История русской литературы с древнейших времен по 1925 год. Том 1
История русской литературы с древнейших времен по 1925 год. Том 1 читать книгу онлайн
Дмитрий Петрович Святополк-Мирский История русской литературы с древнейших времен по 1925 год История русской литературы с древнейших времен по 1925 г.В 1925 г. впервые вышла в свет «История русской литературы», написанная по-английски. Автор — русский литературовед, литературный критик, публицист, князь Дмитрий Петрович Святополк-Мирский (1890—1939). С тех пор «История русской литературы» выдержала не одно издание, была переведена на многие европейские языки и до сих пор не утратила своей популярности. Что позволило автору составить подобный труд? Возможно, обучение на факультетах восточных языков и классической филологии Петербургского университета; или встречи на «Башне» Вячеслава Иванова, знакомство с плеядой «серебряного века» — О. Мандельштамом, М. Цветаевой, А. Ахматовой, Н. Гумилевым; или собственные поэтические пробы, в которых Н. Гумилев увидел «отточенные и полнозвучные строфы»; или чтение курса русской литературы в Королевском колледже Лондонского университета в 20-х годах... Несомненно одно: Мирский являлся не только почитателем, но и блестящим знатоком предмета своего исследования. Книга написана простым и ясным языком, блистательно переведена, и недаром скупой на похвалы Владимир Набоков считал ее лучшей историей русской литературы на любом языке, включая русский. Комментарии Понемногу издаются в России важнейшие труды литературоведов эмиграции. Вышла достойным тиражом (первое на русском языке издание 2001 года был напечатано в количестве 600 экз.) одна из главных книг «красного князя» Дмитрия Святополк-Мирского «История русской литературы». Судьба автора заслуживает отдельной книги. Породистый аристократ «из Рюриковичей», белый офицер и убежденный монархист, он в эмиграции вступил в английскую компартию, а вначале 30-х вернулся в СССР. Жизнь князя-репатрианта в «советском раю» продлилась недолго: в 37-м он был осужден как «враг народа» и сгинул в лагере где-то под Магаданом. Некоторые его работы уже переизданы в России. Особенность «Истории русской литературы» в том, что она писалась по-английски и для англоязычной аудитории. Это внятный, добротный, без цензурных пропусков курс отечественной словесности. Мирский не только рассказывает о писателях, но и предлагает собственные концепции развития литпроцесса (связь литературы и русской цивилизации и др.). Николай Акмейчук Русская литература, как и сама православная Русь, существует уже более тысячелетия. Но любознательному российскому читателю, пожелавшему пообстоятельней познакомиться с историей этой литературы во всей ее полноте, придется столкнуться с немалыми трудностями. Школьная программа ограничивается именами классиков, вузовские учебники как правило, охватывают только отдельные периоды этой истории. Многотомные академические издания советского периода рассчитаны на специалистов, да и «призма соцреализма» дает в них достаточно тенденциозную картину (с разделением авторов на прогрессивных и реакционных), ныне уже мало кому интересную. Таким образом, в России до последнего времени не существовало книг, дающих цельный и непредвзятый взгляд на указанный предмет и рассчитанных, вместе с тем, на массового читателя. Зарубежным любителям русской литературы повезло больше. Еще в 20-х годах XIX века в Лондоне вышел капитальный труд, состоящий из двух книг: «История русской литературы с древнейших времен до смерти Достоевского» и «Современная русская литература», написанный на английском языке и принадлежащий перу… известного русского литературоведа князя Дмитрия Петровича Святополка-Мирского. Под словом «современная» имелось в виду – по 1925 год включительно. Книги эти со временем разошлись по миру, были переведены на многие языки, но русский среди них не значился до 90-х годов прошлого века. Причиной тому – и необычная биография автора книги, да и само ее содержание. Литературоведческих трудов, дающих сравнительную оценку стилистики таких литераторов, как В.И.Ленин и Л.Д.Троцкий, еще недавно у нас публиковать было не принято, как не принято было критиковать великого Л.Толстого за «невыносимую абстрактность» образа Платона Каратаева в «Войне и мире». И вообще, «честный субъективизм» Д.Мирского (а по выражению Н. Эйдельмана, это и есть объективность) дает возможность читателю, с одной стороны, представить себе все многообразие жанров, течений и стилей русской литературы, все богатство имен, а с другой стороны – охватить это в едином контексте ее многовековой истории. По словам зарубежного биографа Мирского Джеральда Смита, «русская литература предстает на страницах Мирского без розового флера, со всеми зазубринами и случайными огрехами, и величия ей от этого не убавляется, оно лишь прирастает подлинностью». Там же приводится мнение об этой книге Владимира Набокова, известного своей исключительной скупостью на похвалы, как о «лучшей истории русской литературы на любом языке, включая русский». По мнению многих специалистов, она не утратила своей ценности и уникальной свежести по сей день. Дополнительный интерес к книге придает судьба ее автора. Она во многом отражает то, что произошло с русской литературой после 1925 года. Потомок древнего княжеского рода, родившийся в семье видного царского сановника в 1890 году, он был поэтом-символистом в период серебряного века, белогвардейцем во время гражданской войны, известным литературоведом и общественным деятелем послереволюционной русской эмиграции. Но живя в Англии, он увлекся социалистическим идеями, вступил в компартию и в переписку с М.Горьким, и по призыву последнего в 1932 году вернулся в Советский Союз. Какое-то время Мирский был обласкан властями и являлся желанным гостем тогдашних литературных и светских «тусовок» в качестве «красного князя», но после смерти Горького, разделил участь многих своих коллег, попав в 1937 году на Колыму, где и умер в 1939.«Когда-нибудь в будущем, может, даже в его собственной стране, – писал Джеральд Смит, – найдут способ почтить память Мирского достойным образом». Видимо, такое время пришло. Лучшим, самым достойным памятником Д.П.Мирскому служила и служит его превосходная книга. Нелли Закусина "Впервые для массового читателя – малоизвестный у нас (но высоко ценившийся специалистами, в частности, Набоковым) труд Д. П. Святополк-Мирского". Сергей Костырко. «Новый мир» «Поздней ласточкой, по сравнению с первыми "перестроечными", русского литературного зарубежья можно назвать "Историю литературы" Д. С.-Мирского, изданную щедрым на неожиданности издательством "Свиньин и сыновья"». Ефрем Подбельский. «Сибирские огни» "Текст читается запоем, по ходу чтения его без конца хочется цитировать вслух домашним и конспектировать не для того, чтобы запомнить, многие пассажи запоминаются сами, как талантливые стихи, но для того, чтобы еще и еще полюбоваться умными и сочными авторскими определениями и характеристиками". В. Н. Распопин. Сайт «Book-о-лики» "Это внятный, добротный, без цензурных пропусков курс отечественной словесности. Мирский не только рассказывает о писателях, но и предлагает собственные концепции развития литпроцесса (связь литературы и русской цивилизации и др.)". Николай Акмейчук. «Книжное обозрение» "Книга, издававшаяся в Англии, написана князем Святополк-Мирским. Вот она – перед вами. Если вы хотя бы немного интересуетесь русской литературой – лучшего чтения вам не найти!" Обзор. «Книжная витрина» "Одно из самых замечательных переводных изданий последнего времени". Обзор. Журнал «Знамя» Источник: http://www.isvis.ru/mirskiy_book.htm === Дмитрий Петрович Святополк-Мирский (1890-1939) ===
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
справедливо замечает, что только теперь, пройдя длительное
обучение в школе современной поэзии, мы в самом деле способны
почувствовать и понять поэтический метод Слова. Слишком оно
ново, чтобы кто-нибудь мог подделать его в 1795 году.
Большую роль в поэме играет символизм природы и параллели с
нею. Движения человека имеют свои «подобия» в движениях
«растительного универсума». На эту черту ссылались как на
доказательство близости Слова к «народной поэзии». Может быть,
некоторая близость и существует, но нет никакого сходства с более
поздними великорусскими и украинскими народными песнями.
Кроме того, очень похожие параллели с природой давным-давно
существовали как форма выражения в византийской духовной
риторике.
Слово о полку Игореве, единственное во всей древнерусской
литературе, стало национальной классикой; оно известно каждому
образованному русскому человеку, а любители поэзии нередко знают
его наизусть. Качество этой поэзии совершенно не то, что качество
поэзии в классический век Пушкина, но нельзя считать его низшим.
Если Пушкин величайший классический поэт России, то автор
Слова – величайший мастер орнаментальной, романтической и
символической поэзии. Его произведение – постоянная череда
пурпурных лоскутьев, самый малый из которых не имеет равного
себе в современной русской поэзии. Девятнадцатый век, и особенно
его вторая, выродившаяся половина, с характерным отсутствием
вкуса производила модернизацию текста поэмы, которая, сохраняя
костяк, разрушала ритм и аромат. Нужно ли говорить, что сегодня эта
модернизация выглядит куда менее современно, чем оригинал.
Современные поэты, насквозь пропитанные ее символическими
реминисценциями, не отваживаются подражать ее методам.
Язык Слова, конечно же, устарел и для совершенно
некультурного русского человека непонятен. Это обычный славяно-
русский язык двенадцатого века с некоторыми особенностями. Но
для того, чтобы его понимать, русскому читателю, особенно если он
читал славянскую Библию и понимает славянские молитвы (что, к
сожалению, встречается все реже, а в следующем поколении и вовсе
станет редкостью), – этому читателю понадобится совсем небольшая
подготовка.
Для того чтобы дать хотя бы самое приблизительное
представление о поэме, я решаюсь дать четыре отрывка из нее в
английском переводе.
Первый – из начала. Автор, сперва отвергший мысль о подражании
Бояну, в конце концов все-таки соблазняется примером старшего поэта и
начинает слагать подходящее для своей поэмы начало в манере Бояна.
«Не буря соколы занесе чрез поля широкая, галици стады
бежать к Дону великому». Чи ли въспети было, вещей Бояне, Велесов
внуче: «Комони ржуть заСулою, звенить слава в Кыеве. Трубы
трубять в Новеграде, стоять стязи в Путивле». Игорь ждет мила
брата Всеволода. И рече ему буй тур Всеволод: «Один брат, один
свет светлый ты, Игорю, оба есве Святъславличя! Седлай, брате,
свои бръзыи комони, а мои ти готови, оседлани у Курська напереди.
А мои ти куряни сведоми къмети: под трубами повити, под шеломы
възлелеяни, конец копия въскрмлени; пути им ведоми, яругы им
знаеми, луци у них напряжени, тули отворени, сабли изъострени;
сами скачють, акы серыи влъци в поле, ищучи себе чти, а князю
славе».
Тогда вступи Игорь князь в злат стремень, и поеха по чистому
полю. Солнце ему тьмою путь заступаше; нощь, стонущи ему
грозою, птичь убуди; свист зверин въста, збися Див, кличет върху
древа: велит послушати земли незнаеме – Влъзе, и Поморию, и
Посулию, и Сурожу, и Корсуню, и тебе Тьмутораканьскый блъван! А
Половци неготовами дорогами побегоша к Дону великому; крычат
телегы полунощы, рци, лебеди роспущени. Игорь к Дону вои ведет.
Уже бо беды его пасет птиц по дубию; влъци грозу въсрожат по
яругам; орли клектом на кости звери зовут; лисици брешут на
чръленые щиты. О, Русская земле! уже за шеломянем ecu!
Длъго ночь мркнет. Заря свет запала, мъгла поля покрыла;
щекоть славий успе, говор галич убуди. Русичи великая поля
чрълеными щиты прегородиша, ищучи себе чти, а князю – славы.
Следующий отрывок рассказывает о поражении Игоря.
Начинается он с воспоминания о междоусобных войнах
одиннадцатого столетия.
Тогда по Русской земле ретко ратаеве кикахуть, но часто врани
граяхут, трупиа себе деляче; а галици свою речь говоряхуть, хотят
полетети на уедие. То было в ты рати и в ты пълкы, а сицеи рати
не слышано.
С зараниа до вечера, с вечера до света летят стрелы каленыя, гримлют
сабли о шеломы, трещат копиа харалужныяе в поле незнаеме, среди земли
Половецкыи. Чръна земля под копыты костьми была посеяна, а кровию
польяна; тугою взыдоша по Русской земли.
Что ми шумит, что ми звенит далече рано пред зорями? Игорь
плъкы заворочает: жаль бо ему мила брата Всеволода. Бишася день,
бишася другый; третьяго дни к полуднию падоша стязи Игоревы. Ту
ся брата разлучиста на брезе быстрой Каялы. Ту кроваваго вина не
доста; ту пир на брезе быстрой Каялы. Ту кроваваго вина не доста;
ту пир докончаша храбрии русичи; сваты попоиша, а сами полегоша
за землю Русскую. Ничить трава жалощами, а древо с тугою к
земли преклонилось.
В следующем отрывке описывается жена Игоря Ярославна (т. е.
дочь Ярослава), которая плачет о своем муже.
На Дунаи Ярославнын глас ся слышит; зегзицею незнаема рано
кычеть. «Полечю, рече, зегзицею по Дунаеви, омочю бебрян рукав в
Каял реце, утру князю кровавыя его раны на жестоцем его теле».
Ярославна рано плачет в Путивле на забрале, аркучи. «О, ветре,
ветрило! Чему, господине, насильно вееши? Чему мычеши
Хиновьския стрелкы на своею нетрудною крилцю на моея лады вои?
Мало ли ти бяшет горе под облакы веяти, лелеючи корабли на сине
море? Чему, господине, мое веселие по ковылию развея?» Ярославно
рано плачет Путивлю городу на забороле, аркучи: «О! Днепре
Словутицю! Ты пробил ecu каменныя горы сквозе землю Половецкую.
Ты лелеял ecu на себе Святославли насады до плъку Кобякова.
Възлелей, господине, мою ладу к мне, а бых не слала к нему слез на
море рано». Ярославна раноплачет в Путивле на забрале, аркучи:
«Светлое и тресветлое слънце! Всем тепло и красно ecu. Чему,
господине, простре горячюю свою лучю на ладе вои? В поле безводне
жаждею имь лучи съпряже, тугою им тули затче?»
За этим сразу же без перехода следует бегство Игоря из плена:
Прысну море полунощи; идут сморци мъглами. Игореви князю
Бог путь кажет из земли Половецкой на землю Русскую, к отню
злату столу. Погасоша вечеру зари. Игорь спит. Игорь бдит. Игорь
мыслию поля мерит от великаго Дону до малаго Донца. Комонь в
полуночи Овлур свисну за рекою; велить князю разумети: князю
Игорю не быть пленну. Стукну земля, вшуме трава, вежи ся
Половецкии подвизашася. А Игорь князь поскочи горнастаем к
тростию и белым гоголем на воду. Въеръжеся на бърз комонь и скочи
с него бурым влъком, и потече к лугу Донца, и полете соколом под
мъглами, избивая гуси и лебеди завтроку и обеду и ужине. Коли