История русской литературы с древнейших времен по 1925 год. Том 2
История русской литературы с древнейших времен по 1925 год. Том 2 читать книгу онлайн
Дмитрий Петрович Святополк-Мирский История русской литературы с древнейших времен по 1925 год История русской литературы с древнейших времен по 1925 г.В 1925 г. впервые вышла в свет «История русской литературы», написанная по-английски. Автор — русский литературовед, литературный критик, публицист, князь Дмитрий Петрович Святополк-Мирский (1890—1939). С тех пор «История русской литературы» выдержала не одно издание, была переведена на многие европейские языки и до сих пор не утратила своей популярности. Что позволило автору составить подобный труд? Возможно, обучение на факультетах восточных языков и классической филологии Петербургского университета; или встречи на «Башне» Вячеслава Иванова, знакомство с плеядой «серебряного века» — О. Мандельштамом, М. Цветаевой, А. Ахматовой, Н. Гумилевым; или собственные поэтические пробы, в которых Н. Гумилев увидел «отточенные и полнозвучные строфы»; или чтение курса русской литературы в Королевском колледже Лондонского университета в 20-х годах... Несомненно одно: Мирский являлся не только почитателем, но и блестящим знатоком предмета своего исследования. Книга написана простым и ясным языком, блистательно переведена, и недаром скупой на похвалы Владимир Набоков считал ее лучшей историей русской литературы на любом языке, включая русский. Комментарии Понемногу издаются в России важнейшие труды литературоведов эмиграции. Вышла достойным тиражом (первое на русском языке издание 2001 года был напечатано в количестве 600 экз.) одна из главных книг «красного князя» Дмитрия Святополк-Мирского «История русской литературы». Судьба автора заслуживает отдельной книги. Породистый аристократ «из Рюриковичей», белый офицер и убежденный монархист, он в эмиграции вступил в английскую компартию, а вначале 30-х вернулся в СССР. Жизнь князя-репатрианта в «советском раю» продлилась недолго: в 37-м он был осужден как «враг народа» и сгинул в лагере где-то под Магаданом. Некоторые его работы уже переизданы в России. Особенность «Истории русской литературы» в том, что она писалась по-английски и для англоязычной аудитории. Это внятный, добротный, без цензурных пропусков курс отечественной словесности. Мирский не только рассказывает о писателях, но и предлагает собственные концепции развития литпроцесса (связь литературы и русской цивилизации и др.). Николай Акмейчук Русская литература, как и сама православная Русь, существует уже более тысячелетия. Но любознательному российскому читателю, пожелавшему пообстоятельней познакомиться с историей этой литературы во всей ее полноте, придется столкнуться с немалыми трудностями. Школьная программа ограничивается именами классиков, вузовские учебники как правило, охватывают только отдельные периоды этой истории. Многотомные академические издания советского периода рассчитаны на специалистов, да и «призма соцреализма» дает в них достаточно тенденциозную картину (с разделением авторов на прогрессивных и реакционных), ныне уже мало кому интересную. Таким образом, в России до последнего времени не существовало книг, дающих цельный и непредвзятый взгляд на указанный предмет и рассчитанных, вместе с тем, на массового читателя. Зарубежным любителям русской литературы повезло больше. Еще в 20-х годах XIX века в Лондоне вышел капитальный труд, состоящий из двух книг: «История русской литературы с древнейших времен до смерти Достоевского» и «Современная русская литература», написанный на английском языке и принадлежащий перу… известного русского литературоведа князя Дмитрия Петровича Святополка-Мирского. Под словом «современная» имелось в виду – по 1925 год включительно. Книги эти со временем разошлись по миру, были переведены на многие языки, но русский среди них не значился до 90-х годов прошлого века. Причиной тому – и необычная биография автора книги, да и само ее содержание. Литературоведческих трудов, дающих сравнительную оценку стилистики таких литераторов, как В.И.Ленин и Л.Д.Троцкий, еще недавно у нас публиковать было не принято, как не принято было критиковать великого Л.Толстого за «невыносимую абстрактность» образа Платона Каратаева в «Войне и мире». И вообще, «честный субъективизм» Д.Мирского (а по выражению Н. Эйдельмана, это и есть объективность) дает возможность читателю, с одной стороны, представить себе все многообразие жанров, течений и стилей русской литературы, все богатство имен, а с другой стороны – охватить это в едином контексте ее многовековой истории. По словам зарубежного биографа Мирского Джеральда Смита, «русская литература предстает на страницах Мирского без розового флера, со всеми зазубринами и случайными огрехами, и величия ей от этого не убавляется, оно лишь прирастает подлинностью». Там же приводится мнение об этой книге Владимира Набокова, известного своей исключительной скупостью на похвалы, как о «лучшей истории русской литературы на любом языке, включая русский». По мнению многих специалистов, она не утратила своей ценности и уникальной свежести по сей день. Дополнительный интерес к книге придает судьба ее автора. Она во многом отражает то, что произошло с русской литературой после 1925 года. Потомок древнего княжеского рода, родившийся в семье видного царского сановника в 1890 году, он был поэтом-символистом в период серебряного века, белогвардейцем во время гражданской войны, известным литературоведом и общественным деятелем послереволюционной русской эмиграции. Но живя в Англии, он увлекся социалистическим идеями, вступил в компартию и в переписку с М.Горьким, и по призыву последнего в 1932 году вернулся в Советский Союз. Какое-то время Мирский был обласкан властями и являлся желанным гостем тогдашних литературных и светских «тусовок» в качестве «красного князя», но после смерти Горького, разделил участь многих своих коллег, попав в 1937 году на Колыму, где и умер в 1939.«Когда-нибудь в будущем, может, даже в его собственной стране, – писал Джеральд Смит, – найдут способ почтить память Мирского достойным образом». Видимо, такое время пришло. Лучшим, самым достойным памятником Д.П.Мирскому служила и служит его превосходная книга. Нелли Закусина "Впервые для массового читателя – малоизвестный у нас (но высоко ценившийся специалистами, в частности, Набоковым) труд Д. П. Святополк-Мирского". Сергей Костырко. «Новый мир» «Поздней ласточкой, по сравнению с первыми "перестроечными", русского литературного зарубежья можно назвать "Историю литературы" Д. С.-Мирского, изданную щедрым на неожиданности издательством "Свиньин и сыновья"». Ефрем Подбельский. «Сибирские огни» "Текст читается запоем, по ходу чтения его без конца хочется цитировать вслух домашним и конспектировать не для того, чтобы запомнить, многие пассажи запоминаются сами, как талантливые стихи, но для того, чтобы еще и еще полюбоваться умными и сочными авторскими определениями и характеристиками". В. Н. Распопин. Сайт «Book-о-лики» "Это внятный, добротный, без цензурных пропусков курс отечественной словесности. Мирский не только рассказывает о писателях, но и предлагает собственные концепции развития литпроцесса (связь литературы и русской цивилизации и др.)". Николай Акмейчук. «Книжное обозрение» "Книга, издававшаяся в Англии, написана князем Святополк-Мирским. Вот она – перед вами. Если вы хотя бы немного интересуетесь русской литературой – лучшего чтения вам не найти!" Обзор. «Книжная витрина» "Одно из самых замечательных переводных изданий последнего времени". Обзор. Журнал «Знамя» Источник: http://www.isvis.ru/mirskiy_book.htm === Дмитрий Петрович Святополк-Мирский (1890-1939) ===
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
русская интеллигенция стала в 60-х гг. и такой оставалась до самой
большевистской революции. Туда никогда не входила вся интеллигенция (и
даже ее большинство) в широком смысле. Но она оставалась центром,
магнитным полюсом, притягивающим большинство. Влияние ее было велико.
Основную армию радикализма составляли университетские студенты, но они
находились под водительством прессы, литературы. Внутри этой «церкви»
были свои разногласия по мелочам, и немало, но в нескольких основных
вопросах они были едины. Во-первых, это была враждебность к
существующему режиму; затем – вера в прогресс и демократию и чувство долга
по отношению к тем, кого в 60-е гг. называли «младшим братом», т. е. к
необразованным трудовым классам. Большинство радикалов были
социалистами, но и на передовых либералов они смотрели как на «своих», если
те были настроены в достаточной мере антиправительственно. История идей,
господствующих среди интеллигенции, много раз описана, и историки
30
интеллигенции не раз пытались отождествить историю этих идей с историей
русской литературы. Это грубая фальсификация. Но ни одна история
литературы не может пройти мимо основных линий развития общественных
идей.
В 60-е и 70-е гг. было два основных направления в радикализме –
нигилисты (или «мыслящие реалисты», как они себя называли) и народники.
Нигилисты придавали особое значение материализму и агностицизму. Наука,
особенно естествознание (Дарвин), была их основным оружием. В ан-
тиэстетическом движении они пошли дальше всех. Они были социалистами, но
их социализм оставался на заднем плане. Первым своим долгом они считали
просветить народ, дать ему практические знания и сведения об эволюции.
Влияние их было особенно сильно в 60-е годы, когда их лидером был
блестящий памфлетист Писарев (1840–1868); но после смерти Писарева
влияние нигилистов упало, и к началу рассматриваемого нами периода оно
исчезло почти окончательно. Более ярко выраженными социалистами были
народники; самое название их шло от культа народа, который они
отождествляли с трудящимися классами и – особо – с крестьянством. Многие
из них были «кающимися дворянами», одержимыми идеей отдать жизнь народу
во искупление зла, причиненного крепостным правом. Вначале они были
аполитичны и надеялись, что социальная революция произойдет сама собой в
итоге процессов, идущих в крестьянской общине. Но к концу 70-х годов они
породили «Народную волю», партию, которая обратилась к более активным
революционным методам и организовала убийство Александра II. Реакция 80-х
годов на некоторое время положила конец активной революционной
деятельности, но народники оставались самой влиятельной и многочисленной
группой интеллигенции. До самого пришествия марксизма в 90-х годах они
сохраняли свою гегемонию среди радикальной интеллигенции. Некоторые из
них после разгрома терроризма склонились к большей аполитичности, и многие
народники в 80-х годах приблизились к пассивному анархизму Толстого, или
даже к еще более консервативному и славянофильскому анархизму
Достоевского. Но все они продолжали исповедовать культ добродетелей
русского народа, и девизом их оставалось «Все для народа!» Ведь
народничество, в конце концов, это форма, которую приняло в России учение
Жан-Жака Руссо.
Лидерами народников в 60-е и 70-е годы были поэт Некрасов и романист
Салтыков. Они задавали тон, они были популярны среди огромного
большинства молодого поколения, но они были писателями, а не теоретиками, и
потому не могли играть большой роли в составлении народниче ского
катехизиса. «Доктором богословия» народнической «церкви» стал более
молодой человек, Николай Константинович Михайловский (1842–1904),
авторитетнейший толкователь учения, а в последние годы жизни, особенно
после смерти Салтыкова в 1889 году, – «великий старец» русского радикализма.
Он был социологом, и его книга Что такое прогресс до сих пор считается у
наследников народничества Summa Theologiae их учения. Михайловский
называл свой метод в социологии «субъективным»; это значило, что
социальные науки надлежит изучать не беспристрастно, как естественные, а с
точки зрения прогресса. Прогресс же для него означал счастье не большинства,
а всех и каждого, ибо человек – высшая и единственная ценность, и нельзя
жертвовать им ради общества. И именно социализм есть единственный
порядок, который будет способствовать как счастью всех, так и полному
расцвету каждого. Способ достижения прогресса – сознательные действия
индивидуумов, вдохновленных Верой и сознающих свой долг перед Народом.
31
Народничество в толковании Михайловского отличается от марксистского
социализма по двум пунктам – своей этической основой и верой в человека-
индивидуума. Оно ничего не знает ни о классовой морали, ни о суеверной вере
в марксовы законы эволюции.
Однако Михайловский писал не только социологические труды: он был
замечательным журналистом; и его полемические статьи (хотя, как это обычно
бывает с полемическими статьями, они не всегда справедливы) всегда блестящи
и остры. Он был также и критиком, и хотя, как и все критики того времени, в
критиковавшихся им писателях он обращал внимание только на «тенденцию» и
меру общественной пользы, он обладал великолепной критической
проницательностью. Уже в 1873 г. он сумел разглядеть в педагогических
статьях Толстого разрушительную и анархическую природу толстовского
учения и предсказать тот путь развития, на который он встанет после 1880 г.
( Десница и шуйца графа Льва Толстого). Критический шедевр Михайловского –
его очерк о Достоевском ( Жестокий талант, 1882). Он полон подавленной, но
несомненной враждебности к идеям и личности Достоевского, но с
удивительной точностью Михайловский, указывая на любовь Достоевского к
страдающим, увязывает это с его «садизмом». Он первый указал на значение
Записок из подполья, признав их центральное место в творчестве Достоевского.
6. КОНСЕРВАТОРЫ
В политической жизни радикалы оставались оппозицией. В литературе же
они были большинством, а оппозицией были, наоборот, сторонники
существующего порядка. Консервативные писатели имели значительное
влияние на правительство, но читателей у них было меньше, чем у радикалов.
Польское восстание 1863 года и особенно убийство Александра II в 1881 году
оттолкнуло большинство высших и средних классов от радикализма в
практической политике, и реакционная политика правительства Александра III
пользовалась в стране значительной поддержкой. Но этот консерватизм (как
часто происходит с консерватизмом) был последствием страха и инертности.
Тут не было интереса к идеям консерваторов. Мыслящие слои нации
оставались в большинстве своем радикалами и атеистами. И только крошечное
меньшинство среди мыслящих людей – правда, самые независимые,
оригинальные и искренние умы своего времени – отнеслось критически к
догмам агностицизма и демократии и обратилось к творческому воскрешению
христианских и национальных идей. Но независимая мысль вовсе не
интересовала публику – она предпочитала или радикализм, или радикализм,
разведенный водичкой, – и независимым писателям-консерваторам, таким как
Григорьев, Достоевский, Леонтьев, Розанов, приходилось бороться с общим
равнодушием и его последствиями – безработицей и нищетой. Только
Достоевскому удалось победить в этой борьбе. Рассчитывать на внимание
могли только киты политической прессы, представители одного из двух
основных консервативных течений. Этими двумя течениями были –
