Хуан Дьявол (ЛП)

КАРИДАД БРАВО АДАМС

Трилогия «Дикое сердце»

КНИГА ТРЕТЬЯ «ХУАН ДЬЯВОЛ»

Перевод с испанского сделала Людмила Александровна Яхина

1.

«Официальный обет одеть монашеское одеяние, постричься в Монастыре Божьих Рабынь Воплощенного Слова так скоро, как разрешится расторжение уз брака», – читал Ренато. И с удивлением спросил мать:

- Что это? Ты объяснишь, мама?

- Это объяснится само по себе, Ренато. Я лишь хотела, чтобы ты успокоился. Моника считает, что таким путем она разрешит свои вопросы. Это копия прошения к Его Святейшеству, и мы уже передали оригинал, подписанный должным образом, церковной власти, которая уполномочена отправить его в Ватикан.

Раздраженный, готовый вот-вот взорваться, Ренато судорожно смял копию документа, который вручила мать, словно давая принять сильнодействующее лекарство для его больной души. Они были в просторной и неприбранной библиотеке, где Ренато в одиночестве заперся на целый день. Рядом, на столе стояла бутылка с остатками коньяка, глоток за глотком он пил, пытаясь разорвать досадный порочный круг, сжимавшийся все сильнее. Однако этот удар был последним; он удивился, поняв, до какой степени это ранит, приводит в отчаяние, мучает его. Но внезапно боль сменилась свирепой злобой, и он воскликнул:

- Это была мысль Айме, не так ли?

- Насколько я знаю, мысль самой Моники.

- Нет, я не могу поверить! Ведь она окончательно отказалась от религиозного призвания. Уверен, сама она этого не делала. Кто-то приказал ей. Снова искупительная жертва несовершенных грехов, и я прекрасно знаю, откуда это идет, кто сделал, и кто может пойти коротким путем.

- Куда ты, Ренато?

- Куда же, как не поговорить с ней?

Крадущаяся тень прошла большой задний двор, прячась за деревьями. Дойдя до потаенной калитки, она повернула ключ и улыбнулась, разглядев приближающегося стройного человека, и сделала ему знак замолчать:

- Ни слова! Рядом люди. Я не хочу сплетен от слуг.

Она взяла его за руку, и повела по пустынной улице. Когда старые стены особняка остались позади, она подняла черную кружевную маску, многообещающе бесстыдно улыбнулась:

- Вы никогда не забудете последнюю ночь на Мартинике, лейтенант Бриттон. Я беру на себя смелость сделать ее незабываемой.

- Я думаю, что живу во сне, обладая невозможным! Вы… Вы… Но что же я сделал, чтобы заслужить…?

- Иногда ничего не нужно делать. Удача сама приходит. Говорю на случай, если решили, что вам повезло разделить со мной последние часы на мартиникской земле.

- Я не нахожу слов, чтобы выразить благодарность. Мое волнение и удивление столь велики, что боюсь, они покажутся вам смешными. Я не нахожу слов, но если бы вы могли видеть мое сердце…

- Попытаюсь представить, – пошутила Айме. – Вам не кажется, что мы должны найти хоть какой-нибудь экипаж? Вы же не хотите, чтобы я задерживалась в этом возмутительном районе.

- Я взял с собой экипаж, он ждет на другой улице. Я не осмелился привезти его сюда, боясь быть неосмотрительным.

- Правильно сделали. Слава Богу, что последовали здравому смыслу.

- Не смейтесь надо мной. Разве смешно говорить о любви?

- Пока еще рано, и скорее всего ошибочно, – кокетничала Айме. – Любовь состоит не только из слов.

- Я докажу ее жертвой, которую хочу совершить. Она кажется мне такой огромной, если вы оцените и поймете то, что переполняет мою душу. Я уже не принадлежу себе, Айме. Я ваш… телом и душой… Я люблю вас… люблю…!

Он прижал ее, сразу нашел губы, одновременно прохладные и горячие, влажные и сладострастные, и она почувствовала, что в ней поднимается огонь от поцелуя, а все вокруг исчезает.

- Черт побери! – воскликнула удовлетворенная Айме. – Вы целуетесь как знаток, а не новичок. Слава Богу, а то я уж испугалась, что вы один из тех, кто много говорит.

- Ана, Ана! Айме! Айме!

Еле сдерживая гнев, Ренато прошел в прихожую, переходящую в спальню Айме и яростно заколотил в запертую на ключ дверь. Волна злобы окрасила в пурпур бледные щеки; когда наконец среди занавесок высунулось пепельное от испуга лицо служанки, та пробормотала:

- Мой… хозяин… мой хозяин…

- Где твоя сеньора?

- А где ей быть, сеньор? – солгала Ана, мертвея от страха. – Там… там, в комнате…

- Лжешь! – разъярился Ренато. И с силой стуча в дверь, завопил: – Айме! Айме! Это я! Открой немедленно!

- Сеньора сказала, что ничего не хочет знать о вас, и чтобы ей никто не мешал, она закрыла дверь на два оборота и села там. И велела сказать вам, что не откроет дверь, будь что будет…

С большим усилием Ренато Д`Отремон пришел в себя. В тумане разума, в вспышке злобы до него дошел смысл слов и воспоминание последней сцены с Айме в библиотеке. Он пил весь вечер, но не опьянел. Сильнее алкоголя было брожение страстей, кипящих внутри него: ненависть, ярость, отчаянная страсть к женщине, с которой все его разлучали, и свирепая злоба к женщине, которой он дал свою фамилию. Злоба, которую сдерживало что-то похожее на угрызения совести.

- Сеньора очень храбрая и поэтому сказала, что никому не будет отвечать. Вы же знаете, какая она.

- Да, знаю. Довольно хорошо знаю, но это… это… Это идет от нее, и поэтому она должна немедленно объясниться. Айме! Айме! Открой немедленно!

- Ренато, прошу тебя… – пробовала увещевать София, приближаясь к сыну.

- Это я должен просить оставить меня, мама! Это личное между мной и женой!

- К сожалению, в этом доме уже нет личного. Позабыта даже тень приличия, крики и вопли перед слугами, и все эти грязные следы на добром имени дома.

София гневно посмотрела на шторы, где только что, пользуясь случаем, скрылась Ана. Затем, смягчившись, подошла и взяла его за руку:

- Ренато, оставь Айме. Не думаю, что она могла принимать участие в прошении сестры. Прошу, послушай. Нужно прекратить скандал. Каталина со мной согласна. Когда мы пришли поговорить с Моникой, то были приятно удивлены, что она добровольно подписала прошение. Думаю, это лучшее, что могло случиться. Разорвать путы бесчестного брака, принять постриг, и мы попытаемся позабыть о существовании бандита, которого зовут Хуан Дьявол.

- Я не забуду и не позволю, чтобы Моника снова стала жертвой. Несправедливо, что все ее подталкивают, упорно стремятся очистить преступление, которого она не совершала. Говоришь, она добровольно приняла прошение? Не верю, мама. Я вижу в этом руку Айме. Я начал понимать, что она притворная и коварная.

- Она твоя жена и будет матерью твоему сыну. Если ты уже не можешь любить и уважать ее, то по крайней мере не настаивай на разговоре в твоем состоянии. Уверяю тебя, Моника согласна. Если не веришь, поговори с Каталиной. Я оставила ее в своей спальне. Спросишь ее и убедишься, что никто не пытается принести ее в жертву. Пойдем к Каталине. Я постараюсь, чтобы Айме мне открыла, и не буду препятствовать тебе поговорить с ней, когда ты успокоишься. Иди… Прошу тебя, Ренато…

По властной просьбе матери, Ренато отошел. Теперь одна в прихожей, перед испуганной служанкой, которая вышла из-за штор, София убрала маску сурового достоинства, ее губы скривились от злобы, глаза засверкали, она уверенно произнесла:

- Твоей хозяйки нет дома, не так ли?

- Как это нет? Она там…

- Не лги больше! Перед моим сыном нужно притворяться, но не передо мной. Она вышла в твоей одежде. Ее видели и подумали, что это ты. Понимаешь? Мне сказали, что ты вышла, но увидев тебя, я поняла. Это была она… она… а ты отвратительная сообщница!

- Ай! – пожаловалась служанка. – Я ни в чем не виновата.