История русской литературы с древнейших времен по 1925 год. Том 2
История русской литературы с древнейших времен по 1925 год. Том 2 читать книгу онлайн
Дмитрий Петрович Святополк-Мирский История русской литературы с древнейших времен по 1925 год История русской литературы с древнейших времен по 1925 г.В 1925 г. впервые вышла в свет «История русской литературы», написанная по-английски. Автор — русский литературовед, литературный критик, публицист, князь Дмитрий Петрович Святополк-Мирский (1890—1939). С тех пор «История русской литературы» выдержала не одно издание, была переведена на многие европейские языки и до сих пор не утратила своей популярности. Что позволило автору составить подобный труд? Возможно, обучение на факультетах восточных языков и классической филологии Петербургского университета; или встречи на «Башне» Вячеслава Иванова, знакомство с плеядой «серебряного века» — О. Мандельштамом, М. Цветаевой, А. Ахматовой, Н. Гумилевым; или собственные поэтические пробы, в которых Н. Гумилев увидел «отточенные и полнозвучные строфы»; или чтение курса русской литературы в Королевском колледже Лондонского университета в 20-х годах... Несомненно одно: Мирский являлся не только почитателем, но и блестящим знатоком предмета своего исследования. Книга написана простым и ясным языком, блистательно переведена, и недаром скупой на похвалы Владимир Набоков считал ее лучшей историей русской литературы на любом языке, включая русский. Комментарии Понемногу издаются в России важнейшие труды литературоведов эмиграции. Вышла достойным тиражом (первое на русском языке издание 2001 года был напечатано в количестве 600 экз.) одна из главных книг «красного князя» Дмитрия Святополк-Мирского «История русской литературы». Судьба автора заслуживает отдельной книги. Породистый аристократ «из Рюриковичей», белый офицер и убежденный монархист, он в эмиграции вступил в английскую компартию, а вначале 30-х вернулся в СССР. Жизнь князя-репатрианта в «советском раю» продлилась недолго: в 37-м он был осужден как «враг народа» и сгинул в лагере где-то под Магаданом. Некоторые его работы уже переизданы в России. Особенность «Истории русской литературы» в том, что она писалась по-английски и для англоязычной аудитории. Это внятный, добротный, без цензурных пропусков курс отечественной словесности. Мирский не только рассказывает о писателях, но и предлагает собственные концепции развития литпроцесса (связь литературы и русской цивилизации и др.). Николай Акмейчук Русская литература, как и сама православная Русь, существует уже более тысячелетия. Но любознательному российскому читателю, пожелавшему пообстоятельней познакомиться с историей этой литературы во всей ее полноте, придется столкнуться с немалыми трудностями. Школьная программа ограничивается именами классиков, вузовские учебники как правило, охватывают только отдельные периоды этой истории. Многотомные академические издания советского периода рассчитаны на специалистов, да и «призма соцреализма» дает в них достаточно тенденциозную картину (с разделением авторов на прогрессивных и реакционных), ныне уже мало кому интересную. Таким образом, в России до последнего времени не существовало книг, дающих цельный и непредвзятый взгляд на указанный предмет и рассчитанных, вместе с тем, на массового читателя. Зарубежным любителям русской литературы повезло больше. Еще в 20-х годах XIX века в Лондоне вышел капитальный труд, состоящий из двух книг: «История русской литературы с древнейших времен до смерти Достоевского» и «Современная русская литература», написанный на английском языке и принадлежащий перу… известного русского литературоведа князя Дмитрия Петровича Святополка-Мирского. Под словом «современная» имелось в виду – по 1925 год включительно. Книги эти со временем разошлись по миру, были переведены на многие языки, но русский среди них не значился до 90-х годов прошлого века. Причиной тому – и необычная биография автора книги, да и само ее содержание. Литературоведческих трудов, дающих сравнительную оценку стилистики таких литераторов, как В.И.Ленин и Л.Д.Троцкий, еще недавно у нас публиковать было не принято, как не принято было критиковать великого Л.Толстого за «невыносимую абстрактность» образа Платона Каратаева в «Войне и мире». И вообще, «честный субъективизм» Д.Мирского (а по выражению Н. Эйдельмана, это и есть объективность) дает возможность читателю, с одной стороны, представить себе все многообразие жанров, течений и стилей русской литературы, все богатство имен, а с другой стороны – охватить это в едином контексте ее многовековой истории. По словам зарубежного биографа Мирского Джеральда Смита, «русская литература предстает на страницах Мирского без розового флера, со всеми зазубринами и случайными огрехами, и величия ей от этого не убавляется, оно лишь прирастает подлинностью». Там же приводится мнение об этой книге Владимира Набокова, известного своей исключительной скупостью на похвалы, как о «лучшей истории русской литературы на любом языке, включая русский». По мнению многих специалистов, она не утратила своей ценности и уникальной свежести по сей день. Дополнительный интерес к книге придает судьба ее автора. Она во многом отражает то, что произошло с русской литературой после 1925 года. Потомок древнего княжеского рода, родившийся в семье видного царского сановника в 1890 году, он был поэтом-символистом в период серебряного века, белогвардейцем во время гражданской войны, известным литературоведом и общественным деятелем послереволюционной русской эмиграции. Но живя в Англии, он увлекся социалистическим идеями, вступил в компартию и в переписку с М.Горьким, и по призыву последнего в 1932 году вернулся в Советский Союз. Какое-то время Мирский был обласкан властями и являлся желанным гостем тогдашних литературных и светских «тусовок» в качестве «красного князя», но после смерти Горького, разделил участь многих своих коллег, попав в 1937 году на Колыму, где и умер в 1939.«Когда-нибудь в будущем, может, даже в его собственной стране, – писал Джеральд Смит, – найдут способ почтить память Мирского достойным образом». Видимо, такое время пришло. Лучшим, самым достойным памятником Д.П.Мирскому служила и служит его превосходная книга. Нелли Закусина "Впервые для массового читателя – малоизвестный у нас (но высоко ценившийся специалистами, в частности, Набоковым) труд Д. П. Святополк-Мирского". Сергей Костырко. «Новый мир» «Поздней ласточкой, по сравнению с первыми "перестроечными", русского литературного зарубежья можно назвать "Историю литературы" Д. С.-Мирского, изданную щедрым на неожиданности издательством "Свиньин и сыновья"». Ефрем Подбельский. «Сибирские огни» "Текст читается запоем, по ходу чтения его без конца хочется цитировать вслух домашним и конспектировать не для того, чтобы запомнить, многие пассажи запоминаются сами, как талантливые стихи, но для того, чтобы еще и еще полюбоваться умными и сочными авторскими определениями и характеристиками". В. Н. Распопин. Сайт «Book-о-лики» "Это внятный, добротный, без цензурных пропусков курс отечественной словесности. Мирский не только рассказывает о писателях, но и предлагает собственные концепции развития литпроцесса (связь литературы и русской цивилизации и др.)". Николай Акмейчук. «Книжное обозрение» "Книга, издававшаяся в Англии, написана князем Святополк-Мирским. Вот она – перед вами. Если вы хотя бы немного интересуетесь русской литературой – лучшего чтения вам не найти!" Обзор. «Книжная витрина» "Одно из самых замечательных переводных изданий последнего времени". Обзор. Журнал «Знамя» Источник: http://www.isvis.ru/mirskiy_book.htm === Дмитрий Петрович Святополк-Мирский (1890-1939) ===
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
многообещающий. Первый опубликованный им рассказ ( Сад, 1922) – отличное
упражнение зрелого писателя в бунинском стиле. Но он не стал продолжать в
этой манере: недавно опубликованные фрагменты большого романа, широко
задуманного, с большим историческим и социальным охватом, написаны в
прямой, энергичной конструктивной манере, почему его появления в полном
виде ожидаешь с нетерпением.
Наиболее замечателен из «Серапионовых братьев» Всеволод Иванов (р.
1895). Но он стоит особняком – он родом из Сибири и «сам себя сделал».
Жизнь его романтична и полна авантюр: он был и факиром, и наборщиком, и
пережил много злоключений в 1918–1920 гг. во время Гражданской войны в
Сибири. Не раз он находился на волосок от смерти. Первую свою книгу он
набрал сам (она была издана в 1919 г. на станции Тайга, в Центральной
Сибири). В 1921 г. он приехал в Петербург, был принят Горьким и стал одним
из «Серапионовых братьев». Сюжеты для своих книг он брал из Гражданской
войны в Сибири, которая особенно богата ужасами и острыми положениями. Но
Иванов рассказывает о них как о чем-то само собой разумеющемся, чуть ли не
в скобках, в придаточных предложениях. Он очень плодовит, и его проза, хоть и
орнаментальна, но не отделана. В ранних его книгах заметен лиризм
пантеистического толка, но из более поздних он старательно вытравлен. Он
мастер массовых сцен и атмосферу Гражданской войны, когда вся страна стоит
дыбом и каждый каждому враг, когда человек не знает, кого больше бояться –
стаи волков или вооруженного человека, – передает с большой силой. В ранних
романах не хватает повествовательного костяка, но он постепенно учится
рассказывать, и в последнем романе Возвращение Будды (1921) его манера
190
становится более прямой, не утрачивая умения создавать атмосферу. Его
шедевром пока остается Дите – рассказ сильный, сжатый и великолепно
построенный. Его жалко пересказывать, до того мастерски, до того неожиданно
он построен. Он был переведен на французский язык и мог бы стать
великолепным введением в новую русскую литературу для англоговорящей
публики (так у переводчика).
Не один Всеволод Иванов описывал Гражданскую войну в Сибири. Она
стала также сюжетом рассказов Вячеслава Шишкова и его романа Ватага
(1924). Шишков хорошо пишет по-русски и более традиционный рассказчик,
чем большинство его современников. В его романе немало мелодраматических
эффектов и даже есть налет сентиментальности. Другая сибирячка – Лидия
Сейфуллина (род. в 1889 г. под Орском – это административно еще не Сибирь,
но уже за Уралом). Она более старомодна и менее смела, чем Иванов или
Пильняк, и пишет, в сущности, в старой доброй реалистической манере
девятнадцатого века с легким привкусом устаревшего (ему уже лет двадцать
пять) модернизма. Дух ее писаний более совместим с ортодоксальным
коммунизмом, чем у других писателей такого же значения; для нее революция
не смерч и не катаклизм, а медленный процесс просвещения. Ее коммунисты –
герои света, и любимая тема ее рассказов – сотворение коммуниста
( Правонарушители, Перегной, Виринея). Достоинства ее – прямой и честный
повествовательный дар и великолепный, скрупулезно-реалистический диалог.
Она не коммунистка, но, учитывая ее данные, легко понять, что она стала
баловнем коммунистической критики.
Коммунист по паспорту, но вовсе не ортодоксальный коммунист по духу –
Артем Веселый. Он написал очень мало, но проявил себя как мастер
удивительной и освежающей оригинальности. Он тоже орнаменталист, но его
орнаментализм на удивление свободен от книжности и «поэтичности». Проза
его энергична. Она вибрирует таким жизненным напором, что по
выразительности приближается к стиху. У него крайне своеобразный метод
построения вещей, чудесно соответствующий эффекту массовости:
воспоминание о том, как красные матросы гуляли в Новороссийске весной
1918 г. ( Вольница), – оригинальнейший шедевр, полифония голосов,
сливающихся в массовую картину огромной выразительности. Такого в
литературе еще не бывало, и это обеспечивает Артему Веселому совершенно
особое место.
Последний по времени величайший успех русской прозы – И. Бабель, который
обещает затмить всех послереволюционных прозаиков. Первый рассказ Бабеля появился в
1916 г. в Горьковской Летописи и ничего особенного не обещал. После этого он исчез из
литературы на семь лет. В 1920 г. он принимал участие в польской кампании Буденновской
красной конницы. В 1923 г. в литературных журналах стали появляться его короткие
рассказы – и они сразу создали ему славу первоклассного писателя. Многие сегодня
считают его первым из молодых, и его слава дошла даже до эмигрантской печати. Самые
типичные для него рассказы – те, что войдут в книгу Конармия, – его впечатления от
службы в казацкой армии Буденного. Они очень короткие, редко больше чем в несколько
сот слов. В сущности, это журналистские впечатления – choses vues (то, что видел) – или
трагические анекдоты. Но рассказаны они со сдержанной силой, делающей их
подлинными произведениями искусства. Они героичны по существу, это фрагменты
огромного эпоса, которые ближе к старым балладам, чем к чему бы то ни было
современному. В связи с ними поминали Тараса Бульбу, героический казацкий роман
Гоголя; и в самом деле, Бабель не избегает самых традиционных красот, самого обычного
пафоса. Только он дает им новое обрамление. Его рассказы – о крови и смерти, о
хладнокровных преступлениях, о героизме и жестокости. Один из любимых его сюжетов –
191
единоборство. В нем всегда есть крупица иронии, которая не разрушает, а усиливает
героический пафос. Он любит предоставлять слово самим героям, и сочетание
великолепно воспроизведенного жаргона красных казаков, набитого диалектальными
нарушениями и плохо переваренными революционными штампами, с эпическим
масштабом их подвигов – характерно для Бабеля. Эта пряная смесь еще и приправлена
грубостью, исключительной даже и сегодня, когда несдержанность стала столь обычным
достоинством. Для Бабеля никакие табу не существуют, и самые грубые слова у него стоят
рядом с почти викторианской поэзией. Его мир – это мир вверх тормашками, где люди
живут по законам, весьма отличающимся от законов европейской гостиной, где так же
легко убивать, как умирать, и где жестокость и грязь неотделимы от храбрости и отваги.
Огромный талант Бабеля заставляет читателя мгновенно принять законы этого мира и
понять его логику. Он непревзойденный мастер сказа, и это качество присутствует и в его
Одесских рассказах, повествующих об удивительных подвигах знаменитого еврейского
бандита и написанных характерным русско-еврейским жаргоном.
192
Paralipomena
1. ДРАМА
История драмы, если это не драма только для чтения, не может быть
написана отдельно от истории сцены, для которой она предназначалась, а
история русской сцены за последние пятьдесят лет слишком обширная тема,
чтобы затрагивать ее здесь. О драматических произведениях писателей,
которые были не только драматургами, я говорил в связи с их литературной
деятельностью другого рода, и здесь я дам только кратчайший очерк главных
фактов развития русской драматургии в связи с эволюцией театра.
Во второй половине XIX века на русской сцене господствовал быт
(непереводимое русское слово, означающее жизнь и обычаи той или иной части
человечества). Целью драматурга, как и актера, было прежде всего
воспроизведение типов современной жизни. В литературе возглавил эту школу
