Красная рубашка, красный сок, красный рассвет (СИ)

Красного человечка вытесняет зеленый. Цвет Ньюта тоже сменяется, и он торопливо шагает через дорогу.

Сегодня Ньют впервые за последнюю неделю идет в школу пешком. До этого его подвозил Томас. Ньют и сам не знал, почему решил вдруг отказаться. Быть может, ему не хватало привычного плеча Минхо рядом со своим. Быть может, ему стало страшно, что друг потерян. А может и что-то еще. В любом случае то, что Минхо неделю ночевал у себя дома казалось невероятной дикостью.

Парадокс.

Глаза цвета кофе выделяют Ньюта из толпы сразу. Всегда безошибочно. Всегда быстро. Глаза цвета кофе всегда вспыхивают двумя маленькими солнышками при виде друга. Сам Минхо расплывается в донельзя довольной улыбке. Ньют иногда поражался, как у Минхо хватает жизнерадостности, чтобы выглядеть таким счастливым. Да еще и с утра. Да еще и когда перед ним — кислое лицо.

Минхо приветствует Ньюта так, будто не видел по меньшей мере лет десять. Он кричит какие-то шутки, в смысл которых Ньют даже не вдается. Все глупости. Минхо обнимает Ньюта так крепко, что кажется, у того хрустят кости. Вот прямо сейчас сломаются. Минхо хлопает Ньюта по плечу так активно, что у того подкашиваются ноги. Он упадет. Минхо пускает пальцы Ньюту в волосы и то ли треплет их, то ли просто зачем-то тянет. Он же их вырвет такими темпами.

Глядя на веселого Минхо, Ньют думает, что унылое выражение лица — явно не то, чего друг ожидал. Ньют хороший актер, он вспоминает. Он не должен портить настроение окружающим своим видом. Меньше всего самому Ньюту хочется грузить друзей своими проблемами.

Ньют расцветает на глазах. Вот на губах появляется легкая полуулыбка. Наверное, никто не может такую повторить. Взгляд становится кристально чистым, словно в глазах наконец-то расплылся утренний туман. Ньют смотрит на Минхо с искренней радостью и благодарностью. В тот момент он думает только о том, как много друг для него сделал и через сколько прошел. Морщинка между бровями разглаживается, и лицо озаряется совершенно по-новому.

Минхо видит, как нелегко дается такое преображение другу. Минхо понимает, что Ньют так привык жить в вечном напряжении, что не верит нынешнему затишью. Он ищет во всем подвох. Ньют ведет себя слишком подозрительно. Он присматривается ко всему пристально. Он, похожий на дикого зверька, долго принюхивается, прежде чем сделать новый шаг. Ньюта не отпускает красное предчувствие.

Минхо удивлен, что при такой бдительности Ньют не замечает странности в поведении Томаса. Ньют подпустил его чрезмерно быстро. Минхо отчего-то обидно. Конечно, Томас не знает и третьей части от того, что известно Минхо. Ведь полторы недели против чуть более трех лет — ничто. Но все же…

Минхо боится спросить друга о Томасе. Он хочет побиться головой о стену — никогда с ним не было такого. Он всегда с легкостью подбирал слова. Он всегда говорил в лоб. Он теперь понимал, что вести себя надо аккуратно.

Но вообще-то Минхо точно знает, что поговорить в любом случае придется. Минхо думает об этом весь день. Он мучается, он пытается унять душевные метания, а Ньют делает вид, что ничего этого не видит. Он как никто другой знает, что Минхо в любом случае рано или поздно поделится мыслями. Он не тот человек, который будет держать накопившееся в себе. Он — не Ньют.

Уже в школе, почти к концу учебного дня Минхо суетливой птичкой подлетает к Ньюту и по-свойски закидывает другу руку на плечо. Это привычка. Они так делают всегда.

— Как там с твоим объектом обожания?

Ньют хлопает себя ладонью по лбу. По понятным только самому Минхо причинам он называет Томаса лишь так. Будто у парня и вовсе имени нет. Будто он — неживой. Предмет. Тот самый объект.

— И кто это? — слышится сзади.

Кровь то ли внезапно исчезает из тела с концами, то ли просто резко леденеет. Сердце решает заняться опасными прыжками и, забравшись повыше, в горло, летит вниз. Разбивается где-то в пятках. Стальные шипы сжимаются в груди. Ньюту сложно дышать.

Он старается успокоить шатающиеся нервы. Он делает глубокий вдох. Он оборачивается на знакомый голос. Шоколадные глаза сталкиваются с янтарными. В темном янтаре почему-то не видно ни огней, ни лучей солнца. Ньют отводит взгляд. Он не знает, что ответить.

Потому что перед ним — «объект обожания».

========== Глава 3 ==========

Холода заставляют сменить красную рубашку на красный свитер. На нем — какая-то глупая белая рожица. В самом центре. Она занимает грудь и живот. Рожица улыбается. Ньюта она раздражает. Томаса это забавляет.

Ньют продолжает параноидально замечать вокруг себя только красный цвет. Он считает, сколько раз на светофорах ему встречаются красные человечки. Он считает, сколько раз учителя обводят что-то на доске красным мелом. Он считает, сколько людей прошло мимо него в красной одежде.

Ньют сходит с ума. И его безумие окрашено красным.

Мать с каждым днем улыбается все меньше. Ее зависимость стачивает острые углы упертости. Как вода стачивает камни. Мать не желает искать работу. Мать не желает делать что-то по дому. Она не собирается готовить, разговаривать с сыном, не собирается делать хоть что-нибудь со своим состоянием. С каждым часом она все больше впадает в уныние. Ее обычное настроение — меланхоличное. Она сутки напролет лежит у себя в комнате и смотрит в потолок. Она не интересуется, как у Ньюта дела. Ей плевать, что Минхо у них опять практически поселился.

Она словно потерялась. Снова.

Ничего не будет по-другому, понимает Ньют. Красное предчувствие не обмануло. Затишье медленно превращалось в шторм.

Ньют все силы бросает только на то, чтобы не заразиться таким состоянием от матери. Он почти не бывает дома. Он пропадает на подработке, вновь стирая руки в кровь. Он бесцельно бродит по городу, уставившись себе под ноги. Он гуляет с Томасом, провожает с ним красный закат, любуется красными бликами в его волосах, а затем уходит домой. Там его ждет Минхо.

Ньют знает, что поступает неправильно. Ему нужно сидеть с матерью, пытаться ее вразумить. Возможно, отвести в больницу. Возможно, элементарно поговорить. Возможно, сделать для нее что-то приятное и необычное.

Но Ньют не делает ничего. Пускает все на самотек. Наблюдает за тонущим кораблем, хотя и сам находится на нем.

Ньют не замечает, что он сам кардинально изменился. Он не может уже описать свой характер. Он не может сказать, всегда он ли пытался растягивать губы в притворной улыбке или когда-то ему действительно нравилось улыбаться. Он не знает, было ли в его взгляде когда-то тепло и покой или в нем всегда шли нескончаемые дожди.

Минхо видит эти перемены. Он пытался вначале о чем-то поговорить. Но Ньют стал срываться чаще. Снова набросился на друга. Накричал. И Минхо прекратил попытки чем-то помочь.

Теперь он занял свое почетное место рядом с Ньютом на тонущем корабле.

Минхо смотрит, как у друга съезжает крыша, но ничего не предпринимает. Ему не позволяют сделать даже вдох, если он имеет какое-то отношение к тому, что происходит с Ньютом.

Томас — даже Томас — видит, что что-то не так. Видит, что поведение Ньюта неправильное. Он понимает, что человек в здравом уме не будет себя так вести. Ньют сначала был чрезмерно депрессивным и мрачным. Не улыбался, почти не говорил, не прикасался к еде, не выходил на улицу. Потом Ньют становился пугающе веселым. Вытаскивал друзей на прогулки, смеялся и шутил. В глазах его плясали огни и чертята.

И эти настроения сменяют друг друга, будто следуют какому-то неизвестному графику работы.

Ньют не позволяет говорить на эту тему. Минхо молчит. Томас ничего не спрашивает.

Томас так и не рассказал то, что должен был. То, что обещал Терезе. Прошла неделя, потом прошла еще одна, но Томас молчал.

Тереза обижается.

Ньют ни о чем не подозревает.

Минхо все больше присматривается к Томасу. Он точно чувствует, что тот скрывает что-то важное.

Так тянутся дни. Ньют — больше не Ньют.