто поменять? Но потом, отбрасывая этот бред, всё равно очухиваемся с горьким послевкусием; когда-то эта проблема, пусть сейчас и пассивная, всплывёт выше других. Когда-то… Кого вообще интересует это «когда-то»?

Лично Джона — никогда.

Комментарий к Глава 7. «Холодная оттепель».

смотрим примечание к 4 главе!

========== Глава 8. Демон. ==========

Путь к ближнему для меня слишком дальний.

«Ангелы не летают» Франц Кафка ©.

Джон встряхнул головой, похлопал ладонями себя по лицу, чтобы взбодриться, и глянул на алтарь: наконец парень поднялся, закрыл молитвенник и, обернувшись, направился к выходу. Константин не хотел быть заметным, поэтому вжался в свой тёмный угол ещё сильнее; святоша прошёл бы мимо, его не заметив, если бы кое-чего не заметил сам Джон…

Почему-то уже не хотелось по-глупому восклицать «О, почему же?» или спрашивать, как это, откуда у судьбы такая (не)оригинальность, или задумываться, может, это судьба; у него было такое взвешенное, несколько пофигистичное состояние тогда, что всё это показалось лишь обычным событием, одним из тысячи. Он лишь повёл бровью, усмехнулся и окликнул:

— Кажется, у судьбы одинаковые для нас тропинки…

Парень сильно вздрогнул, стал безумным взглядом смотреть по сторонам и не сразу приметил тёмную фигуру в углу; наконец, подойдя нетвёрдыми шагами ближе, он узнал его, но выдохнул облегчённо лишь наполовину.

— Бог мой, это вы! Но почему?.. — Джон усмехался и решил пододвинуться к краю скамьи, чтобы стать виднее Кристиану.

— Откуда мне знать? Лично у меня здесь свои дела. А ты что здесь делаешь? — Форстер стоял перед ним, но уже не выглядел удивлённым, скорее — снова уставшим и замученным. Теперь он был не в костюме, а в обычной толстовке, какие раньше любил носить; Джону даже на пару секунд показалось, что нет никакого адвоката, есть его Чес, водитель — живой или чудесным образом воскрешённый.