История русской литературы с древнейших времен по 1925 год. Том 2
История русской литературы с древнейших времен по 1925 год. Том 2 читать книгу онлайн
Дмитрий Петрович Святополк-Мирский История русской литературы с древнейших времен по 1925 год История русской литературы с древнейших времен по 1925 г.В 1925 г. впервые вышла в свет «История русской литературы», написанная по-английски. Автор — русский литературовед, литературный критик, публицист, князь Дмитрий Петрович Святополк-Мирский (1890—1939). С тех пор «История русской литературы» выдержала не одно издание, была переведена на многие европейские языки и до сих пор не утратила своей популярности. Что позволило автору составить подобный труд? Возможно, обучение на факультетах восточных языков и классической филологии Петербургского университета; или встречи на «Башне» Вячеслава Иванова, знакомство с плеядой «серебряного века» — О. Мандельштамом, М. Цветаевой, А. Ахматовой, Н. Гумилевым; или собственные поэтические пробы, в которых Н. Гумилев увидел «отточенные и полнозвучные строфы»; или чтение курса русской литературы в Королевском колледже Лондонского университета в 20-х годах... Несомненно одно: Мирский являлся не только почитателем, но и блестящим знатоком предмета своего исследования. Книга написана простым и ясным языком, блистательно переведена, и недаром скупой на похвалы Владимир Набоков считал ее лучшей историей русской литературы на любом языке, включая русский. Комментарии Понемногу издаются в России важнейшие труды литературоведов эмиграции. Вышла достойным тиражом (первое на русском языке издание 2001 года был напечатано в количестве 600 экз.) одна из главных книг «красного князя» Дмитрия Святополк-Мирского «История русской литературы». Судьба автора заслуживает отдельной книги. Породистый аристократ «из Рюриковичей», белый офицер и убежденный монархист, он в эмиграции вступил в английскую компартию, а вначале 30-х вернулся в СССР. Жизнь князя-репатрианта в «советском раю» продлилась недолго: в 37-м он был осужден как «враг народа» и сгинул в лагере где-то под Магаданом. Некоторые его работы уже переизданы в России. Особенность «Истории русской литературы» в том, что она писалась по-английски и для англоязычной аудитории. Это внятный, добротный, без цензурных пропусков курс отечественной словесности. Мирский не только рассказывает о писателях, но и предлагает собственные концепции развития литпроцесса (связь литературы и русской цивилизации и др.). Николай Акмейчук Русская литература, как и сама православная Русь, существует уже более тысячелетия. Но любознательному российскому читателю, пожелавшему пообстоятельней познакомиться с историей этой литературы во всей ее полноте, придется столкнуться с немалыми трудностями. Школьная программа ограничивается именами классиков, вузовские учебники как правило, охватывают только отдельные периоды этой истории. Многотомные академические издания советского периода рассчитаны на специалистов, да и «призма соцреализма» дает в них достаточно тенденциозную картину (с разделением авторов на прогрессивных и реакционных), ныне уже мало кому интересную. Таким образом, в России до последнего времени не существовало книг, дающих цельный и непредвзятый взгляд на указанный предмет и рассчитанных, вместе с тем, на массового читателя. Зарубежным любителям русской литературы повезло больше. Еще в 20-х годах XIX века в Лондоне вышел капитальный труд, состоящий из двух книг: «История русской литературы с древнейших времен до смерти Достоевского» и «Современная русская литература», написанный на английском языке и принадлежащий перу… известного русского литературоведа князя Дмитрия Петровича Святополка-Мирского. Под словом «современная» имелось в виду – по 1925 год включительно. Книги эти со временем разошлись по миру, были переведены на многие языки, но русский среди них не значился до 90-х годов прошлого века. Причиной тому – и необычная биография автора книги, да и само ее содержание. Литературоведческих трудов, дающих сравнительную оценку стилистики таких литераторов, как В.И.Ленин и Л.Д.Троцкий, еще недавно у нас публиковать было не принято, как не принято было критиковать великого Л.Толстого за «невыносимую абстрактность» образа Платона Каратаева в «Войне и мире». И вообще, «честный субъективизм» Д.Мирского (а по выражению Н. Эйдельмана, это и есть объективность) дает возможность читателю, с одной стороны, представить себе все многообразие жанров, течений и стилей русской литературы, все богатство имен, а с другой стороны – охватить это в едином контексте ее многовековой истории. По словам зарубежного биографа Мирского Джеральда Смита, «русская литература предстает на страницах Мирского без розового флера, со всеми зазубринами и случайными огрехами, и величия ей от этого не убавляется, оно лишь прирастает подлинностью». Там же приводится мнение об этой книге Владимира Набокова, известного своей исключительной скупостью на похвалы, как о «лучшей истории русской литературы на любом языке, включая русский». По мнению многих специалистов, она не утратила своей ценности и уникальной свежести по сей день. Дополнительный интерес к книге придает судьба ее автора. Она во многом отражает то, что произошло с русской литературой после 1925 года. Потомок древнего княжеского рода, родившийся в семье видного царского сановника в 1890 году, он был поэтом-символистом в период серебряного века, белогвардейцем во время гражданской войны, известным литературоведом и общественным деятелем послереволюционной русской эмиграции. Но живя в Англии, он увлекся социалистическим идеями, вступил в компартию и в переписку с М.Горьким, и по призыву последнего в 1932 году вернулся в Советский Союз. Какое-то время Мирский был обласкан властями и являлся желанным гостем тогдашних литературных и светских «тусовок» в качестве «красного князя», но после смерти Горького, разделил участь многих своих коллег, попав в 1937 году на Колыму, где и умер в 1939.«Когда-нибудь в будущем, может, даже в его собственной стране, – писал Джеральд Смит, – найдут способ почтить память Мирского достойным образом». Видимо, такое время пришло. Лучшим, самым достойным памятником Д.П.Мирскому служила и служит его превосходная книга. Нелли Закусина "Впервые для массового читателя – малоизвестный у нас (но высоко ценившийся специалистами, в частности, Набоковым) труд Д. П. Святополк-Мирского". Сергей Костырко. «Новый мир» «Поздней ласточкой, по сравнению с первыми "перестроечными", русского литературного зарубежья можно назвать "Историю литературы" Д. С.-Мирского, изданную щедрым на неожиданности издательством "Свиньин и сыновья"». Ефрем Подбельский. «Сибирские огни» "Текст читается запоем, по ходу чтения его без конца хочется цитировать вслух домашним и конспектировать не для того, чтобы запомнить, многие пассажи запоминаются сами, как талантливые стихи, но для того, чтобы еще и еще полюбоваться умными и сочными авторскими определениями и характеристиками". В. Н. Распопин. Сайт «Book-о-лики» "Это внятный, добротный, без цензурных пропусков курс отечественной словесности. Мирский не только рассказывает о писателях, но и предлагает собственные концепции развития литпроцесса (связь литературы и русской цивилизации и др.)". Николай Акмейчук. «Книжное обозрение» "Книга, издававшаяся в Англии, написана князем Святополк-Мирским. Вот она – перед вами. Если вы хотя бы немного интересуетесь русской литературой – лучшего чтения вам не найти!" Обзор. «Книжная витрина» "Одно из самых замечательных переводных изданий последнего времени". Обзор. Журнал «Знамя» Источник: http://www.isvis.ru/mirskiy_book.htm === Дмитрий Петрович Святополк-Мирский (1890-1939) ===
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
без ошибок. Поэтому его поэзия не выдерживает критики, но она интересна как
изолированный пример английского влияния – Бутурлин был преданный
последователь Китса и прерафаэлитов.
В конце 80-х гг. критики-антирадикалы попытались создать шум вокруг
поэзии Константина Михайловича Фофанова (1862–1911). Совершенно
некультурный и необразованный (он был сыном лавочника из петербургского
предместья), он обладал тем, чего не было ни у кого из его современников –
подлинным песенным даром. Стихи его – о звездах, о цветах, о птичках – все
это иногда вполне искренно, но, в общем, мало интересно, и так как он не
владел техникой, то уровень тут крайне неровен. Следующий поэтический бум
был вокруг Мирры Лохвицкой (1869–1905), выпустившей в 1895 г. томик
страстной и экзотической женской поэзии. Стихи Лохвицкой и Фофанова
казались последним словом красоты в 90-е гг. Но тут началось движение
символистов и наступило истинное возрождение поэзии.
8. ВЛАДИМИР СОЛОВЬЕВ
Восьмидесятые годы были периодом (мягкой) реакции против
утилитаристского позитивизма предыдущей эпохи. Эта реакция выразилась в
хилом возрождении поэзии и несколько более энергичном возрождении
религиозного идеализма. Радикалы были по природе идеалистами, но их
идеализм был основан (как шутил Соловьев) на невозможном силлогизме:
«Человек произошел от обезьяны, следовательно, мы должны любить друг
друга». Восьмидесятые годы постарались подвести под этот силлогизм более
прочное основание. Их религиозный идеализм нашел выражение в учении
Толстого, которое влияло на современников именно потому, что было
религиозным и направленным против радикального материализма. Труды
Соловьева – другое, более ортодоксальное выражение той же тенденции.
Влияние религиозной философии Соловьева, сначала незначительное, в конце
концов оказалось важнее толстовства. Соловьев – и этим определяется его
место в истории русской мысли – был первым русским мыслителем,
отделившим мистическое и православное христианство от славянофильства. Он
как бы продолжил линию менее замкнутого и более «западнического»
славянофильского направления, наиболее полно выразившегося в идеях
Достоевского-публициста. Но для Достоевского самым существенным в
православии было религиозное чутье русского народа. Достоевский был в
религии националистом, мистическим народником: православие истинно
потому, что оно вера русского народа. Соловьев же был совершенно свободен
от мистического национализма: он мог опираться на построения
идеалистической философии или на авторитет экуменической церкви, – но
религиозные взгляды русского народа не имели для него никакого значения.
48
Православие Соловьева явно клонилось в сторону Рима как символа
христианского единства, а в политике он был либералом-западником.
Последнее во многом определило его ранний успех, потому что либералы сочли
его ценным союзником в борьбе против правительства и славянофилов – тем
более ценным, что обличения существующего порядка он подкреплял не
Дарвиным и Марксом, а Библией и пророками. Помощь Соловьева пришла с
неожиданной стороны и тем радостнее была встречена.
Владимир Сергеевич Соловьев родился в Москве в 1853 г. в большой
семье. Отцом его был известный историк С. М. Соловьев, и Владимир рос в
атмосфере Московского университета. Он принадлежал к тому слою
московского общества, который включал цвет культурного дворянства и высшей
интеллигенции. Соловьев рано присоединился к группе очень талантливых
юмористов, которые называли себя кружком шекспиристов и развлекались
сочинением забавных стишков и постановкой пародийных пьес. Самым ярким
из них был граф Федор Соллогуб, лучший русский поэт-абсурдист после
Козьмы Пруткова. Соловьев всю жизнь был приверженцем этого искусства. Но
и в науке его успехи были блистательны. Уже в 1875 г. он опубликовал свою
диссертацию Кризис западной философии, направленную против позитивизма.
В том же году он поехал в Лондон, где не выходил из Британского музея,
изучая мистическое ученье Софии Премудрости Божией. Там в читальном зале
ему было видение, и он получил мистическое повеление немедленно ехать в
Египет. В пустыне около Каира ему явилось его самое важное и полное
видение – образ Софии. Путешествие в пустыню сопровождалось забавными
проишествиями с арабами. Характерно для Соловьева, что в юмористической
поэме Три свидания, написанной через двадцать лет, глубоко лиричное и
эзотерическое описание видений (включая раннее, 1862 г.) сопровождается
стихами в духе Беппо или Дон Жуана. По возвращении в Россию Соловьев
получил место приват-доцента философии сначала в Москве, потом в
Петербурге. Но его университетская карьера была короткой: в марте 1881 г. он
произнес речь против смертной казни, в которой старался убедить нового
императора не казнить убийц отца. Он мотивировал это тем, что, пойдя
«вопреки всем расчетам и соображениям земной мудрости, Царь станет на
высоту сверхчеловеческую и самим делом покажет божественное
происхождение Царской власти». Несмотря на такую мотивировку, Соловьеву
пришлось уйти из университета. В восьмидесятых годах Соловьев
разрабатывал идею вселенской теократии, подводившей его все ближе и ближе
к Риму. Он поехал в Загреб и сблизился с епископом Штросмайером, когда-то в
1870 г. протестовавшим против постулата папской непогрешимости, но к этому
времени уже послушным слугой Ватикана. Работы Соловьева этого периода
собраны во французской книге La Russie et l’Eglise Universelle (1889); тут он
занимает крайне проримскую позицию, защищая и непогрешимость папы, и
Непорочное Зачатие, изображая папство как единственный бастион истинного
православия на протяжении веков и отвергая русскую Церковь за то, что она
подчиняется государству. Такая книга не могла появиться в России, но за
границей она стала сенсацией. Однако Соловьев так и не сделался католиком и
определение «русский ньюман», данное ему французским иезуитом д’Эрбини (в
книге Un Newman Russe), совершенно неверно. Книга La Russie et l’Eglise
Universelle явилась кульминацией проримских настроений Соловьева. Они
скоро пошли на убыль, и в своей последней работе Соловьев обрисовал
окончательное единение христианских церквей как союз между тремя равными
церквами – православной, католической и протестантской, – где римский папа
всего лишь primus inter pares (первый среди равных). В конце восьмидесятых и
49
в девяностых годах Соловьев вел энергичную борьбу против
националистической политики правительства Александра III. Эти статьи очень
подняли его репутацию в либеральных сферах. При этом его мистическая жизнь
продолжалась, хотя видения Софии после Египта прекратились. В девяностых
годах мистицизм Соловьева стал менее ортодоксальным и принял форму
странного «мистического романа» с финским озером Сайма, обильно
отразившегося в его поэзии. Знавал он и дьявольские посещения: есть рассказ о
том, как на него напал дьявол в обличьи косматого зверя. Соловьев пытался
изгнать его, говоря, что Христос воскрес. Дьявол отвечал: «Христос может
воскресать сколько угодно, но ты будешь моей жертвой». Утром Соловьева
нашли лежащим на полу без сознанья. В последний год своей жизни Соловьев
вступил в переписку с провинциальной газетчицей Анной Шмидт, которая
уверовала, что она и есть воплощение Софии, а Соловьев – воплощение
личности Христа. (В горьковских Дневниках есть замечательная глава об Анне
Шмидт.) Ответы Соловьева были внешне юмористичны, а по сути
