Увидеть свет (СИ)

— Я не завожу переписку, — отозвался Доминик. Он не получал писем Норта, наверняка те исчезали, ещё попадая в руки агента.

— Не заводите, — Норт уставился на него пристально и немного зло. — Но почему-то сразу отреагировали на преступления! Чем тот был лучше?! Кто он? Вы знаете его?! Почему вы решили разговаривать о нём с этой идиоткой-блоггершей?

Доминик промолчал, и это оказался правильный ход — Лоуренс распалился сильнее. Он почти закричал:

— Это ваша вина, Доминик, вы — как грозное божество — потребовали от меня жертв! Жертвоприношение… Только оно обеспечивает благосклонность бога… — он опять потерялся, затих.

Вэйл тихо вздохнул и спросил:

— Дюваль… Кто он? Почему вы его выбрали?..

Лоуренс истерически засмеялся.

— На выставке в галерее у меня бывали самые счастливые минуты. Там я мог смотреть на ваши труды, на ваши откровения. И иногда — видел и вас! Вы всегда уходили на своё… на небеса… — он прикрыл глаза и дальше продолжал монотонно, без всякого выражения: — Но Анхелика нашла какого-то молодого выскочку. Она выделила ему лучшее место в зале, его мазне. А этот Дюваль так откровенно пялился на The Light, пожирал глазами, как обнажённую женщину, — тут в его голосе снова прснулось нездоровое возбуждение: — О, я уверен, он получал совсем не эстетическое наслаждение! Он буквально насиловал вашу картину. И вы… вы… Просто прошли мимо! — глаза Лоуренса распахнулись чересчур широко. — Что мне оставалось делать?!

— И что вы сделали? — перебил Доминик.

— Я свершил правосудие. Я избрал Дюваля в жертву, сделал его священным агнцем!

Вэйл смотрел на Лоуренса, и ему казалось, что этот человек уже не предстанет перед судом. Было абсолютно ясно — он одержим странными идеями, он болен. И спрашивать дальше бесполезно.

Впрочем, Норту больше не требовались вопросы. Он начал рассказывать охотно, жестикулируя, подаваясь вперёд, насколько мог:

— Вы обратили внимание ещё тогда, я знаю. Но нужно было закрепить успех, мне хотелось показать, что я рядом с вами. Что я могу… достоин подняться с вами, стать, возможно, вашим жрецом! Для этого требовалось выполнить более серьёзную задачу. Это как с посвящением, — он облизнулся, — со ступени на ступень нельзя перейти просто так. Я выбрал этюд, который совершенно точно видели только избранные. Он — для тех, кто стал богами Анхелики… Я познакомился на выставке с этой женщиной не случайно. Я знал, кто она.

Доминик чуть насторожился, насколько он помнил, об этой жертве так ничего и не нашли, её никто не опознал.

— И кто же она? — задал он вопрос, подталкивая Норта раскрыть карты.

— Есть достойные люди и недостойные, — пояснил Лоуренс. — Есть те, кто сознаёт, что такое — стоять рядом с богами, и те, кто ничего не понимает. Они не чувствуют великой чести. Они пыль! Любовница Анхелики, Равьяна Коллин, даже не думала о том, чего именно сумела коснуться!

Доминик вспомнил эту девушку — её нервные движения, извиняющийся взгляд. Она была много моложе Анхелики, почти ничего не смыслила в искусстве и исчезла, когда де Савар устала от неё. Вэйл полагал, что Коллин уехала, он не мог и подумать, что та вдруг появится на выставке.

— Я узнал её сразу, — шептал Норт. — Спросил, почему они расстались с Анхеликой. Нужно было видеть её глупое лицо! Она испугалась, но я предложил всё обговорить за чашкой кофе. Так и случилось. Она стала прекрасной жертвой, искупила свою вину кровью.

— А потом?.. — Доминик потёр висок. Картина, что вырисовывалась теперь, напоминала уродливый шарж.

— Ах, потом… — Норт вдохнул побольше воздуха. — Я принял своё предназначение, да. И вспомнил о Мадлен. О, она была виновата куда сильнее, чем все остальные. Мне пришлось поискать информацию, я даже не знал, как она выглядит. Но повезло, да, ведь божественное провидение всегда помогает тем, кто истово верует. Я отыскал интервью с ней, давнее интервью.

— Что? — Доминик не удержался от восклицания. Ему показалось, что голова взорвётся от боли, а перед глазами уже заплясали красные точки. То ли это был приступ мигрени, то ли отвращение воплотилось в физический дискомфорт.

— «Как это — быть женой Доминика Вэйла», — ехидно назвал статью Лоуренс. — Дешёвка! Какая же она дешёвка! Так я узнал о «Вечной любви». Нужно было сообщить, нужно было раскрыть вам, что я совсем близко, что я искуплю грехи беспутной женщины. Но сначала пришлось подобрать другую жертву.

— И кто это был? — Доминик уже подумал, что сойдёт с ума за компанию с Нортом, и тут Лоуренс неловко засмеялся.

— Мадлен живёт в отеле, — бросил он отрывисто. — Её горничная… Она много рассказала мне, прежде чем стала жертвоприношением. Но я не спросил… не спросил имя. Простите, простите…

— Следующей должна была стать Мадлен? — зачем-то уточнил Доминик, хотя самым большим его желанием было встать и уйти.

— Я… я… мечтал попробовать воссоздать одну из ваших работ, — Лоуренс опустил голову, рассматривая свои руки.

— Плагиатор, — припечатал Вэйл, сам не понимая зачем. Он встал и едва не пошатнулся от внезапно нахлынувшей слабости.

— Это вы…

— Ни одно божество не принимает в жертву краденого, — бросил Доминик, отнюдь не уверенный в своих словах. Впрочем, на Норта это подействовало ужасающе — он тут же сжался и почти заплакал.

Вэйл поспешил выйти. Саймон Рид тут же кинулся к нему.

— Вы действительно раскололи его, — похвалил он, протягивая руку для пожатия.

— Мне дурно, — ответил на это Доминик. — Я должен немедленно уйти отсюда. Он болен… Невероятно и страшно болен.

— Теперь мы знаем имена жертв… — Рид вздохнул. — Наверное, вы правы, он абсолютно болен, но я не могу этому сочувствовать…

— Я и не сочувствую, — повысил голос Доминик. — Отвратительно. Нельзя такому сочувст-во-вать, — он произнёс раздельно, будто желал впечатать слово как можно глубже. — Я ухожу.

Саймон посторонился, пропуская его к двери.

— Вы нам очень помогли, — сказал он, только Вэйл уже не повернул головы.

***

На улице ему немного полегчало, и он решил пройтись, чтобы успокоиться. Приступ головной боли почти исчез, а оставшееся едва заметное гудение хорошо лечилось небольшой прогулкой.

Если когда-то — в самом начале этой кровавой драмы — Доминик думал, что желает стать ближе и понять первого убийцу, но оказавшись в ситуации, когда кто-то слишком сильно жаждал быть рядом с ним, он мечтал стереть эту часть своей жизни из памяти. Вместе со всеми размышлениями. Ничего притягательного не осталось. Больше не хотелось знать, что на душе у творца, сделавшего утраченную жизнь искусством.

Может, тот тоже всего лишь ищет внимания?

Доминик шёл по улице, совсем не глядя по сторонам. Ему казалось невыносимо жалким превращать творчество в инструмент получения внимания. Он никогда не мог себе представить, как это — творить ради чужого одобрения, чужой благосклонности. И если раньше он знал, что некоторые очень падки на такое, то теперь полностью переосмыслил это. И признал отвратительным, ничтожным, гадким. Разве это не низводит любое искусство в ничто?..

— Доминик! — раздался знакомый голос.

Вэйл поднял голову и увидел того самого нелепого хирурга. Ему не понравилась эта встреча.

— Я тороплюсь, — сказал он вместо приветствия.

— Но я… О, чёрт, — Терри растерянно взлохматил волосы. — Можно ли рассчитывать… На ужин? — он замялся. — Думал поговорить с вами об искусстве. Вы… открываете целый новый мир!

— Не в ближайшее время, — Доминик чуть отступил назад, заметив, что Терри странно сунул руки в карманы, точно решил что-то вытащить.

— О, простите, — его лицо исказилось, но Вэйлу было не понять, что значит такая гримаса. — Вызвать вам такси?..

Доминик сделал ещё шаг назад и нашарил в кармане телефон, зло бросив:

— Я как раз собирался.

— Простите, — Терри глянул куда-то выше Доминика и тут же отвернулся. — Пойду… До встречи.

Он быстро пересёк улицу и скрылся в подворотне. Вэйл посмотрел назад — там висела видеокамера — беспристрастный чёрный зрачок её уставился прямо ему в лицо. Доминик пожал плечами и набрал номер такси. Прогулка более не имела смысла, теперь лучше было уехать отсюда поскорее. Сказывалась и бессонная ночь. Доминик твёрдо решил отключить телефон и улечься в постель, едва только доберётся до дома.