История русской литературы с древнейших времен по 1925 год. Том 2
История русской литературы с древнейших времен по 1925 год. Том 2 читать книгу онлайн
Дмитрий Петрович Святополк-Мирский История русской литературы с древнейших времен по 1925 год История русской литературы с древнейших времен по 1925 г.В 1925 г. впервые вышла в свет «История русской литературы», написанная по-английски. Автор — русский литературовед, литературный критик, публицист, князь Дмитрий Петрович Святополк-Мирский (1890—1939). С тех пор «История русской литературы» выдержала не одно издание, была переведена на многие европейские языки и до сих пор не утратила своей популярности. Что позволило автору составить подобный труд? Возможно, обучение на факультетах восточных языков и классической филологии Петербургского университета; или встречи на «Башне» Вячеслава Иванова, знакомство с плеядой «серебряного века» — О. Мандельштамом, М. Цветаевой, А. Ахматовой, Н. Гумилевым; или собственные поэтические пробы, в которых Н. Гумилев увидел «отточенные и полнозвучные строфы»; или чтение курса русской литературы в Королевском колледже Лондонского университета в 20-х годах... Несомненно одно: Мирский являлся не только почитателем, но и блестящим знатоком предмета своего исследования. Книга написана простым и ясным языком, блистательно переведена, и недаром скупой на похвалы Владимир Набоков считал ее лучшей историей русской литературы на любом языке, включая русский. Комментарии Понемногу издаются в России важнейшие труды литературоведов эмиграции. Вышла достойным тиражом (первое на русском языке издание 2001 года был напечатано в количестве 600 экз.) одна из главных книг «красного князя» Дмитрия Святополк-Мирского «История русской литературы». Судьба автора заслуживает отдельной книги. Породистый аристократ «из Рюриковичей», белый офицер и убежденный монархист, он в эмиграции вступил в английскую компартию, а вначале 30-х вернулся в СССР. Жизнь князя-репатрианта в «советском раю» продлилась недолго: в 37-м он был осужден как «враг народа» и сгинул в лагере где-то под Магаданом. Некоторые его работы уже переизданы в России. Особенность «Истории русской литературы» в том, что она писалась по-английски и для англоязычной аудитории. Это внятный, добротный, без цензурных пропусков курс отечественной словесности. Мирский не только рассказывает о писателях, но и предлагает собственные концепции развития литпроцесса (связь литературы и русской цивилизации и др.). Николай Акмейчук Русская литература, как и сама православная Русь, существует уже более тысячелетия. Но любознательному российскому читателю, пожелавшему пообстоятельней познакомиться с историей этой литературы во всей ее полноте, придется столкнуться с немалыми трудностями. Школьная программа ограничивается именами классиков, вузовские учебники как правило, охватывают только отдельные периоды этой истории. Многотомные академические издания советского периода рассчитаны на специалистов, да и «призма соцреализма» дает в них достаточно тенденциозную картину (с разделением авторов на прогрессивных и реакционных), ныне уже мало кому интересную. Таким образом, в России до последнего времени не существовало книг, дающих цельный и непредвзятый взгляд на указанный предмет и рассчитанных, вместе с тем, на массового читателя. Зарубежным любителям русской литературы повезло больше. Еще в 20-х годах XIX века в Лондоне вышел капитальный труд, состоящий из двух книг: «История русской литературы с древнейших времен до смерти Достоевского» и «Современная русская литература», написанный на английском языке и принадлежащий перу… известного русского литературоведа князя Дмитрия Петровича Святополка-Мирского. Под словом «современная» имелось в виду – по 1925 год включительно. Книги эти со временем разошлись по миру, были переведены на многие языки, но русский среди них не значился до 90-х годов прошлого века. Причиной тому – и необычная биография автора книги, да и само ее содержание. Литературоведческих трудов, дающих сравнительную оценку стилистики таких литераторов, как В.И.Ленин и Л.Д.Троцкий, еще недавно у нас публиковать было не принято, как не принято было критиковать великого Л.Толстого за «невыносимую абстрактность» образа Платона Каратаева в «Войне и мире». И вообще, «честный субъективизм» Д.Мирского (а по выражению Н. Эйдельмана, это и есть объективность) дает возможность читателю, с одной стороны, представить себе все многообразие жанров, течений и стилей русской литературы, все богатство имен, а с другой стороны – охватить это в едином контексте ее многовековой истории. По словам зарубежного биографа Мирского Джеральда Смита, «русская литература предстает на страницах Мирского без розового флера, со всеми зазубринами и случайными огрехами, и величия ей от этого не убавляется, оно лишь прирастает подлинностью». Там же приводится мнение об этой книге Владимира Набокова, известного своей исключительной скупостью на похвалы, как о «лучшей истории русской литературы на любом языке, включая русский». По мнению многих специалистов, она не утратила своей ценности и уникальной свежести по сей день. Дополнительный интерес к книге придает судьба ее автора. Она во многом отражает то, что произошло с русской литературой после 1925 года. Потомок древнего княжеского рода, родившийся в семье видного царского сановника в 1890 году, он был поэтом-символистом в период серебряного века, белогвардейцем во время гражданской войны, известным литературоведом и общественным деятелем послереволюционной русской эмиграции. Но живя в Англии, он увлекся социалистическим идеями, вступил в компартию и в переписку с М.Горьким, и по призыву последнего в 1932 году вернулся в Советский Союз. Какое-то время Мирский был обласкан властями и являлся желанным гостем тогдашних литературных и светских «тусовок» в качестве «красного князя», но после смерти Горького, разделил участь многих своих коллег, попав в 1937 году на Колыму, где и умер в 1939.«Когда-нибудь в будущем, может, даже в его собственной стране, – писал Джеральд Смит, – найдут способ почтить память Мирского достойным образом». Видимо, такое время пришло. Лучшим, самым достойным памятником Д.П.Мирскому служила и служит его превосходная книга. Нелли Закусина "Впервые для массового читателя – малоизвестный у нас (но высоко ценившийся специалистами, в частности, Набоковым) труд Д. П. Святополк-Мирского". Сергей Костырко. «Новый мир» «Поздней ласточкой, по сравнению с первыми "перестроечными", русского литературного зарубежья можно назвать "Историю литературы" Д. С.-Мирского, изданную щедрым на неожиданности издательством "Свиньин и сыновья"». Ефрем Подбельский. «Сибирские огни» "Текст читается запоем, по ходу чтения его без конца хочется цитировать вслух домашним и конспектировать не для того, чтобы запомнить, многие пассажи запоминаются сами, как талантливые стихи, но для того, чтобы еще и еще полюбоваться умными и сочными авторскими определениями и характеристиками". В. Н. Распопин. Сайт «Book-о-лики» "Это внятный, добротный, без цензурных пропусков курс отечественной словесности. Мирский не только рассказывает о писателях, но и предлагает собственные концепции развития литпроцесса (связь литературы и русской цивилизации и др.)". Николай Акмейчук. «Книжное обозрение» "Книга, издававшаяся в Англии, написана князем Святополк-Мирским. Вот она – перед вами. Если вы хотя бы немного интересуетесь русской литературой – лучшего чтения вам не найти!" Обзор. «Книжная витрина» "Одно из самых замечательных переводных изданий последнего времени". Обзор. Журнал «Знамя» Источник: http://www.isvis.ru/mirskiy_book.htm === Дмитрий Петрович Святополк-Мирский (1890-1939) ===
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
смягчающее обстоятельство: я полагаю, что мой вкус до некоторой степени
отражает вкусы моего литературного поколения и что компетентному русскому
читателю мои оценки не покажутся парадоксальными.
Но если русский читатель и поймет меня с первого взгляда, боюсь, что
англосаксонский интеллектуал (ведь на самом деле русской литературой
интересуются только интеллектуалы) найдет некоторые мои оценки в высшей
степени странными. Английские и американские интеллектуалы в своих
оценках русских писателей отстали лет на двадцать – да и двадцать лет назад с
некоторыми их суждениями согласились бы только не слишком образованные
люди. В России большое значение, которое я придаю Лескову, Леонтьеву,
Розанову, символистам (главным образом Белому, а не Бальмонту) и Ремизову,
стало общим местом, тут я не оригинален. Точно так же мое прохладное
отношение к Мережковскому, к Арцыбашеву, к символизму Андреева, к
Горькому (среднего периода), к большей части поэзии Бальмонта –
свидетельство их стадного чувства.
Конечно, нет непогрешимых литературных вкусов, но не надо думать, что
чем они новее, тем точнее. Однако все-таки издалека виднее, и сегодня мало
кто решится судить Роджерса и Вордсворта, как их судил Байрон, или Сюлли-
Прюдома и Малларме – как французские критики 1880-х гг.
Эту книгу я писал в Лондоне и не смог бы написать ее без помощи
Британского музея и Лондонской библиотеки. Британский музей – бесценная
сокровищница русских книг XIX в. Менее полно в нем представлены книги
периода 1900–1914 гг., так как с начала войны их закупка почти полностью
прекратилась. Но, к счастью для меня, библиотекарь Лондонской библиотеки
доктор Хегберг Райт трогательно относится к изучению всего русского и
неустанно пополняет русский отдел своей библиотеки, так что там русская
проза и поэзия последних двадцати лет собраны с той полнотой, которой можно
ожидать в разумных пределах. Достаточно сказать, что без Лондон ской
библиотеки некоторые подглавки моей книги не были бы написаны.
5
Труднее всего мне было с книгами, опубликованными в 1914–1918 гг. Из-
за войны эти книги оказались редкостью в библиотеках Западной Европы.
С другой стороны, советские власти предельно затрудняли вывоз из России
книг, напечатанных до революции. Поэтому мне не удалось воспользоваться
некоторыми важными справочниками (включая такие необходимые книги, как
Новая энциклопедия Брокгауза и Ефрона и История русской литературы
девятнадцатого века Венгерова). Это сказалось, главным образом, на том, что в
моей книге мало биографических сведений, особенно о писателях,
анализируемых в III главе (Куприн, Арцыбашев, Сергеев-Ценский). С другой
стороны, я льщу себе мыслью, что дал, насколько возможно на сегодняшний
день, полный обзор послереволюционной литературы .
Выражаю самую искреннюю благодарность профессору сэру Бернарду
Перзу, без чьей энергичной поддержки эта книга никогда не была бы написана;
мисс Джейн Е. Харрисон, которая с бесконечной добротой и терпеньем прочла
некоторые главы моей книги и сделала бесценные исправления в моем плохом
английском (читатель легко обнаружит, каким именно главам так повезло); и
моему коллеге Н. Б. Джопсону за некоторые ценные замечания относительно
перевода названий русских книг.
Февраль 1925 г.
6
Глава I
1. КОНЕЦ ВЕЛИКОЙ ЭПОХИ
Царствование Александра II (1855–1881) бы ло эпохой великих
литературных свершений, золотым веком русского романа. В ту пору были
написаны почти все великие произведения русской художественной
литературы – от тургеневского Рудина и аксаковской Семейной хроники до
Анны Карениной и Братьев Карамазовых. Величайшие писатели обратились к
роману, но рядом продолжали цвести и другие жанры художественной
литературы, способствуя созданию картины Золотого века. Но в цветущем саду
таилась змея: все эти великие произведения были созданы людьми старшего
поколения, и у них не было наследников. Ни один из молодых писателей,
вошедших в литературу после 1856 года, не считался достойным стать рядом с
ними, и когда, один за другим, стали исчезать старики, места их оставались
пустыми. Перелом произошел вскоре после 1880 г.: Достоевский умер в 1881-м,
Тургенев в 1883-м. Толстой объявил о своем уходе из литературы. Великая
эпоха закончилась.
Поколение, рожденное между 1830 и 1850 гг., было нисколько не беднее
талантами, но эти таланты не уходили в литературу. То было поколение
великих композиторов (Мусоргский, Чайковский, Римский-Корсаков), великих
ученых (как, например, Менделеев), замечательных художников, журналистов,
адвокатов и историков. Но его поэты и романисты вербовались среди
второстепенных талантов. Словно бы нация растратила на литературу слишком
много сил и теперь стремилась возместить это, отдавая своих гениев другим
искусствам и наукам.
Но помимо таинственного процесса, восстанавливающего равновесие
между различными сферами умственной деятельности, были и другие важные
причины упадка литературы. Первая обусловлена некоторыми основными
чертами русской литературы и, в частности, русской литературной критики.
Великие русские романисты были величайшими мастерами своего дела, даже те
из них, кто, как Толстой, всячески скрывал это и делал вид, что презирает
«форму». Но они действительно скрывали и делали вид, что презирают
«форму». Как бы то ни было, читателю внушалось, что важно то, что они хотят
сказать, а никак не их искусство. Критики пошли еще дальше и попросту
отождествили ценность литературного произведения с моральной или
социальной полезностью его идеи. Они «объявили войну эстетизму» и
заклеймили всякий интерес к «чистому искусству». Вступавшие на
литературное поприще без труда прониклись новым учением, гласившим, что
форма – ничто, а содержание – все. Это сделало невозможной передачу
традиций мастерства, без которой невозможно нормальное развитие
литературы.
Молодые не могли воспользоваться примером старших из-за табу,
наложенного на все проблемы формы. Они могли только бессознательно и
бессмысленно копировать их, но никак не творчески их осваивать. Поколение
1860 года попыталось порвать с установившейся формой романа. Эта попытка
обещала развиться в творческие искания новых путей выражения – нечто
подобное преждевременному движению футуристов. Но атмосфера была
неподходящей для такого развития, и дело кончилось ничем.
Самый значительный из молодых новаторов, Помяловский (1835–1863),
умер молодым, и под общим давлением утилитаризма движение, вместо того,
чтобы привести к обновлению старых форм, вылилось в полное освобождение
7
от всякой формы. Это было осуществлено в творчестве самого одаренного
демократического прозаика того времени – Глеба Успенского (1843–1902).
Другие же, более традиционные и консервативные писатели, могли только
повторять методы и приемы великих реалистов, вульгаризируя и обесценивая
их. Для чего бы они ни применяли реалистическую манеру – для освежения
исторического романа, как граф Салиас, для пропаганды радикальных идей, как
Омулевский и Шеллер-Михайлов, для развенчания их, как Овсеенко, или для
описания добродетелей крестьянской общины и пороков капиталистического
общества, как Златовратский и Засодимский – все они одинаково
неоригинальны, неинтересны и нечитабельны . Классифицировать их можно
только как членов парламента – по политической принадлежности.
Вторая причина, ускорившая разрыв с литературной традицией –