Без компромиссов

Александр Абердин

Без компромиссов

Глава 1. Муты, ловеки и чистые люди

В блиндаже было тепло и сухо. Пахло скипидаром и тушенкой, которой мы догрузились после ужина. Ещё пахло сгоревшим порохом. Вернувшись из рейда, мы не стали чистить пулемёты и ракетомёты. На запах, исходивший от наших тел, а мы уже месяца два, как не были в бане, я не обращал никакого внимания из-за того, что жутко устал. Во всяком случае он не мешал мне медленно погружаться в сон. Мысли у меня в голове ворочались всё тяжелее и тяжелее. Близилось весьма опасное равновесие между полудрёмой и глубоким сном, когда ты либо уснёшь, как убитый, либо что-то не даст провалиться тебе в темноту и тогда будешь пытаться уснуть по новой. Первый признак, что ты просто жутко, смертельно устал. Вымотался настолько, что даже не можешь уснуть. В этот самый момент кто-то со скрежетом приоткрыл дверь блиндажа и сердито проорал:

— Первый взвод, выходи строиться!

— Строиться? — удивился я мысленно — Зачем? Мы ведь уже пошамали и завалились спать. Была даже команда отбой дана.

Хотя чей-то крик развеял мою дрёму, я решил, что не стану подниматься с топчана, на который рухнул одетым, и вылезать из тёплого блиндажа в промозглую, холодную ночь, чтобы снова месить грязь. Усталость минувших двух с половиной недель навалилась на меня с удвоенной силой и я решил, что даже если меня станут расстреливать, то пусть сделают это в тепле. К сожалению Муня ещё не уснул, хотя и начал похрапывать, а потому поднялся и без лишних разговоров закинул к себе на спину сначала меня, после чего ко мне присоединился его братец Бика. Третий брат-близнец, Бибитиба, так и вовсе был с ним неразлучен. Ещё бы, ведь он и великан Муня были сиамскими близнецами. Бибитиба, в отличие от меня, уже спал, и во сне машинально ухватился рукой за широкий ремень портупеи и просунул ногу под ремень, стягивающий необхватную талию моего друга, которого я мало того, что знал с рождения, так ещё и был той самой причиной, по которой все трое не умерли сразу после рождении.

Между прочим, хотя бы в порядке благодарности за это, Муня мог бы раз в жизни не корчить из себя образцового солдата, но нет, он решил выйти на ночное построение. Так что мне тоже пришлось ухватиться рукой за ремень и просунуть ногу под ремень, чтобы не свалиться со спины этого чёртового дисциплинированного носорога. Мой друг, направляясь к выходу, загрохотал по бетонному полу стальными, кованными сапожищами и передними ходилками. Бибитиба, между прочим, дрых, как суслик, сложив руки на здоровенной, лысой, потому что покрыта роговыми пластинами, башке братца и подложив себе под щёку кожаную подушку, набитую вместо перьев свинцовой дробью. Чтобы разбудить брата, Муня не стал толкать дверь своими стальными, откидывающимися вверх, ходилками, а решил взять её на таран, причём головой братца Бибитибы. Раздалось громкое «Бам-м-м» и тяжеленная стальная дверь, обитая изнутри толстыми дубовыми досками, распахнулась настежь.

Брат нашего великана даже не проснулся, хотя его голова была покрыта не роговыми наростами, а длинными и толстыми, треугольными чешуйками, которые могли вставать торчком. Почти точно такие же, только более эластичные и совершенно белые, росли вместо волос на моей голове. Муня рывком рванулся вперёд и, чтобы не выстуживать блиндаж, с силой лягнул дверь и та с пушечным грохотом захлопнулась. Нет, так он когда-нибудь точно развалит блиндаж, надо будет обязательно сделать ему выволочку. Дисциплина дисциплиной, а ремонтировать по три раза в месяц двери это не дело. Тем более, что это приходится делать мне, так как он только и может, что их ломать и ещё выступать в роли подъёмного крана. Дав себе слово, что займусь этим завтра с утра пораньше, я решил, что поспать можно и на спине друга. Особенно если нашему взводному приспичило потрепать языком на ночь глядя. Хотя лежать спине у Муни было намного хуже, чем на дубовом топчане, она ведь тоже была покрыта роговыми пластинами, от неё всё же исходило куда больше тепла, чем от отполированных моим телом дубовых досок.

Пока наш великан добирался до офицерского блиндажа, перед которым на плацу под маскировочной сетью проводились сеансы трепнологии и балабольства, я снова задремал. Даже не смотря на то, что противная, нудная и холодная октябрьская мжичка сменилась мелким, колючим дождём и моя якобы непромокаемая боёвка принялась вбирать в себя влагу. По-моему её просто неправильно пошили. Перевернули ткань не той стороной. Эта сволочь почему-то категорически отказывалась впитывать в себя пот изнутри, но зато моментально вбирала влагу снаружи. Правда, она при этом фильтровалась и собиралась в специальных контейнерах подмышками и на боках. Удобно, можно всегда попить чистой, хотя и тёплой, воды. Жаль только, что радиации в ней было ноль, но это и к лучшему, гамма-детекторы врага не обнаружат. Тем не менее, господи, как же мне надоел этот бесконечный дождь, который как начался в начале августа, так и не прекращается вот уже два месяца.

В полудрёме мне припомнились стихи: — «Я сижу на дне окопа и имею бледный вид. У меня промокла жопа, потому что моросит». Это точно. Из-за бесцеремонности Муни, моя поясница заголилась и так как я лежал на его спине, опершись ногой на толстый текстропный ремень, упрочнённый стальными накладками, прижавшись к ней животом, под углом почти в сорок градусов, то вода холодными струйками затекала мне в штаны. Ну, и хрен с ней. Пока этот верзила не встанет в строй, всё равно не пошевелюсь. С Муниной спины я не боялся свалиться, она у него широченная. В талии почти два, а в плечах все три с половиной. Из всех толстокожих мутов-гигантов мой друг самый огромный. В принципе я тоже отношусь к толстокожим мутам с крепким костяком, но меньше него вдвое. К тому же я неправильный мут, нетипичный, но и мне подобных за последние двадцать лет родилось немало. Вообще-то мы все четверо неправильные, а Муня с Бибитибой так и вовсе. Они же сиамские близнецы, причём большая часть Бибы вросла в тело брата и снаружи торчит толь верхние две трети его мощного торса, причем цвет кожи у них разный.

Тело Муни своим цветом похоже хорошо обожженную глину, а тело его сиамского брата бледное, с синевато-зеленоватым оттенком. Зато третий братец родился чёрным, как антрацит, причём с изумрудной каймой вокруг роговых пластин, но они у него, как и у меня, мягкие и эластичные. В плане цвета кожи я им полная противоположность, так как всё моё тело снежно-белого цвета и даже зрачки не чёрные, а серовато-голубые. В каком-то смысле слова я слепой, так как мои глаза не видят в обычном спектре ни одного из цветов. Для меня даже большая часть ультрафиолетового спектра и та невидима. Зато я прекрасно всё вижу своим инфракрасным зрением и к тому же обладаю зрением рентгеновским и вижу электромагнитные поля и любое радиоактивное излучение. В общем у меня уникальное зрение, но и это ещё далеко не все мои способности.

Наш блиндаж стоял дальше всех и потому Муне пришлось поторапливаться, но мы с Бикой не свалились. Муня, Бибитиба и Бика это детские прозвища моих друзей. Моё же прозвище Атылка и все четыре обозначают один и тот же предмет — бутылку. Я появился на свет на пять лет раньше, чем они, но из роддома нас выписали одновременно. Сначала наши акушерки, медицина ловеков не для нас, выхаживали меня, при этом я чуть было не прикончил свою мамку, а потом уже я спас от стопроцентной смерти эту троицу тем, что моя кровь что-то делала с молоком не только их мамки, лучшей подруги моей матери, но и молоком летающих коров. Мы все четверо муты, то есть мутанты, но так нас зовут только те люди, с которыми мы вместе живём вот уже почти девяносто лет и всё это время сражаемся с внешним миром. Если бы не люди, которых мы называем промеж себя ловеками, то большинство мутов умерло бы с голоду. Муты ведь родом с Атомных гор и из Атомной степи, то есть из Атомного края, который ловекам противопоказан, а там дело с харчами обстоит не очень хорошо. Те животные, которых можно есть, сами кого хочешь слопают, а мясо тех, что не кусаются, ядовито даже для мутов.