История русской литературы с древнейших времен по 1925 год. Том 2
История русской литературы с древнейших времен по 1925 год. Том 2 читать книгу онлайн
Дмитрий Петрович Святополк-Мирский История русской литературы с древнейших времен по 1925 год История русской литературы с древнейших времен по 1925 г.В 1925 г. впервые вышла в свет «История русской литературы», написанная по-английски. Автор — русский литературовед, литературный критик, публицист, князь Дмитрий Петрович Святополк-Мирский (1890—1939). С тех пор «История русской литературы» выдержала не одно издание, была переведена на многие европейские языки и до сих пор не утратила своей популярности. Что позволило автору составить подобный труд? Возможно, обучение на факультетах восточных языков и классической филологии Петербургского университета; или встречи на «Башне» Вячеслава Иванова, знакомство с плеядой «серебряного века» — О. Мандельштамом, М. Цветаевой, А. Ахматовой, Н. Гумилевым; или собственные поэтические пробы, в которых Н. Гумилев увидел «отточенные и полнозвучные строфы»; или чтение курса русской литературы в Королевском колледже Лондонского университета в 20-х годах... Несомненно одно: Мирский являлся не только почитателем, но и блестящим знатоком предмета своего исследования. Книга написана простым и ясным языком, блистательно переведена, и недаром скупой на похвалы Владимир Набоков считал ее лучшей историей русской литературы на любом языке, включая русский. Комментарии Понемногу издаются в России важнейшие труды литературоведов эмиграции. Вышла достойным тиражом (первое на русском языке издание 2001 года был напечатано в количестве 600 экз.) одна из главных книг «красного князя» Дмитрия Святополк-Мирского «История русской литературы». Судьба автора заслуживает отдельной книги. Породистый аристократ «из Рюриковичей», белый офицер и убежденный монархист, он в эмиграции вступил в английскую компартию, а вначале 30-х вернулся в СССР. Жизнь князя-репатрианта в «советском раю» продлилась недолго: в 37-м он был осужден как «враг народа» и сгинул в лагере где-то под Магаданом. Некоторые его работы уже переизданы в России. Особенность «Истории русской литературы» в том, что она писалась по-английски и для англоязычной аудитории. Это внятный, добротный, без цензурных пропусков курс отечественной словесности. Мирский не только рассказывает о писателях, но и предлагает собственные концепции развития литпроцесса (связь литературы и русской цивилизации и др.). Николай Акмейчук Русская литература, как и сама православная Русь, существует уже более тысячелетия. Но любознательному российскому читателю, пожелавшему пообстоятельней познакомиться с историей этой литературы во всей ее полноте, придется столкнуться с немалыми трудностями. Школьная программа ограничивается именами классиков, вузовские учебники как правило, охватывают только отдельные периоды этой истории. Многотомные академические издания советского периода рассчитаны на специалистов, да и «призма соцреализма» дает в них достаточно тенденциозную картину (с разделением авторов на прогрессивных и реакционных), ныне уже мало кому интересную. Таким образом, в России до последнего времени не существовало книг, дающих цельный и непредвзятый взгляд на указанный предмет и рассчитанных, вместе с тем, на массового читателя. Зарубежным любителям русской литературы повезло больше. Еще в 20-х годах XIX века в Лондоне вышел капитальный труд, состоящий из двух книг: «История русской литературы с древнейших времен до смерти Достоевского» и «Современная русская литература», написанный на английском языке и принадлежащий перу… известного русского литературоведа князя Дмитрия Петровича Святополка-Мирского. Под словом «современная» имелось в виду – по 1925 год включительно. Книги эти со временем разошлись по миру, были переведены на многие языки, но русский среди них не значился до 90-х годов прошлого века. Причиной тому – и необычная биография автора книги, да и само ее содержание. Литературоведческих трудов, дающих сравнительную оценку стилистики таких литераторов, как В.И.Ленин и Л.Д.Троцкий, еще недавно у нас публиковать было не принято, как не принято было критиковать великого Л.Толстого за «невыносимую абстрактность» образа Платона Каратаева в «Войне и мире». И вообще, «честный субъективизм» Д.Мирского (а по выражению Н. Эйдельмана, это и есть объективность) дает возможность читателю, с одной стороны, представить себе все многообразие жанров, течений и стилей русской литературы, все богатство имен, а с другой стороны – охватить это в едином контексте ее многовековой истории. По словам зарубежного биографа Мирского Джеральда Смита, «русская литература предстает на страницах Мирского без розового флера, со всеми зазубринами и случайными огрехами, и величия ей от этого не убавляется, оно лишь прирастает подлинностью». Там же приводится мнение об этой книге Владимира Набокова, известного своей исключительной скупостью на похвалы, как о «лучшей истории русской литературы на любом языке, включая русский». По мнению многих специалистов, она не утратила своей ценности и уникальной свежести по сей день. Дополнительный интерес к книге придает судьба ее автора. Она во многом отражает то, что произошло с русской литературой после 1925 года. Потомок древнего княжеского рода, родившийся в семье видного царского сановника в 1890 году, он был поэтом-символистом в период серебряного века, белогвардейцем во время гражданской войны, известным литературоведом и общественным деятелем послереволюционной русской эмиграции. Но живя в Англии, он увлекся социалистическим идеями, вступил в компартию и в переписку с М.Горьким, и по призыву последнего в 1932 году вернулся в Советский Союз. Какое-то время Мирский был обласкан властями и являлся желанным гостем тогдашних литературных и светских «тусовок» в качестве «красного князя», но после смерти Горького, разделил участь многих своих коллег, попав в 1937 году на Колыму, где и умер в 1939.«Когда-нибудь в будущем, может, даже в его собственной стране, – писал Джеральд Смит, – найдут способ почтить память Мирского достойным образом». Видимо, такое время пришло. Лучшим, самым достойным памятником Д.П.Мирскому служила и служит его превосходная книга. Нелли Закусина "Впервые для массового читателя – малоизвестный у нас (но высоко ценившийся специалистами, в частности, Набоковым) труд Д. П. Святополк-Мирского". Сергей Костырко. «Новый мир» «Поздней ласточкой, по сравнению с первыми "перестроечными", русского литературного зарубежья можно назвать "Историю литературы" Д. С.-Мирского, изданную щедрым на неожиданности издательством "Свиньин и сыновья"». Ефрем Подбельский. «Сибирские огни» "Текст читается запоем, по ходу чтения его без конца хочется цитировать вслух домашним и конспектировать не для того, чтобы запомнить, многие пассажи запоминаются сами, как талантливые стихи, но для того, чтобы еще и еще полюбоваться умными и сочными авторскими определениями и характеристиками". В. Н. Распопин. Сайт «Book-о-лики» "Это внятный, добротный, без цензурных пропусков курс отечественной словесности. Мирский не только рассказывает о писателях, но и предлагает собственные концепции развития литпроцесса (связь литературы и русской цивилизации и др.)". Николай Акмейчук. «Книжное обозрение» "Книга, издававшаяся в Англии, написана князем Святополк-Мирским. Вот она – перед вами. Если вы хотя бы немного интересуетесь русской литературой – лучшего чтения вам не найти!" Обзор. «Книжная витрина» "Одно из самых замечательных переводных изданий последнего времени". Обзор. Журнал «Знамя» Источник: http://www.isvis.ru/mirskiy_book.htm === Дмитрий Петрович Святополк-Мирский (1890-1939) ===
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
не особенно могучим древом. Она была эклектична; высокий уровень
пушкинской поры остался позади, она не верила в собственное право на
существование, и только искала компромисса между чистым искусством и
общественной пользой. Типичные русские «викторианцы» – Полонский,
Майков, Алексей Толстой – писали иногда очень хорошие стихи, но в
сравнении со своими великими современниками-прозаиками казались чуть ли
не карликами, и не только по силе таланта, но и по владению мастерством.
Поэзия в их руках не могла развиваться. Но кроме них были и другие поэты,
которые, вырвавшись из «викторианского компромисса» и устремившись в
диаметрально противоположных направлениях, создали поэзию более мощную,
менее декадентскую и более плодотворную. Это были Некрасов и Фет.
Некрасов (1821–1877) отбросил весь арсенал средств традиционной
поэзии и ввел новый стиль, гораздо более реалистический и смело-модернист -
ский. Его мощный и неотшлифованный гений создал произведения огромной
силы, но те, кто могли бы быть его учениками, неспособны были ничему у него
научиться, так же как и он был неспособен их чему-нибудь научить. Они
смогли позаимствовать у него только главную тему – «страдания народа», – но
никак не буйную и импульсивную оригинальность. «Эстеты» Некрасова
презирали, а радикалы им хотя и восхищались, но в основном за благородные
гражданские чувства. Они соглашались, что стих его грубоват, но все его
недостатки следует, считали они, простить за благородные чувства, которые он
выражает. Только в наше время выяснилось, что Некрасов не только хороший
демократ (в действительности он был как демократ очень плох!), но и великий
и совершенно оригинальный поэт. В те времена никто даже подражать ему не
28
умел, и гражданская поэзия в руках его продолжателей впала в полное
ничтожество. Фет (1820–1892), со своей стороны, отверг компромисс ради
чистой поэзии. Для него поэзия была чистейшей эссенцией, чем-то вроде
разреженного воздуха на горных вершинах – не дом человеческий, а святилище.
Ранние его стихи (1840–1860) – это чистая музыка, и он во многом
предвосхитил самые оригинальные черты Верлена.
В 60-е гг. антиэстетическая критика высвистала его из литературы, и он
перестал печататься. Он вел жизнь обычного помещика, поддерживал
отношения с Толстым и жизненной практикой подкреплял свое убеждение, что
поэзия и жизнь – разные вещи. Занявшись увеличением своих доходов, он
только изредка восходил на горные вершины поэзии. В течение двадцати лет он
не напечатал ни одной строчки. Когда же он снова появился перед читателем с
подборкой избранных стихов этого двадцатилетия, он был уже другим поэтом.
Поздние стихи, собранные в четырех выпусках Вечерних огней (1883–1891),
менее музыкальны, чем его ранние песни, более напряженны, более сжаты и в
них больше мысли. Идеал чистой поэзии тут достигается методами,
напоминающими Малларме и Поля Валери. Это чистое золото, без малейшей
примеси. Короткие стихотворения, обычно не более чем в три строфы,
исполнены поэтической значимости, и хотя темой их является страсть, в
действительности они говорят о творческом процессе, извлекающем из
эмоционального сырья чистую эссенцию поэзии. Фет высоко ценился теми, кто
не мерит поэзию по шкале прогрессивной гражданственности. Но принципы
его позднего творчества были по-настоящему усвоены, восприняты только
символистами, с самого начала признавшими Фета одним из величайших своих
учителей.
Если же не считать Фета, то поэзия «искусства для искусства» упала так
же низко, как и гражданская. Даже по сравнению с тогдашними романистами
поэты, родившиеся между 1830 и 1850 гг., вызывают только презрение.
Основной причиной этого является опять-таки пренебрежение к мастерству.
Особенно хорошо это видно в произведениях Константина Случевского (1837–
1904), в котором были зачатки гениальности, но который мог выразить себя
только заикаясь. Он очень рано начал печататься, но, как и Фет, был вынужден
замолчать из-за свиста нигилистской критики и, как и Фет, перестал
публиковаться. Когда атмосфера для поэзии стала легче, он снова явился перед
публикой и в 1880 г. напечатал сборник своих стихов. Радикалы приняли его не
лучше, чем за двадцать лет перед тем, но к этому времени появились новые
читатели, которые могли оценить его не с точки зрения общественной пользы.
Он стал даже чем-то вроде главы поэтической школы, и его иногда называли
королем поэтов, но, будучи только заикой, не имеющим представления о самых
основных положениях своего ремесла, он не мог иметь плодотворного влияния.
Несмотря на низкий уровень поэтического мастерства, Случевский
настоящий поэт и при этом поэт необычайно интересный. Как и Некрасов, но
по-иному, он стремился разорвать путы романтической традиции и
присоединить к поэзии области, которые ранее считались ей не
принадлежащими. У него был философский ум, и он хорошо знал современную
научную литературу. У него было великолепное видение мира, позволявшее
наслаждаться безграничным многообразием живых существ и предметов. Его
«географические» стихи, особенно вдохновленные русским Севером и
мурманским побережьем, принадлежат к числу лучших. Но еще сильнее его
притягивали вечные вопросы добра и зла, жизни и смерти. Он размышлял о
проблеме личного бессмертия, и некоторые его стихи на эту тему
поразительны. У него был чудесный дар выражать свою веру в стихах
29
запоминающихся и острых. В одном из его пасхальных стихотворений Мария
обнаруживает, что Христа нет в могиле:
И мироносицы бежали...
Бегут... Молчат... Признать не смеют,
Что смерти – нет, что будет час,
Их гробы тоже опустеют,
Пожаром неба осветясь.
И по контрасту с этим в другом стихотворении представлена ужасающая
картина Страшного суда:
...В зеленом свете,
Струившемся не от погасших солнц,
А от Господня гнева...
Господь, как в Страшном суде Микеланджело, встает, чтоб проклясть все
человечество, «ибо прощение бесполезно, оно может быть даровано лишь
нерожденному младенцу».
Другое страшное видение – После казни в Женеве: поэт видит сон, что он
стал «звенящей чувствительной струной», натянутой на балалайку как на
пыточное колесо, и какая-то «старуха страшная» играет на этой струне псалом.
А рядом с этим стихотворением, исполненным такого символического смысла
(и так ценившегося символистами), – другое стихотворение – Поп Елисей, по
форме рассказ в стихах некрасовского толка, по теме поразительно
напоминающий толстовский рассказ Дьявол. Вспышки гения нередко мелькают
в его стихах, но в целом они не удовлетворяют и даже сердят, потому что
читаешь и чувствуешь, что все это могло бы быть выражено гораздо лучше,
если бы Случевский жил не в такое выродившееся время.
5. ЛИДЕРЫ ИНТЕЛЛИГЕНЦИИ: МИХАЙЛОВСКИЙ
У слова интеллигенция два значения. В более широком смысле оно
включает все образованные классы и свободные профессии, независимо от их
политических взглядов и градуса политической активности. В более узком
смысле оно обозначает особый сектор этих классов – тех, кто активно и
ревностно заинтересован в решении политических и общественных вопросов.
В еще более узком смысле оно в дореволюционной России стало обозначать
только более или менее радикально настроенные группы. Славянофилы и
консерваторы не были «интеллигенцией». В этом смысле интеллигенция –
замкнутый круг посвященных, секта, чуть ли не рыцарский орден. Такой
