История русской литературы с древнейших времен по 1925 год. Том 2
История русской литературы с древнейших времен по 1925 год. Том 2 читать книгу онлайн
Дмитрий Петрович Святополк-Мирский История русской литературы с древнейших времен по 1925 год История русской литературы с древнейших времен по 1925 г.В 1925 г. впервые вышла в свет «История русской литературы», написанная по-английски. Автор — русский литературовед, литературный критик, публицист, князь Дмитрий Петрович Святополк-Мирский (1890—1939). С тех пор «История русской литературы» выдержала не одно издание, была переведена на многие европейские языки и до сих пор не утратила своей популярности. Что позволило автору составить подобный труд? Возможно, обучение на факультетах восточных языков и классической филологии Петербургского университета; или встречи на «Башне» Вячеслава Иванова, знакомство с плеядой «серебряного века» — О. Мандельштамом, М. Цветаевой, А. Ахматовой, Н. Гумилевым; или собственные поэтические пробы, в которых Н. Гумилев увидел «отточенные и полнозвучные строфы»; или чтение курса русской литературы в Королевском колледже Лондонского университета в 20-х годах... Несомненно одно: Мирский являлся не только почитателем, но и блестящим знатоком предмета своего исследования. Книга написана простым и ясным языком, блистательно переведена, и недаром скупой на похвалы Владимир Набоков считал ее лучшей историей русской литературы на любом языке, включая русский. Комментарии Понемногу издаются в России важнейшие труды литературоведов эмиграции. Вышла достойным тиражом (первое на русском языке издание 2001 года был напечатано в количестве 600 экз.) одна из главных книг «красного князя» Дмитрия Святополк-Мирского «История русской литературы». Судьба автора заслуживает отдельной книги. Породистый аристократ «из Рюриковичей», белый офицер и убежденный монархист, он в эмиграции вступил в английскую компартию, а вначале 30-х вернулся в СССР. Жизнь князя-репатрианта в «советском раю» продлилась недолго: в 37-м он был осужден как «враг народа» и сгинул в лагере где-то под Магаданом. Некоторые его работы уже переизданы в России. Особенность «Истории русской литературы» в том, что она писалась по-английски и для англоязычной аудитории. Это внятный, добротный, без цензурных пропусков курс отечественной словесности. Мирский не только рассказывает о писателях, но и предлагает собственные концепции развития литпроцесса (связь литературы и русской цивилизации и др.). Николай Акмейчук Русская литература, как и сама православная Русь, существует уже более тысячелетия. Но любознательному российскому читателю, пожелавшему пообстоятельней познакомиться с историей этой литературы во всей ее полноте, придется столкнуться с немалыми трудностями. Школьная программа ограничивается именами классиков, вузовские учебники как правило, охватывают только отдельные периоды этой истории. Многотомные академические издания советского периода рассчитаны на специалистов, да и «призма соцреализма» дает в них достаточно тенденциозную картину (с разделением авторов на прогрессивных и реакционных), ныне уже мало кому интересную. Таким образом, в России до последнего времени не существовало книг, дающих цельный и непредвзятый взгляд на указанный предмет и рассчитанных, вместе с тем, на массового читателя. Зарубежным любителям русской литературы повезло больше. Еще в 20-х годах XIX века в Лондоне вышел капитальный труд, состоящий из двух книг: «История русской литературы с древнейших времен до смерти Достоевского» и «Современная русская литература», написанный на английском языке и принадлежащий перу… известного русского литературоведа князя Дмитрия Петровича Святополка-Мирского. Под словом «современная» имелось в виду – по 1925 год включительно. Книги эти со временем разошлись по миру, были переведены на многие языки, но русский среди них не значился до 90-х годов прошлого века. Причиной тому – и необычная биография автора книги, да и само ее содержание. Литературоведческих трудов, дающих сравнительную оценку стилистики таких литераторов, как В.И.Ленин и Л.Д.Троцкий, еще недавно у нас публиковать было не принято, как не принято было критиковать великого Л.Толстого за «невыносимую абстрактность» образа Платона Каратаева в «Войне и мире». И вообще, «честный субъективизм» Д.Мирского (а по выражению Н. Эйдельмана, это и есть объективность) дает возможность читателю, с одной стороны, представить себе все многообразие жанров, течений и стилей русской литературы, все богатство имен, а с другой стороны – охватить это в едином контексте ее многовековой истории. По словам зарубежного биографа Мирского Джеральда Смита, «русская литература предстает на страницах Мирского без розового флера, со всеми зазубринами и случайными огрехами, и величия ей от этого не убавляется, оно лишь прирастает подлинностью». Там же приводится мнение об этой книге Владимира Набокова, известного своей исключительной скупостью на похвалы, как о «лучшей истории русской литературы на любом языке, включая русский». По мнению многих специалистов, она не утратила своей ценности и уникальной свежести по сей день. Дополнительный интерес к книге придает судьба ее автора. Она во многом отражает то, что произошло с русской литературой после 1925 года. Потомок древнего княжеского рода, родившийся в семье видного царского сановника в 1890 году, он был поэтом-символистом в период серебряного века, белогвардейцем во время гражданской войны, известным литературоведом и общественным деятелем послереволюционной русской эмиграции. Но живя в Англии, он увлекся социалистическим идеями, вступил в компартию и в переписку с М.Горьким, и по призыву последнего в 1932 году вернулся в Советский Союз. Какое-то время Мирский был обласкан властями и являлся желанным гостем тогдашних литературных и светских «тусовок» в качестве «красного князя», но после смерти Горького, разделил участь многих своих коллег, попав в 1937 году на Колыму, где и умер в 1939.«Когда-нибудь в будущем, может, даже в его собственной стране, – писал Джеральд Смит, – найдут способ почтить память Мирского достойным образом». Видимо, такое время пришло. Лучшим, самым достойным памятником Д.П.Мирскому служила и служит его превосходная книга. Нелли Закусина "Впервые для массового читателя – малоизвестный у нас (но высоко ценившийся специалистами, в частности, Набоковым) труд Д. П. Святополк-Мирского". Сергей Костырко. «Новый мир» «Поздней ласточкой, по сравнению с первыми "перестроечными", русского литературного зарубежья можно назвать "Историю литературы" Д. С.-Мирского, изданную щедрым на неожиданности издательством "Свиньин и сыновья"». Ефрем Подбельский. «Сибирские огни» "Текст читается запоем, по ходу чтения его без конца хочется цитировать вслух домашним и конспектировать не для того, чтобы запомнить, многие пассажи запоминаются сами, как талантливые стихи, но для того, чтобы еще и еще полюбоваться умными и сочными авторскими определениями и характеристиками". В. Н. Распопин. Сайт «Book-о-лики» "Это внятный, добротный, без цензурных пропусков курс отечественной словесности. Мирский не только рассказывает о писателях, но и предлагает собственные концепции развития литпроцесса (связь литературы и русской цивилизации и др.)". Николай Акмейчук. «Книжное обозрение» "Книга, издававшаяся в Англии, написана князем Святополк-Мирским. Вот она – перед вами. Если вы хотя бы немного интересуетесь русской литературой – лучшего чтения вам не найти!" Обзор. «Книжная витрина» "Одно из самых замечательных переводных изданий последнего времени". Обзор. Журнал «Знамя» Источник: http://www.isvis.ru/mirskiy_book.htm === Дмитрий Петрович Святополк-Мирский (1890-1939) ===
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
души». Стендаль имеет дело с психологией «целых чисел». Он прослеживает
главные, сознательные, творческие линии психической жизни. Чехов
сосредоточен на «дифференциалах» сознания, его меньших, подсознательных,
невольных, разрушительных и растворяющих силах.
Как искусство чеховский метод активен, – более активен, чем, например,
прустовский, потому что основан на более четком и сознательном отборе
материала и на более сложном и тщательном его расположении.
Но как «мировоззрение», как «философия», этот метод глубоко пассивен и
«лишен сопротивляемости», поскольку представляет собой полную сдачу на
милость «микроорганизмов» души, ее разрушительных микробов.
58
Отсюда общее впечатление, производимое творчеством Чехова, –
впечатление, будто бы у него был культ слабости и бездействия. На самом деле
у Чехова не было другого способа проявить сочувствие своим персонажам,
кроме как показать подробно процесс их подчинения своим микробам .
Сильный человек, который не терпит поражения в этой борьбе или вообще ее
не пережил, всегда вызывает у Чехова меньше сочувствия и играет у него в
произведениях роль «злодея», – насколько слово «злодей» вообще применимо к
чеховскому миру.
Сильный человек в этом мире просто бесчувственное животное, с
толстой кожей, не чувствующей «уколов», которые являются единственно
важным в жизни.
Рассказы Чехова построены так, что конструкция у них не
повествовательная – ее скорее можно назвать музыкальной, только не в том
смысле, что его проза мелодична – она не мелодична, Чеховский метод
построения рассказа сходен с методами музыкального построения. Рассказы его
одновременно текучи и точны. Чехов строит свои рассказы по чрезвычайно
сложным кривым, но эти кривые точно рассчитаны.
Рассказ Чехова – серия точек, через которые можно точно провести
кривые, которые он разглядел в запутанной паутине сознания. Чехов
замечательно прослеживает первые стадии эмоционального процесса,
указывает первые симптомы отклонения – еще не различимые для постороннего
взгляда и даже для того, в ком идет процесс, – первые симптомы, когда
нарождающаяся кривая, кажется, еще совпадает с прямой. Легчайшее
прикосновение – сначала почти не привлекающее внимания читателя – дает
намек на направление, в котором пойдет рассказ. Потом оно повторяется как
лейтмотив, и при каждом повторении становится яснее отклонение кривой,
которая заканчивается совсем в другом направлении, чем начальная прямая.
Такие рассказы как Учитель словесности, Ионыч, Дама с собачкой –
превосходные примеры этих эмоциональных кривых. В Ионыче прямая линия –
это любовь доктора к мадмуазель Туркиной, а кривая – его погружение в
эгоистическое самодовольство успешной провинциальной карьеры.
В Учителе словесности прямая – опять любовь героя; кривая – дремлющее
в нем недовольство эгоистическим счастьем и умственные запросы.
В Даме с собачкой прямая линия – отношение героя к своему роману с
«дамой» как к банальной и преходящей интрижке, кривая – его непреодолимая
и всепоглощающая любовь к ней.
В большинстве рассказов Чехова эти конструкции осложнены богатой и
мягкой атмосферой, созданной изобилием эмоционально-значительных деталей.
Таким образом достигается поэтический, даже лирический эффект: как и в
лирике, интерес читателя сосредоточен не на развитии событий, а на
«заражении» настроением автора. Чеховские рассказы – лирические
монолиты, их нельзя разъединить на эпизоды, потому что каждый эпизод четко
обусловлен целым и без целого лишен смысла. В архитектурном единстве
Чехов превосходит всех русских писателей реалистической эпохи. Только у
Пушкина и Лермонтова мы находим равный или даже больший дар построения.
Чехов считал Тамань Лермонтова лучшим из всех рассказов, когда-либо
написанных, – и это мнение не лишено оснований. Тамань предварила
чеховский метод лирической конструкции. Только воздух Тамани яснее и
холоднее, чем мягкая, «сочно-осенняя» атмосфера чеховского мира.
Несколько в стороне от остального зрелого творчества Чехова стоят
повести Моя жизнь и В овраге. Моя жизнь – история толстовца, и нельзя не
заметить, что Чехов старался приблизиться здесь к более ясному и
59
рациональному стилю Толстого. В рассказе есть прямота повествования и
разреженность атмосферы, редкие у Чехова. Несмотря на сравнительное
отсутствие атмосферы, это, возможно, самый поэтически наполненный его
рассказ. История убедительно символична. Герой, его отец, его сестра,
Ажогины, Анюта Благово выделяются с четкостью персонажей «моралите».
Общий и неопределенный характер самого названия помогает сделать рассказ
«жизнью каждого человека».
По поэтической мощи и значительности Моя жизнь может считаться
шедевром Чехова – пожалуй, превосходит ее только В овраге. В овраге – один
из последних рассказов Чехова – удивительное произведение. Место действия –
промышленный район недалеко от Москвы; сюжет – история семьи лавочника.
Рассказ поразительно свободен от лишних деталей, его атмосфера создается с
помощью нескольких описательных мазков, самим движением повествования.
Рассказ бесконечно богат эмоциональным и символиче ским значением. В обеих
повестях ( Моя жизнь и В овраге) есть редкие для Чехова убежденность и
острота нравственной оценки, которые ставят их выше его остального
творчества. Все произведения символичны, но в большинстве их символика
выражена не так конкретно, завораживающе туманно. Они близки к
Метерлинку, при всем огромном стилистическом различии между русским
реалистом и бельгийским мистиком. Палата № 6 – самый темный и жуткий из
чеховских рассказов – особенно примечателен этим завораживающим
символизмом именно в силу своей реалистичности. ( Черный монах –
единственный случай, когда Чехов отступил от чистого реализма, – полная
неудача). Но наибольшего развития чеховский символизм достиг в его пьесах,
начиная с Чайки.
Первая чеховская попытка использовать драматическую форму – На
большой дороге (1885). Это переделка его раннего рассказа. Пьеса не увидела
сцены: цензура сочла ее слишком «мрачной и грязной». Она была напечатана
только после его смерти.
В 1886 г. Чехов написал свою первую настоящую пьесу – Иванов. Иванов,
как и рассказ Именины, да и другие произведения этого периода – пьеса
промежуточная, в ней чувствуется, что рука еще не владеет материалом.
Иванов имел сценический успех и, вдохновленный этим успехом, Чехов почти
немедленно начал следующую пьесу – Леший. Но друзья, которым Чехов
показал Лешего, отнеслись к этой пьесе так холодно, что Чехов отложил ее и
забросил серьезную драматургию.
Он написал ряд одноактных комедий ( Медведь, Свадьба и т. д.) в стиле,
близком к его ранним юмористическим рассказам. Эти комедии были хорошо
приняты поклонниками чеховского комического таланта и стали пользоваться
широкой популярностью. Их по-прежнему часто ставят в провинции и особенно
в любительских театрах.
В 1896 г. Чехов вернулся к серьезной драматургии и написал Чайку. Я уже
рассказывал историю первоначального провала и после дующего успеха этой
пьесы. Потом Чехов вернулся к Лешему, который превратился в Дядю Ваню, за
ним последовали Три сестры и Вишневый сад. Это четыре знаменитые пьесы
