История русской литературы с древнейших времен по 1925 год. Том 2
История русской литературы с древнейших времен по 1925 год. Том 2 читать книгу онлайн
Дмитрий Петрович Святополк-Мирский История русской литературы с древнейших времен по 1925 год История русской литературы с древнейших времен по 1925 г.В 1925 г. впервые вышла в свет «История русской литературы», написанная по-английски. Автор — русский литературовед, литературный критик, публицист, князь Дмитрий Петрович Святополк-Мирский (1890—1939). С тех пор «История русской литературы» выдержала не одно издание, была переведена на многие европейские языки и до сих пор не утратила своей популярности. Что позволило автору составить подобный труд? Возможно, обучение на факультетах восточных языков и классической филологии Петербургского университета; или встречи на «Башне» Вячеслава Иванова, знакомство с плеядой «серебряного века» — О. Мандельштамом, М. Цветаевой, А. Ахматовой, Н. Гумилевым; или собственные поэтические пробы, в которых Н. Гумилев увидел «отточенные и полнозвучные строфы»; или чтение курса русской литературы в Королевском колледже Лондонского университета в 20-х годах... Несомненно одно: Мирский являлся не только почитателем, но и блестящим знатоком предмета своего исследования. Книга написана простым и ясным языком, блистательно переведена, и недаром скупой на похвалы Владимир Набоков считал ее лучшей историей русской литературы на любом языке, включая русский. Комментарии Понемногу издаются в России важнейшие труды литературоведов эмиграции. Вышла достойным тиражом (первое на русском языке издание 2001 года был напечатано в количестве 600 экз.) одна из главных книг «красного князя» Дмитрия Святополк-Мирского «История русской литературы». Судьба автора заслуживает отдельной книги. Породистый аристократ «из Рюриковичей», белый офицер и убежденный монархист, он в эмиграции вступил в английскую компартию, а вначале 30-х вернулся в СССР. Жизнь князя-репатрианта в «советском раю» продлилась недолго: в 37-м он был осужден как «враг народа» и сгинул в лагере где-то под Магаданом. Некоторые его работы уже переизданы в России. Особенность «Истории русской литературы» в том, что она писалась по-английски и для англоязычной аудитории. Это внятный, добротный, без цензурных пропусков курс отечественной словесности. Мирский не только рассказывает о писателях, но и предлагает собственные концепции развития литпроцесса (связь литературы и русской цивилизации и др.). Николай Акмейчук Русская литература, как и сама православная Русь, существует уже более тысячелетия. Но любознательному российскому читателю, пожелавшему пообстоятельней познакомиться с историей этой литературы во всей ее полноте, придется столкнуться с немалыми трудностями. Школьная программа ограничивается именами классиков, вузовские учебники как правило, охватывают только отдельные периоды этой истории. Многотомные академические издания советского периода рассчитаны на специалистов, да и «призма соцреализма» дает в них достаточно тенденциозную картину (с разделением авторов на прогрессивных и реакционных), ныне уже мало кому интересную. Таким образом, в России до последнего времени не существовало книг, дающих цельный и непредвзятый взгляд на указанный предмет и рассчитанных, вместе с тем, на массового читателя. Зарубежным любителям русской литературы повезло больше. Еще в 20-х годах XIX века в Лондоне вышел капитальный труд, состоящий из двух книг: «История русской литературы с древнейших времен до смерти Достоевского» и «Современная русская литература», написанный на английском языке и принадлежащий перу… известного русского литературоведа князя Дмитрия Петровича Святополка-Мирского. Под словом «современная» имелось в виду – по 1925 год включительно. Книги эти со временем разошлись по миру, были переведены на многие языки, но русский среди них не значился до 90-х годов прошлого века. Причиной тому – и необычная биография автора книги, да и само ее содержание. Литературоведческих трудов, дающих сравнительную оценку стилистики таких литераторов, как В.И.Ленин и Л.Д.Троцкий, еще недавно у нас публиковать было не принято, как не принято было критиковать великого Л.Толстого за «невыносимую абстрактность» образа Платона Каратаева в «Войне и мире». И вообще, «честный субъективизм» Д.Мирского (а по выражению Н. Эйдельмана, это и есть объективность) дает возможность читателю, с одной стороны, представить себе все многообразие жанров, течений и стилей русской литературы, все богатство имен, а с другой стороны – охватить это в едином контексте ее многовековой истории. По словам зарубежного биографа Мирского Джеральда Смита, «русская литература предстает на страницах Мирского без розового флера, со всеми зазубринами и случайными огрехами, и величия ей от этого не убавляется, оно лишь прирастает подлинностью». Там же приводится мнение об этой книге Владимира Набокова, известного своей исключительной скупостью на похвалы, как о «лучшей истории русской литературы на любом языке, включая русский». По мнению многих специалистов, она не утратила своей ценности и уникальной свежести по сей день. Дополнительный интерес к книге придает судьба ее автора. Она во многом отражает то, что произошло с русской литературой после 1925 года. Потомок древнего княжеского рода, родившийся в семье видного царского сановника в 1890 году, он был поэтом-символистом в период серебряного века, белогвардейцем во время гражданской войны, известным литературоведом и общественным деятелем послереволюционной русской эмиграции. Но живя в Англии, он увлекся социалистическим идеями, вступил в компартию и в переписку с М.Горьким, и по призыву последнего в 1932 году вернулся в Советский Союз. Какое-то время Мирский был обласкан властями и являлся желанным гостем тогдашних литературных и светских «тусовок» в качестве «красного князя», но после смерти Горького, разделил участь многих своих коллег, попав в 1937 году на Колыму, где и умер в 1939.«Когда-нибудь в будущем, может, даже в его собственной стране, – писал Джеральд Смит, – найдут способ почтить память Мирского достойным образом». Видимо, такое время пришло. Лучшим, самым достойным памятником Д.П.Мирскому служила и служит его превосходная книга. Нелли Закусина "Впервые для массового читателя – малоизвестный у нас (но высоко ценившийся специалистами, в частности, Набоковым) труд Д. П. Святополк-Мирского". Сергей Костырко. «Новый мир» «Поздней ласточкой, по сравнению с первыми "перестроечными", русского литературного зарубежья можно назвать "Историю литературы" Д. С.-Мирского, изданную щедрым на неожиданности издательством "Свиньин и сыновья"». Ефрем Подбельский. «Сибирские огни» "Текст читается запоем, по ходу чтения его без конца хочется цитировать вслух домашним и конспектировать не для того, чтобы запомнить, многие пассажи запоминаются сами, как талантливые стихи, но для того, чтобы еще и еще полюбоваться умными и сочными авторскими определениями и характеристиками". В. Н. Распопин. Сайт «Book-о-лики» "Это внятный, добротный, без цензурных пропусков курс отечественной словесности. Мирский не только рассказывает о писателях, но и предлагает собственные концепции развития литпроцесса (связь литературы и русской цивилизации и др.)". Николай Акмейчук. «Книжное обозрение» "Книга, издававшаяся в Англии, написана князем Святополк-Мирским. Вот она – перед вами. Если вы хотя бы немного интересуетесь русской литературой – лучшего чтения вам не найти!" Обзор. «Книжная витрина» "Одно из самых замечательных переводных изданий последнего времени". Обзор. Журнал «Знамя» Источник: http://www.isvis.ru/mirskiy_book.htm === Дмитрий Петрович Святополк-Мирский (1890-1939) ===
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
Проза Бунина субъективнее и «поэтичнее» стихов. Во всех его книгах
можно найти чисто лирические композиции в прозе, а в последней ( Роза
Иерихона) они снова занимают главное место. Этот лирический стиль был
первой чертой его прозы, привлекшей общее внимание к его личности.
В первых сборниках (1892–1902) лирические рассказы были, несомненно,
наиболее интересны, – все остальное было либо реалистически-
сентиментальные рассказы в традиционном духе, либо попытки превзойти
Чехова в изображении «мелких уколов», не дающих житья ( Учитель; в ранних
изданиях – Тарантелла). Лирические рассказы восходили к традиции Чехова
( Степь), Тургенева ( Лес и степь) и Гончарова ( Сон Обломова), но Бунин еще
больше усиливал лирический элемент, освобождаясь от повествовательного
костяка, и в то же время старательно избегал (всюду, за исключением
некоторых рассказов с налетом «модернизма») языка лирической прозы.
Лирический эффект достигается у Бунина поэзией вещей, а не ритмом или
подбором слов. Самое значительное из этих лирических стихотворений в
прозе – Антоновские яблоки (1900), где запах особого сорта яблок ведет его от
ассоциаций к ассоциации, которые воссоздают поэтическую картину
отмирающей жизни его класса – среднего дворянства Центральной России.
Традиция Гончарова, с его эпической манерой изображения застойной жизни,
особенно жива в лирических «рассказах» Бунина (один из них даже называется
Сон внука Обломова). В последующие годы та же лирическая манера была
перенесена с умирающей Центральной России на другие темы: например,
впечатления Бунина от Палестины (1908) написаны в том же сдержанном,
приглушенном и лиричном «минорном ключе».
Деревня, появившаяся в 1910 г., показала Бунина в новом свете. Это одна
из самых суровых, темных и горьких книг в русской литературе. Это
«социальный» роман, тема которого бедность и варварство русской жизни.
Повествование почти не развивается во времени, оно статично, почти как
картина, но при этом построено оно мастер ски, и постепенное наполнение
холста обдуманной чередой мазков производит впечатление непреодолимой,
сознающей себя силы. В центре «поэмы» – два брата Красовы, Тихон и Кузьма.
Тихон удачливый лавочник, Кузьма неудачник и «правдоискатель». Первая
часть написана с точки зрения Тихона, вторая – с точки зрения Кузьмы. Оба
брата в конце приходят к заключению, что жизнь прошла зря. Фон –
среднерусская деревня, бедная, дикая, глупая, грубая, не имеющая никаких
моральных основ. Горький, осуждая русское крестьянство, говорит о Бунине
как о единственном писателе, осмелившемся сказать правду о «мужике», не
идеализируя его.
Несмотря на свою силу, Деревня не является совершенным произведением
искусства: повесть слишком длинна и несобрана, в ней слишком много чисто
«публицистического» материала; персонажи Деревни, как герои Горького,
слишком много говорят и размышляют. Но в своем следующем произведении
Бунин преодолел этот недостаток. Суходол – один из шедевров современной
русской прозы, в нем, больше чем в каких-либо других произведениях, виден
подлинный талант Бунина. Как и в Деревне, Бунин доводит до предела
бессюжетную («несовершенного вида», как назвала ее мисс Харрисон)
тенденцию русской прозы и строит рассказ наперекор временному порядку. Это
81
совершенное произведение искусства, вполне sui generis (своеобразное), и в
европейской литературе ему нет параллелей. Это история «падения дома»
Хрущевых, история постепенной гибели помещичьей семьи, рассказанная с
точки зрения служанки. Короткая (в ней всего 25 000 слов) и сжатая, она в то
же время пространна и упруга, она обладает «плотностью» и крепостью поэзии,
ни на минуту не утрачивая спокойного и ровного языка реалистической прозы.
Суходол как бы дубликат Деревни, и тематика в обеих «поэмах» одинаковая:
культурная нищета, отсутствие «корней», пустота и дикость русской жизни. Та
же тема повторяется в серии рассказов, написанных между 1908 и 1914 гг.,
многие из которых стоят на столь же высоком уровне, хотя ни один из них не
достигает идеального совершенства Суходола. Тема рассказов Пустыня дьявола
(1908), Ночной разговор (1911) и Весенний вечер (1913) – исконная черствость
крестьянина, его равнодушие ко всему, кроме выгоды. В Чаше жизни (1913) –
безрадостная и беспросветная жизнь уездного города. Хорошая жизнь (1912) –
история, рассказанная самой героиней, бессердечной (и наивно самодовольной
в своем бессердечии) женщиной крестьянского происхождения, о том, как она
преуспела в жизни после того, как послужила причиной смерти богатого
влюбленного в нее юноши, а затем – причиной гибели своего сына. Рассказ
замечателен, помимо всего прочего, своим языком – точным воспроизведением
диалекта елецкой мещанки со всеми его фонетическими и грамматическими
особенностями. Замечательно, что даже при воспроизведении диалекта Бунину
удается остаться «классиком», удержать слова в подчинении целому. В этом
смысле манера Бунина противоположна манере Лескова, который всегда играет
с языком и у которого слова всегда выпячиваются до такой степени, что
обедняют рассказ. Интересно сравнить двух писателей на примере Хорошей
жизни Бунина и зарисовки Лескова примерно такого же характера –
Воительница. Похоже на разницу между иезуит ским стилем в устах француза и
в устах мексиканца. Хорошая жизнь – единственный рассказ Бунина, целиком
построенный на диалекте, но речь елецких крестьян, воспроизведенная так же
точно и так же «невыпирающе», появляется в диалогах всех его сельских
рассказов (особенно в Ночном разговоре). Не считая использования диалекта,
язык самого Бунина «классический», трезвый, конкретный. Его единственное
выразительное средство – точное изображение вещей: язык «предметен»,
потому что производимый им эффект целиком зависит от предметов, о которых
идет речь. Бунин, возможно, единственный современный русский писатель,
чьим языком восхищались бы «классики»: Тургенев или Гончаров.
Почти неизбежным последствием «зависимости от предмета» является то,
что, когда Бунин переносит действие своих рассказов из знакомых и домашних
реалий Елецкого уезда на Цейлон, в Палестину или даже в Одессу, стиль его
теряет в силе и выразительности. В экзотических рассказах Бунин оказывается
несостоятелен, особенно когда старается быть поэтичным: красота его поэзии
вдруг превращается в мишуру. Чтобы избежать несостоятельности при
описании иностранной (и даже русской городской) жизни, Бунину приходится
безжалостно подавлять свои лирические наклонности. Он вынужден быть
смелым и резким, идя на риск упрощенности. В некоторых рассказах резкость и
дерзость удаются ему, например, в Господине из Сан-Франциско (1915),
который большинство читателей Бунина (особенно иностранных) считает его
непревзойденным шедевром.
Этот замечательный рассказ достаточно хорошо известен в английских
переводах, и нет нужды его пересказывать. Он продолжает линию Ивана
Ильича, и его замысел вполне соответствует учению Толстого: цивилизация –
тщета, единственная реальность – присутствие смерти. Но в бунинских
82
рассказах (в отличие от лучших рассказов Леонида Андреева) нет прямого
влияния Толстого. Бунин не аналитик и не психолог, поэтому и Господин из
Сан-Франциско не аналитическое произведение. Это «прекрасный предмет»,
