Наследие кельтов. Древняя традиция в Ирландии и Уэльсе

Уицилопочтли вышел из ее чрева в полном вооружении, как Паллада из головы Зевса,

убил их и отдал матери все их добро. Мать великого мексиканского героя Кетцалькоатля

также была девственницей. Ее посетил бог, который своим дыханием зачал в ее чреве

новую жизнь. Родители индийского бога Кришны были заключены в темницу, потому что,

согласно пророчеству, их сын должен убить царя, брата собственной его матери. Сразу

после рождения Кришна предстал перед отцом и матерью во всем своем божественном

величии, двери темницы тут же распахнулись, оковы спали, и вся семья вышла на

свободу. Тут Кришна вновь принял облик младенца, отец взял его на руки и понес, а

когда они переходили через реку, воды ее вздулись и едва не поглотили их. Затем Кришна

был оставлен на воспитание в хижине пастухов. Преданий подобного рода не счесть,

даже если не обращаться к библейским и античным источникам, а помимо того

существует множество рассказов о героях, рожденных в инцесте, брошенных на волю

волн или взращенных животными.

2

С точки зрения «нормального порядка вещей», способ зачатия и рождения героя

представляется «совершенно неправильным». Обыкновенно дети рождаются у женатых

родителей, которые не состоят между собой в кровном родстве. Герой же, как правило,

оказывается зачат «незаконно» — мать его не замужем, и родится он вне брака. Если

мать замужем, то зачинает она ребенка в прелюбодействе, причем «ненормальность»

связи нередко подчеркивается насилием или обманом. В довершение всего мы

сталкиваемся с попранием неприкосновенности семьи: отец зачинает героя с дочерью,

сын — с матерью, брат — с сестрой. Более того, нарушаются даже законы природы,

ибо бесплодная женщина зачинает героя, просто выпив воды, проглотив червяка, съев

рыбу или зернышко пшеницы.

И, тем не менее, изначально это были религиозные повести, которые, как люди верили,

даровали слушателям спасение и возвышали их. Мы уже упоминали, что их было

принято исполнять при рождении детей, и предположили, что они служили образцами, в

свете которых надлежало истолковывать суть обычных рождений. Однако они,

безусловно, никоим образом не должны были служить примерами для подражания в

реальной жизни. Чтобы устранить парадокс, мифы нужно рассматривать как символ

трансцендентального смысла рождения, того смысла, какой рождение имеет в аспекте

незримого мира. С земной точки зрения ребенка зачинают ненамеренно, в результате

брачной связи супругов, без вмешательства каких-либо иных сил. Однако с точки зрения

сверхъестественного мира рождение ребенка предрешено, родители «избраны», время и

место предначертаны, и первые годы его жизни «промоделированы» еще до зачатия.

Враждебность земных сил не может помешать появлению ребенка, мать его не имеет

выбора и поэтому в некотором смысле всегда подвергается насилию.

И в каждом зачатии присутствует третий фактор. Биологически ребенок является

продолжением своих земных родителей, но в то же время он — воплощение некоего

сверхъестественного существа. Верование, что в момент зачатия в чрево матери

проникает некий дух, широко распространено и среди «примитивных» народов, и среди

весьма высокоразвитых. Индиец считает, что «для зачатия необходимо соединение трех

вещей: соитие родителей, благоприятное время для матери и присутствие гандхарвы,

причем первые две могут быть названы лишь необходимыми условиями, тогда как

истинной причиной зачатия является третья». «Муж и Солнце порождают мужа», —

говорит Аристотель. «И отцем себе не называйте никого на земле», — говорит Иисус

(Мф. , 23. 9), а согласно Фоме Аквинскому, «сила души, заключенная в семени

благодаря Духу, создает тело». Мифы сосредоточиваются именно на этом третьем

факторе, символом которого является таинственный зачинатель или оплодотворяющая

субстанция, проглоченная матерью. В некоторых повестях как зачинатель выступает

сверхъестественное существо — Луг, Мананнан, человек-птица или один из жителей

сида. В других это король или пришелец из неведомых земель. В последнем случае

напрашивается аналогия с широко распространенными ритуалами, которые открывали

сверхъестественным силам доступ к женщинам через посредство таких человеческих

воплощений, как цари, жрецы или иноземные пришельцы. Реликты подобных ритуалов в

кельтских странах сохранились и в самих текстах мифологического характера, и в

памятниках более позднего времени. Так, например, король Конхобар, почитавшийся

уладами как «земное божество», имел право первой ночи со всеми невестами уладов,

«так что он становился всем им первым мужем». По изустной традиции, аналогичным

правом обладали и два помощника Балора. Привилегии фениев позволяли им брать себе

любую женщину рода, сколь бы знатной она ни была, и они требовали либо выкупа,

либо права провести с нею ночь накануне ее свадьбы. Босуэлл рассказывает об одном

шотландском лэрде, который утверждал, что формулировка Mercheta Mulierum,

упоминаемая в старинных законах, в самом деле означала право господина на первую

ночь с женой вассала и что собственные его арендаторы до сих пор, когда женятся,

преподносят ему перед свадьбой белую овцу (или выкуп в пять шиллингов). Среди

ирландских эрлов, jus primae noctis (лат.: право первой ночи) было распространено до

недавнего времени, и «любой господин имел право провести ночь с невестой своего

арендатора, причем, как говорят, что закреплялось и в договоре».

В ирландских повестях есть свидетельства, что такое право не ограничивалось первой

ночью после свадьбы: «Когда кто-либо из уладов давал королю Конхобару приют на ночь

в своем доме, тот обыкновенно проводил эту ночь с женой хозяина», существует также

рассказ о сыне одного ирландского верховного короля, который пришел к отцу и сказал:

«Я хочу отправиться в путешествие по стране, и пусть жены всех королей, у которых я

буду гостить, спят со мной». Как пишет Н. К. Чедвик в своем недавнем исследовании,

посвященном пиктскому и кельтскому браку, многое говорит в пользу того, что «король

или его филид имели право на ритуальное зачатие детей с замужними женщинами». В

средневековье на разного рода «шабашах ведьм» аналогичное право распоряжаться

«своими женщинами» имел «дьявол», и об этой же ритуальной практике, видимо,

свидетельствуют многочисленные истории об инкубах и демонах, которые, принимая

облик мужчин, вступали в плотскую связь со смертными женщинами. В «Истории»

Гальфрида Монмутского говорится, что отцом Мерлина был один из таких демонов

Однако зачатие героя нигде не ставится в прямую связь с такими ритуалами, как jus

primae noctis, и возводить эти повести к ритуалам — значит путать причину со

следствием. Дело тут в другом: мифологические реальности, о которых повествуют

истории, составляют также и смысл соответствующих ритуалов. Повести, где

сверхъестественный фактор проникает с водой в рот матери, тоже имеют аналогии в

сфере обычаев. Вера в плодотворящую силу воды веками заставляла бесплодных женщин

пить воду из священных источников или купаться в них в надежде забеременеть, а вера в

то, что сверхъестественные сущности воплощаются в червей и мух, видимо, объясняет,

почему вУэльсе до сих пор о беременной женщине говорят, что она проглотила червя

(pry') или паука ( corryn).

Роль земного отца в повестях сведена к минимуму или вовсе опущена, как бы для того,

чтобы особо подчеркнуть третий фактор зачатия, — ведь матерью героя оказывается

девственница, изолированная от контактов с мужчинами, или женщина замужняя, но

вплоть до вмешательства третьего фактора бесплодная. Противоречивый эпизод из саги