Хуан Дьявол 3 часть (ЛП)

- Я лишь уверяю в том, что видели мои глаза. Я был с доньей Софией. Могу поклясться, что никто не подталкивал твою сестру в пропасть, ничья человеческая рука. Мы видели, как пронесся конь, как обезумевшее животное убегало от Ренато. Наконец, мы увидели, что конь, никем не управляемый бежит в пропасть и разбивается. Он ехал позади нее, не могу отрицать. Если была причина, чтобы желать ее смерти, если он бежал за ней, чтобы задержать и спасти, то кто может доказать, дочка? Это на совести Ренато. Иногда движут человеческие страсти, плещущие через край. Но Ренато ненавидел жену? Ненавидел ее?

- О, замолчите, Отец, молчите! Теперь не спрашивайте. Сжальтесь!

Моника отступила, закрыв лицо руками, тело подрагивало от мук ужасного сомнения.

- Успокойся. Я спрашиваю тебя как духовник. Я бы хотел услышать признание, дочка. Твои слова могут пролить немного света.

- Я бы жизнь отдала, чтобы узнать правду! Разве вы не понимаете, что моя душа тоже противится? Не понимаете, что я умираю от отчаяния?

- Понимаю твое мучение; но если дело не касается тебя…

- Что не касается меня? Умоляю, не заставляйте меня говорить!

- Прости меня. Понимаю, ты чувствуешь себя лишенной рассудка. Мне следует оставить тебя одну и посоветовать помолиться для успокоения души. Я бы хотел знать больше, быть уверенным в грядущем сражении. София Д'Отремон рассчитывает на мое свидетельство ради защиты сына.

- Его обвиняют? Ренато в самом деле обвиняют, помимо моей матери?

- Его обвиняют злобные глаза, молчаливые уста. Но больше всего обвиняет безумная страсть в глазах, когда он смотрит на тебя. Поэтому я хочу добраться до правды. Сплетни, обвинения мало значат для меня. Моя задача – защитить не тело, а помочь спасти душу, от всего сердца раскаяться виновному, спасти от ада и боли греха.

Он напряженно смотрел на нее, стремясь проникнуть в глубину мрачного и гордого сердца, чистого и измученного, но глаза Моники страдальчески блуждали по комнате, и священник вздохнул:

- Пусть Бог даст тебе, чего не дадут мои бедные слова: свет и мужество, дочь моя.

Отец Вивье удалился, Моника тоже оставила сумрачную огромную спальню. Рядом с Каталиной осталась темная тень служанки. Моника вышла, мучаясь от желания сбежать, столько раз появлявшееся у нее под крышей роскошного особняка. Она никуда не шла по своей воле, но ноги привели ее на тропу за белой церковью, ведущей к каменным стенам кладбища Д'Отремон, открытой калитке. Никто не побеспокоился прикрыть ее после скоропалительного захоронения, совершенного несколько часов назад, и Моника пошла по следам.

Букет цветов, торопливо брошенный на вскопанную землю – единственное, что отмечало могилу, охранявшую драгоценный деревянный гроб, обитый парчой, последнюю шкатулку этого ядовитого цветка, Айме де Мольнар. Слезы выступили на глазах Моники. Губы высохли, она всхлипнула и с жалостью прошептала:

- Айме, моя бедная Айме. Что ты наделала, чтобы найти свою смерть? До какого предела дошла? Пусть Бог простит тебя, как я простила тебя всей душой!

- Моника, Моника! Я искал тебя, как безумный. Мы должны поговорить!

Ренато, дрожа от переполнявших чувств, подошел, сжал ее запястья так, что Моника не могла даже шевельнуться, не давал ей времени опомниться от удивления, вызванного неожиданным появлением, резким возвращением в настоящее из прошлого, такого далекого, которое изобиловало ее нежностью.

- Ради Бога, Ренато, оставь меня! Отпусти, нас могут увидеть! – она освобождалась от рук, а они безумно тянулись к ней, ее гордый взгляд остановился на Ренато: – По какому праву ты приближаешься ко мне таким образом?

- Это правда, ты права. Всегда права насчет меня. Я заслуживаю твоих упреков. Заслуживаю, чтобы ты меня ненавидела и отвергала, но не презирай меня, Моника. Не презирай, потому что правда во мне сглаживает все: я люблю тебя!

- Мне не поможет твоя любовь! Меня она не волнует! Теперь это правда, как никогда. И эта могила…

- Я не копал эту могилу! – порывисто крикнул Ренато. – Я не хотел ее смерти. Я не чувствовал к ней ненависти. Я возненавидел ее лишь на час, когда любил ее, когда не разобрался в своей душе. Когда поверил в ее предательство, и тогда я бы убил ее. Но час прошел, она увернулась от удара… Все во мне ополчилось на тебя из-за лютой и свирепой ненависти от одной мысли, что она, будучи моей женой, обманула меня.

- О чем ты?

- Это правда, в которой сам себе хотел признаться, которую никогда не произносил. Если я и взял на себя права, ослеп от ярости, вручая тебя Хуану Дьяволу в страстном желании наказать тебя, то именно потому, что сам того не зная, любил тебя. Неужели ты не понимаешь? Тогда я не осознавал. Мне казалось, что я сгораю, терзаюсь изнутри. Я любил тебя с детства, сам того не осознавая. Ты же, наоборот, знала, что любишь меня, но молчала.

- Не вороши прошлое. Это сон.

- Это любовь, от которой я отказался. Знаю и понимаю. Айме сблизилась со мной, заняла твое место, а ты ушла. Ты ушла к другой любви, и ревность заставила меня очнуться; ты уехала, а вернулась холодной и далекой.

- Что случилось, то случилось. Все теперь как Айме: мертво, закопано в землю. Не о прошлом надо говорить. Лучше расскажи то, что я хочу узнать. Как она умерла? Почему тебя обвиняют, будто ты подтолкнул ее к смерти? Только в твоей совести есть правда; не переводи тему на прошлое, которое для меня уже не имеет значения.

- Для меня имеет. Из-за прошлого я потерял тебя, и теперь ты отталкиваешь меня. Во мне нет вины, тебе незачем избегать меня. Клянусь! Она приготовила ловушку, упала в собственные сети, шла на поводу своих безумств. Жила среди лжи, обмана, даже сын оказался неправдой.

- О чем ты говоришь?

- Моя мать может доказать. Айме никогда не любила меня, ее чувства были неискренними, чтобы ее оправдывать. Она оказалась безумно испорченной, и нельзя допускать, чтобы наши жизни разошлись из-за призрака ошибки, которую я не совершал и не хотел совершать. Мне не за что ее убивать. Или ты думаешь, по словам твоей матери, есть на то причина? Последние часы я ищу правду. Помимо безответственности и легкомыслия, виновата ли Айме в чем-то еще? Запятнала ли мою честь? Унизила мое имя? Обвиняющие взгляды всех словно молча это признают, и поэтому мне необходимо знать. Не ради нее, ведь она уже в земле, а из-за живого человека, который смеется над моей доверчивостью, но жизнью заплатит, если это правда.

Ренато говорил со свирепой решимостью, изменившись в лице, в странном месте, перед недавно закопанной могилой, где еще не увяли цветы с похорон, где словно еще носился сильный запах той женщины. Слова в этом месте приобретали странное звучание вместе со словами любви, воспоминаниями, неудержимым пылом любви в Монике. Теперь в его душе адским вихрем вертелись различные страсти. Моника попятилась, словно он душил ее в этой буре обнаруженных сердечных чувств. В одно мгновение ожило все: от детской разбитой мечты до могилы сестры. И сильнейший страх заставил ее возразить и крикнуть:

- Ты не имеешь права, Ренато! Расследовать, будоражить, выискивать, бросить грязь на покойную, которая заплатила жизнью за ошибки и недостатки. Я больше тебя страдала по ее вине, но смогла от всей души ее простить.

- Я простил ее, но его…

- Если ты действительно любишь меня, то в твоем сердце не должна возникать ненависть и жажда встретиться с так называемым соперником. Если любишь, как клянешься, неужели тебя настолько волнует содеянное Айме…

- Меня волнует потому, что твои глаза очерняют, унижают и пятнают позором. Женщина может любить мужчину, убившего другую за предательство. Невозможно любить и ценить глубоко оскорбленного и обиженного, кто забыл обиды и простил обман. Мы не позволим уничтожить нас самих и отстаиваем это любой ценой, с любовью и ненавистью, а мое сердце…

- Это говорит не сердце. Это голос гордыни, который я не желаю слушать, Ренато…

- Ты волнуешься. И это беспокойство, скорбь подтверждает подозрение, свернувшееся клубком в моей душе. Соперник, которого мне придется найти, чтобы отомстить за оскорбление Айме, это тот самый человек, кому я в безумии вручил тебя, с кем безуспешно сражаюсь, чтобы вырвать тебя из его рук. Моя тень, вечный соперник, враг природы и общества с самого рождения: Хуан Дьявол!