История русской литературы с древнейших времен по 1925 год. Том 2
История русской литературы с древнейших времен по 1925 год. Том 2 читать книгу онлайн
Дмитрий Петрович Святополк-Мирский История русской литературы с древнейших времен по 1925 год История русской литературы с древнейших времен по 1925 г.В 1925 г. впервые вышла в свет «История русской литературы», написанная по-английски. Автор — русский литературовед, литературный критик, публицист, князь Дмитрий Петрович Святополк-Мирский (1890—1939). С тех пор «История русской литературы» выдержала не одно издание, была переведена на многие европейские языки и до сих пор не утратила своей популярности. Что позволило автору составить подобный труд? Возможно, обучение на факультетах восточных языков и классической филологии Петербургского университета; или встречи на «Башне» Вячеслава Иванова, знакомство с плеядой «серебряного века» — О. Мандельштамом, М. Цветаевой, А. Ахматовой, Н. Гумилевым; или собственные поэтические пробы, в которых Н. Гумилев увидел «отточенные и полнозвучные строфы»; или чтение курса русской литературы в Королевском колледже Лондонского университета в 20-х годах... Несомненно одно: Мирский являлся не только почитателем, но и блестящим знатоком предмета своего исследования. Книга написана простым и ясным языком, блистательно переведена, и недаром скупой на похвалы Владимир Набоков считал ее лучшей историей русской литературы на любом языке, включая русский. Комментарии Понемногу издаются в России важнейшие труды литературоведов эмиграции. Вышла достойным тиражом (первое на русском языке издание 2001 года был напечатано в количестве 600 экз.) одна из главных книг «красного князя» Дмитрия Святополк-Мирского «История русской литературы». Судьба автора заслуживает отдельной книги. Породистый аристократ «из Рюриковичей», белый офицер и убежденный монархист, он в эмиграции вступил в английскую компартию, а вначале 30-х вернулся в СССР. Жизнь князя-репатрианта в «советском раю» продлилась недолго: в 37-м он был осужден как «враг народа» и сгинул в лагере где-то под Магаданом. Некоторые его работы уже переизданы в России. Особенность «Истории русской литературы» в том, что она писалась по-английски и для англоязычной аудитории. Это внятный, добротный, без цензурных пропусков курс отечественной словесности. Мирский не только рассказывает о писателях, но и предлагает собственные концепции развития литпроцесса (связь литературы и русской цивилизации и др.). Николай Акмейчук Русская литература, как и сама православная Русь, существует уже более тысячелетия. Но любознательному российскому читателю, пожелавшему пообстоятельней познакомиться с историей этой литературы во всей ее полноте, придется столкнуться с немалыми трудностями. Школьная программа ограничивается именами классиков, вузовские учебники как правило, охватывают только отдельные периоды этой истории. Многотомные академические издания советского периода рассчитаны на специалистов, да и «призма соцреализма» дает в них достаточно тенденциозную картину (с разделением авторов на прогрессивных и реакционных), ныне уже мало кому интересную. Таким образом, в России до последнего времени не существовало книг, дающих цельный и непредвзятый взгляд на указанный предмет и рассчитанных, вместе с тем, на массового читателя. Зарубежным любителям русской литературы повезло больше. Еще в 20-х годах XIX века в Лондоне вышел капитальный труд, состоящий из двух книг: «История русской литературы с древнейших времен до смерти Достоевского» и «Современная русская литература», написанный на английском языке и принадлежащий перу… известного русского литературоведа князя Дмитрия Петровича Святополка-Мирского. Под словом «современная» имелось в виду – по 1925 год включительно. Книги эти со временем разошлись по миру, были переведены на многие языки, но русский среди них не значился до 90-х годов прошлого века. Причиной тому – и необычная биография автора книги, да и само ее содержание. Литературоведческих трудов, дающих сравнительную оценку стилистики таких литераторов, как В.И.Ленин и Л.Д.Троцкий, еще недавно у нас публиковать было не принято, как не принято было критиковать великого Л.Толстого за «невыносимую абстрактность» образа Платона Каратаева в «Войне и мире». И вообще, «честный субъективизм» Д.Мирского (а по выражению Н. Эйдельмана, это и есть объективность) дает возможность читателю, с одной стороны, представить себе все многообразие жанров, течений и стилей русской литературы, все богатство имен, а с другой стороны – охватить это в едином контексте ее многовековой истории. По словам зарубежного биографа Мирского Джеральда Смита, «русская литература предстает на страницах Мирского без розового флера, со всеми зазубринами и случайными огрехами, и величия ей от этого не убавляется, оно лишь прирастает подлинностью». Там же приводится мнение об этой книге Владимира Набокова, известного своей исключительной скупостью на похвалы, как о «лучшей истории русской литературы на любом языке, включая русский». По мнению многих специалистов, она не утратила своей ценности и уникальной свежести по сей день. Дополнительный интерес к книге придает судьба ее автора. Она во многом отражает то, что произошло с русской литературой после 1925 года. Потомок древнего княжеского рода, родившийся в семье видного царского сановника в 1890 году, он был поэтом-символистом в период серебряного века, белогвардейцем во время гражданской войны, известным литературоведом и общественным деятелем послереволюционной русской эмиграции. Но живя в Англии, он увлекся социалистическим идеями, вступил в компартию и в переписку с М.Горьким, и по призыву последнего в 1932 году вернулся в Советский Союз. Какое-то время Мирский был обласкан властями и являлся желанным гостем тогдашних литературных и светских «тусовок» в качестве «красного князя», но после смерти Горького, разделил участь многих своих коллег, попав в 1937 году на Колыму, где и умер в 1939.«Когда-нибудь в будущем, может, даже в его собственной стране, – писал Джеральд Смит, – найдут способ почтить память Мирского достойным образом». Видимо, такое время пришло. Лучшим, самым достойным памятником Д.П.Мирскому служила и служит его превосходная книга. Нелли Закусина "Впервые для массового читателя – малоизвестный у нас (но высоко ценившийся специалистами, в частности, Набоковым) труд Д. П. Святополк-Мирского". Сергей Костырко. «Новый мир» «Поздней ласточкой, по сравнению с первыми "перестроечными", русского литературного зарубежья можно назвать "Историю литературы" Д. С.-Мирского, изданную щедрым на неожиданности издательством "Свиньин и сыновья"». Ефрем Подбельский. «Сибирские огни» "Текст читается запоем, по ходу чтения его без конца хочется цитировать вслух домашним и конспектировать не для того, чтобы запомнить, многие пассажи запоминаются сами, как талантливые стихи, но для того, чтобы еще и еще полюбоваться умными и сочными авторскими определениями и характеристиками". В. Н. Распопин. Сайт «Book-о-лики» "Это внятный, добротный, без цензурных пропусков курс отечественной словесности. Мирский не только рассказывает о писателях, но и предлагает собственные концепции развития литпроцесса (связь литературы и русской цивилизации и др.)". Николай Акмейчук. «Книжное обозрение» "Книга, издававшаяся в Англии, написана князем Святополк-Мирским. Вот она – перед вами. Если вы хотя бы немного интересуетесь русской литературой – лучшего чтения вам не найти!" Обзор. «Книжная витрина» "Одно из самых замечательных переводных изданий последнего времени". Обзор. Журнал «Знамя» Источник: http://www.isvis.ru/mirskiy_book.htm === Дмитрий Петрович Святополк-Мирский (1890-1939) ===
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
архитектуры и бесконечными разговорами, в нем много первоклассных
достоинств. Первые главы, рассказывающие историю отца Фомы, Игната
Гордеева, создателя большого состояния, – среди лучшего, написанного
Горьким. Их динамичный и мужественный дух придает им аромат, редкий в
русской литературе. История Фомы – сына, «лишнего человека», который не
знает, что делать с жизнью и богатством, – содержит великолепно и ярко
написанные страницы, но в целом принадлежит к неэффективному
74
«беседующему» стилю. Романы Горького почти всегда мастерски начинаются, и
первые несколько страниц романов Трое и Исповедь держат читателя в
напряжении открытым и прямым развитием повествования. Но тут же
начинается бесконечный и надоедливый «поиск», который становится все более
надоедливым, приближаясь к цели, когда герой думает, что нашел социальную
панацею. Из последних романов Городок Окуров и Исповедь лучше остальных,
прежде всего потому, что короче (около 60 000 слов в каждом, тогда как в
Матвее Кожемякине более 200 000!). Кроме того, в Городке Окурове элемента
«поисков правды» поменьше – больше живого действия, событий. Исповедь –
произведение замечательное тем, что в нем Горький излагает квинт эссенцию
той странной народной религии, которую он исповедовал около 1908 г. и
которая так непохожа на настоящего Горького – Горького ранних и поздних
произведений. Эта религия стала известна как богостроительство, в отличие
от богоискательства. Бог, по Горькому, должен быть «построен» верой людей.
Одна из заключительных сцен Исповеди дает очень реалистичный, хотя и
малоубедительный образец того, как можно это сделать: больной излечивается
с помощью чуда, которое, на первый взгляд, сотворяет чудо творный образ, а на
самом деле – пылкая и истинная вера собравшейся толпы. Помимо религии, Ис-
поведь – примерно до середины – довольно интересная приключенческая
история поисков бродягой правды, с быстрым развитием повествования, на
котором лежит бледный и отдаленный (очень отдаленный, но бесспорный)
отблеск лесковского шедевра Очарованный странник. Пьесы Горького
многочисленны, но даже профессиональный читатель не помнит их все по
названиям. Пьесы, написанные после 1905 г., совсем не имели успеха. С другой
стороны, как я уже говорил, пьеса На дне (1902) была величайшим
драматическим успехом за последние тридцать-сорок лет. Это не означает, что
по сути она много лучше остальных: ее успех был вызван другими,
нелитературными причинами, и нет оснований выделять ее для особой
похвалы. Как драматург Горький (несмотря на то, что Чехов осудил его первую
пьесу за «устаревшую форму») просто плохой ученик Чехова (слово «плохой»
здесь, конечно, неуместно, потому что нельзя быть хорошим учеником этого
драматурга). Драматическая система совершенно та же, с теми же неизбежными
четырьмя актами, не разделенными на сцены; то же отсутствие видимого
действия; то же стандартное самоубийство в последнем акте. Только Горький не
заметил в драматическом искусстве Чехова главного, что оправдывает это
искусство: скрытой динамической структуры. Единственное, что Горький
добавил к драматическому искусству Чехова (вернее, уделил ему больше места,
так как Чехов не полностью от этого воздерживался), были «разговоры о
смысле жизни» – они могли бы убить даже лучшую драму Шекспира или самую
напряженную трагедию Расина. Как бы то ни было, первые две пьесы Горького
имели успех. В случае с пьесой Мещане (1901) это был скорее succеs d’estime
(умеренный успех). Но вторая пьеса, На дне (1902), была триумфом. В России
успех пьесы можно объяснить замечательной игрой труппы Станиславского. За
границей – тем, что это была совершенная новинка: сенсационный реализм
места действия, небывалое удовольствие выслушивать глубокие разговоры
философствующих воров, бродяг и проституток – «так по-русски!» На дне
больше всего способствовала глупейшему представлению, которое сложилось у
среднего европейского и американского интеллигента о России: страна
разговорчивых философов, занятых поисками пути к тому, что они называют
«Богом». Следующие две пьесы Горького – Дачники (1904) и Дети солнца
(1905) – обманули ожидания: в них не было сенсационной обстановки пьесы
75
На дне, и они провалились. Последующие за ними Варвары (1906), Враги
(1907), Васса Железнова (1911) и т. д. и вовсе прошли незамеченными.
Одновременно с пьесами и романами Горький писал большое количество
мелких произведений: стихотворений, вроде Песни о Буревестнике (1901) и
(одно время знаменитого) Человека (1903); политических сатир, которые ему не
удавались, так как у него не было ни одного из необходимых для политической
сатиры данных – ни юмора, ни нравственной серьезности; журнальных
зарисовок (включая американские очерки Город Желтого Дьявола и Один из
королей республики) и т. д. К концу этого периода он начал публиковать
короткие очерки, основанные на своих ранних воспоминаниях ( Беглые заметки,
1912), которые вводят нас в последний, автобиографический период Горького.
Произведения этого периода до настоящего времени составили пять томов:
три тома автобиографической серии – Детство (1913), В людях (1915), Мои
университеты (1923); том воспоминаний (о Толстом, Короленко, Чехове,
Андрееве и т. д.) и том дневниковых записей (1924). В этих произведениях
Горький отказался от художественного вымысла и от всех как будто бы
литературных изобретений; сам он тоже скрылся и перестал принимать участие
в «правдоискательстве» своих персонажей. В этих произведениях Горький –
реалист, великий реалист, наконец освободившийся от накипи романтики,
тенденциозности и догмы. Он наконец-то стал объективным писателем.
Автобиографическая серия Горького – самая странная автобиография в мире,
потому что она рассказывает обо всех, кроме него самого. Его личность служит
только поводом собрать вокруг нее замечательную портретную галерею. Самая
замечательная черта этих книг Горького – их потрясающая зрительная
убедительность. Горький приобрел удивительное зрение, дающее возможность
читателю ярко видеть живые, как будто написанные маслом фигуры героев.
Нельзя забыть дедушку и бабушку Горького, старых Кашириных, или хорошего
епископа Хрисанфа, или странную языческую, варварскую оргию жителей
полустанка ( Мои университеты). На иностранца, да и на русского читателя
старшего поколения, серия неизбежно производит впечатление неизбывного
мрака и пессимизма, но мы – уже привыкшие к менее благопристойному и
сдержанному реализму, чем реализм Джорджа Элиота, – не разделяем этого
чувства. Горький не пессимист, а если бы и был пессимистом, то его пессимизм
скорее связывался бы не с его изображением русской жизни, а с хаотичным
состоянием его философских взглядов, которые ему не удалось поставить на
службу оптимизму, как он ни старался. Автобиографиче ская серия Горького
представляет мир уродливым, но не безнадежным, – просвещение, красота и
сострадание являются теми целительными моментами, которые могут и должны
спасти человечество. Воспоминания и Заметки из дневника даже больше, чем
автобиография, показывают величие Горького-писателя. Англоязычный
читатель оценил замечательные воспоминания о Толстом (появившиеся в
Лондонском Меркурии вскоре после первой публикации); говоря о Толстом, я
