Красная рубашка, красный сок, красный рассвет (СИ)

Томасу очень хотелось бы с этого посмеяться. Но ему отчего-то было грустно.

Томасу казалось, что с Ньютом они знакомы целую вечность. Ньют был одним из тех людей, с которыми можно говорить вообще обо всем. Ньют понимает. Он понимает любое волнение, любое движение, любую недомолвку. Он понимает, когда надо промолчать, когда перевести тему, когда подтолкнуть к ответу. Он всегда помогает.

В шоколадных глазах — тепло. В шоколадных глазах — кусочек солнца. В шоколадных глазах — вечная осень. Шоколадные глаза смотрят в янтарные. А в янтарных — всегда лето.

— Пока, Томми, — говорит Ньют и хлопает Томаса по плечу. Он улыбается и, немного отойдя, машет рукой. Томас уже не может представить себе вечера без этого.

Тереза говорит, Томас больной. Тереза говорит, Томас ничего не знает. Тереза говорит, Томас странно себя ведет. Тереза говорит, рано или поздно все станет на свои места.

Бренда только кивает. Бренда согласна с подругой. Бренда чуть зло поджимает губы. Ей почему-то не нравится, что Томас теперь постоянно что-то рассказывает про Ньюта. Томасу кажется, Бренда ревнует. Так и есть. Томас не понимает, с чем это связано. Томас не видит вообще ничего.

Томас пытается спросить у Терезы о причине такого поведения Бренды. Тереза только качает головой и говорит, что Томас дурак. Томас даже не знает, обижаться ему или нет. Он запутался.

Томас сидит на мосту и качает ногами. Томас смотрит вниз, на спокойную темную гладь под ним. Вода в реке тихая. Отстраненная. Холодная и безразличная. Вода может ни о чем не волноваться. Ее ничто не беспокоит. Томасу тоже хотелось бы быть водой.

На ровной поверхности можно увидеть звезды. Они плывут в реке. Они плещутся в ней, как дети. А отраженная огромная луна — их мама. Она наблюдает за своими детками строго и внимательно. Она старается не упускать их из виду. Но вот на пути появляется тучка, и луна исчезает из воды. Можно представить, Томас думает, она отлучилась по делам.

Справа от Томаса сидит Тереза. В отличие от друга голова ее запрокинута к небу. Тереза тоже болтает ногами. Тереза — как ребенок. С ней легко. Она понимает Томаса. Одного взгляда всегда достаточно. Но вот Томас взгляды читать не умеет.

Ее глаза похожи на кристаллы. В них сияют звезды. Томас думает, что ее глаза — это вечная зима, а отраженные звезды — кружащиеся снежинки. Глаза Терезы можно сравнить с чем угодно. Они — небо. Они — океан. Они — бриллианты.

Последнее время, Томас решил, он чрезмерно большое внимание уделяет глазам. Он часто ловит себя на мысли, что готов наблюдать за чужими глазами постоянно. Томас вдруг внезапно осознал, что глаза всегда необычайно красивы. Он начинал понимать смысл выражения «зеркало души».

— Ты так на меня смотришь, — говорит Тереза и поворачивает к Томасу голову, — что мне становится не по себе.

Ветер колышет длинные темные волосы девушки. В ее глазах по-прежнему снежинки. Она качает ногами. Будто бежит по воздуху.

Луна плещется в реке.

— Прости, — только и может произнести Томас. Он отводит взгляд. Прямо под ним — белое лунное лицо. Он тоже хочет оказаться в реке. Вода нежная. Ее объятия мягкие. Она и сама мягкая.

Тереза кладет руку Томасу на плечо. Ее ладонь такая горячая, что Томас вздрагивает.

Томас снова смотрит на подругу. Она определенно хочет что-то сказать. Кажется, она не может подобрать слов. Томас просто ждет. Он не придумывает ничего лучше этого.

— Как у Ньюта дела? — интересуется наконец Тереза. Томас вскидывает брови. К чему это она?

— Нормально, — он пожимает плечами, но смотрит настороженно. — Почему ты спрашиваешь?

— А ты не догадываешься? — Томас качает головой. Он бы не переспрашивал, если б догадывался. — Ты ему собираешься рассказать?

Томаса прошиб холодный пот. Точно.

Томас представил, как его голова раскалывается надвое. Ее поражает удар молнии. Эта молния — запоздало пришедшее понимание ситуации. С Ньютом так глупо получилось. Ньюту это важно — единственное, что Томас знает о друге наверняка.

Томас опускает голову опять. Меж его ресницами — все та же звездная вода. Необычайно красивая. Необычайно безразличная. Необычайно притягательная.

— Я собираюсь. Но я не могу.

Тереза смотрит серьезно. Томас думает, что, будь на ее месте Ньют, он бы обязательно улыбнулся. Так, как умеет только он. Лицо просияло бы, а в шоколадных глазах замерцали бы огоньки. Тереза кладет голову Томасу на плечо. Томас думает, что Ньют потрепал бы его по волосам. Томас заметил эту его привычку. Но с Минхо он так не делает, вспоминает Томас. Наверное, это потому, что Минхо слишком трясется над своей идеальной прической. Тереза берет ладонь Томаса и сжимает в своей, сплетая их пальцы. Томас думает, что Ньют закинул бы другу руку на плечо. И снова бы улыбался.

Поддержка у этих двоих совершенно разная. И Томас никак не может решить, чья согревает сильнее. Чья действительно перенимает часть переживаний.

— Прекрати меня с ним сравнивать, — ворчит Тереза. Ей это не нравится. Томас даже не может представить, как она догадалась. — Том, — ее улыбка — снисходительная, не как у Ньюта, — у тебя все написано на лице.

Томас всегда поражался ее проницательности. Возможно, это потому, что она девушка. А девушки, как Томасу казалось, лучше чувствуют людей.

— Я не сравниваю, — слабо бурчит он. Отпираться глупо. Сравнивает. Постоянно. Любое движение. Каждое слово. Блеск глаз, манеру речи, улыбку, случайное действие, даже одежду. Наверное, он сказал это, только чтобы не молчать. С Терезой тишина почему-то не такая уютная.

— Не ври, — Тереза пихает его в плечо. Томас всеми силами старается отключить мозг и не думать совсем. Так нельзя. — Том. Он же все равно узнает. Кто знает, как он отреагирует.

Томас кивает. Он знает. Он понимает, что это не та тайна, которую можно безболезненно держать при себе. И он понимает, что ее раскрытие тоже не будет приятным.

— К концу недели я расскажу.

Неделя. У него есть неделя, чтобы собраться с мыслями.

Тереза вздыхает. В ее глазах снова начинается снегопад.

Томас отключает мозг. У него получается.

Он и представления не имеет, что делает.

У Терезы теплые губы. Нежные. Ему нравится целовать их. Он хотел бы проводить время так почаще. У Терезы мягкие волосы. Под пальцами чувствуется их шелк. Томас хотел бы гладить их всегда. У Терезы гладкая кожа. Кажется, она захватывает в плен. Томас считает, что это самый приятный плен. У Терезы крепкие руки. Они обжигают прикосновениями. В их объятиях Томас чувствует себя словно в клетке.

А перед глазами красно…

***

Ньют не верит, что его жизнь стала настолько спокойной. Ему не приходится пахать день и ночь на подработке. Ему не нужно больше обзванивать больницы и знакомых в поисках исчезнувшей матери. Ему не надо торчать у ее кровати допоздна в ожидании, когда женщина уснет. Он не должен больше вести себя как взрослый. Он наконец-то может положиться и на мать.

Его будни теперь окрасились не в унылый серый цвет, какие были до этого. Его будни теперь стали светлеть. Они ослепительно-белые. Их, словно старое белье, закинули в стиральную машину, не скупившись на отбеливатель.

Но красный цвет по-прежнему с ним.

Новый красный рюкзак. Его зачем-то купила мать. Старое красное платье матери, которое она носит почти каждый день. Исключительно красного цвета чай. Каждое утро — красный рассвет. Каждый вечер — красный закат. Краснобокое солнце перебирает отливающие красным волосы Томаса.

Ньют не знает, испытывает ли облегчение от того, что ему больше не нужно тащить на себе пьющую мать. Он отчаянно пытается радоваться тому, что она перестала ходить в бары. Он отчаянно пытается не замечать красного цвета. Красный окружает его со всех сторон. Все это — не просто так. Все это — затишье перед бурей.

Он знает. Он знает, что потом станет еще хуже. Он знает, потому что так говорит красное предчувствие.

Ньют останавливается на тротуаре и терпеливо ждет. На светофоре — красный человечек. Ньют чувствует себя этим человечком.