Солнечный чародей (СИ)

Но Нагини даже не думала показывать дорогу до одной из гостиных. Она ограничивалась коротким и многозначительным “вверх”, который продолжался, пока воздух не показался змее достаточно спертым и жарким, чтобы она сказала “вперед”.

- И сколько людей видело тебя, пока ты ползла наверх? - недовольно уточнил Том, хотя знал, что возле леса собралось достаточно людей, чтобы Хогвартс можно было назвать полупустым; змея воздержалась от ответа, потому что ее крохотный мозг все-таки был в состоянии подкинуть ей мысль о том, что любой из вариантов ответа обернется чем-то нехорошим.

Не менее нехорошие предчувствия начали теплиться в груди Тома, когда змея указала на тот самый третий этаж, который был достаточно темным, чтобы запнуться о что-то, и достаточно не посещаемым, чтобы при спотыкании разбить голову и умереть от потери крови в одиночестве.

“Направо”, наконец гордо провозгласила Нагини, а после соскользнула с руки мальчишки, бодро шурша по направлению к каскаду раковин.

“Это просто школьный туалет”, сообразил Том. “Не используемый, наверное. Не призраки же сюда ходят по нужде.” Он огляделся, в то время как Нагини уже подползла к раковинам и отыскала открытую трубу, которая уходила куда-то под раковины.

- Вниз, - велела Нагини, и Том красноречиво на нее посмотрел прежде, чем понял, что змея не разбирается в оттенках взглядов от “о да, конечно” до “ты такой тупой, как я стою рядом вообще?”.

- Мне стоит сказать “Сезам откройся”? - ехидно поинтересовался мальчишка, подходя к раковинам, и внезапно те заскрежетали по полу, разъезжаясь в стороны.

Том едва успел отпрыгнуть, времени на удивление же было катастрофически мало. Он разве что успел подумать о том, что в некоторых маггловских сказках чуть больше правды, чем нужно.

========== Драббл-1, не относящийся к сюжету. ==========

Гарри/Том, Гарри – 22, Тому – 17

Том всегда агрессивно реагировал на упоминания о его происхождении. Будь он сотню раз наследником Слизерина, маггловское воспитание все еще было досадным и разочаровывающим фактом. Оно так грубо въелось в кожу, что Тому хотелось выцарапать его ногтями, но для этого нужно было покалечить себя слишком сильно. Это было бы глупо.

Он усиленно изучает магические науки, пользуется палочкой едва ли не лучше Гарри, который получил ее гораздо раньше, чем основная масса детей, поступивших в Хогвартс, но все же нечто маггловское отражается в самых обыденных вещах, незаметных даже самому Тому.

«Его тетрадка, например», думает Гарри, внимательно приглядываясь к дневнику в кожаной обложке. На ней предупреждающе горит золотистая надпись «Том Марволо Риддл», и Гарри понимает, что произносит второе имя Тома слишком редко, чтобы не удивляться каждый раз, когда оно попадается на глаза. «Марволо ему нравится зваться гораздо больше», думает мужчина, обходя стол, на котором уместился дневник. «И все же, это имя он ненавидит лишь ненамного меньше, чем основное. Отец, не пришедший за ним в детский дом, и дед, выгнавший из дома его мать… Была бы его воля, он придумал бы новое. Если уже не придумал».

Гарри слышал, как ласково шипит имя юноши его змея, Нагини, уже с трудом умещающаяся у него на плечах из-за своего веса. Оно не похоже на «Том» или «Марволо», да и на «хозяин» тоже, потому что кто-кто, а эта девчонка настолько свободолюбива, что едва ли согласится назвать Тома хозяином под угрозой голодовки. И именно в такие моменты, когда слизеринец и его любимица тихо переговариваются на своем шипящем наречии, Гарри жалеет, что не понимает его. И жалеет большей частью потому, что ему кажется, что когда-то давно у него была возможность его понять.

Гарри наконец перестает ходить вокруг да около, загоняет свою совесть в самый дальний угол и прикасается к кожаной обложке, очень надеясь на то, что слизеринец не решил защитить дневник каким-нибудь неприятным заклинанием. Дневник прохладный на ощупь, хотя в комнате еще с утра стоит невыносимая духота – лето в этом году просто отвратительное.

Открывая дневник на середине, Гарри ожидаемо натыкается на чистые листы, а после начинает перелистывать их назад, собираясь добраться до последних записей. О чем может писать Том? О проведенном дне? Том никогда не казался зависимым от воспоминаний. По крайней мере, не настолько, чтобы четко распределять события по дням: ему было вполне достаточно того, что они когда-то произошли, а когда – вопрос совершенно иной и не столь важный. Или записывал бы результаты каких-то своих наблюдений? Исследований? Был ли Том настолько безрассуден, чтобы доверять итоги оценки трактатов о темной магии бумаге?

Мужчина ожидал найти записи хотя бы на тридцатой странице, но когда до форзацев осталось всего ничего, понял, что Том даже не пользовался этим дневником, хотя купил его довольно давно. Зачем ему пустая тетрадка?

Поджав губы, Гарри бегло взглянул на фотографию, стоящую в рамке на краю стола. С нее хмуро смотрел Том, а через мгновение уже нервно смеялся, пытаясь оттолкнуть подкравшегося сзади Поттера и доходчиво объяснить ему, что щекотка – не лучший способ приветствия. Фотография эта была хороша не только тем, что была доказательством того, что Том умеет улыбаться, но и тем, что на листве в самом низу листа валялись мантии, а на них сумка Тома с торчащим из нее дневником в черной обложке.

«Ему полгода, не меньше», попробовал подсчитать Гарри, автоматически листая страницы до противоположного форзаца. «Зачем ему вообще дневник с его именем, если он им даже не пользуется?»

Потратив на то, чтобы убедиться в девственной чистоте страниц, еще пару минут, Гарри цокнул языком и полез в недра стола за пером и чернилами. Пожалуй, пора избавить слизеринца от писательского ступора.

Усевшись за стол, Гарри бодро открыл первую страницу и размашисто написал: Я удивлю тебя сейчас, Том, но тетради созданы для того, чтобы в них писать. Попробуй сделать это, тебе должно понравиться. С любовью и сопереживанием,

Гарри.

Весьма довольный собой, Гарри хотел было уже закрыть дневник, но внезапно понял, что отчетливо видит, как чернила бледнеют, будто дневник жадно высасывает их изнутри.

«Он заколдовал его? Еще бы, Поттер, ты только что чудовищно его недооценил. Узнает – прикончит», Гарри испытал желание побиться головой об стол, но решил воздержаться от исполнения всех своих желаний. Первое уже обернулась попаданием в глупую ситуацию. «Вот теперь тебе точно стоит закрыть его. И уйти по своим делам».

Но прежде, чем Гарри успел последовать своему мудрому совету, дневник снова повел себя странно. Теперь чернила появлялись на странице самостоятельно.

Здравствуй, Гарри. Как видишь, я знаю это. Как к тебе попал мой дневник?

Гарри постарался виновато покраснеть, но сообразил, что дневник вряд ли обладает еще и зрением. Поэтому он снова взялся за пером.

Взял его со стола. Не стоило бы тебе разбрасывать свои вещи, кроме меня тут еще и злой дядя Джеймс ходит, вряд ли он обрадовался бы, что у тебя есть такие штуки. Что такое этот дневник?

Мы друзья, Гарри? – появилось на листе вместо ответа, и Поттер на секунду выпал из реальности; это вопрос с подвохом? После должно появиться: «Друзья не берут вещи друг друга без спроса»? Или «Тебя ждет пожизненная фрэндзона теперь, Поттер, чтобы ты учился на своих ошибках»?

Не решившись спросить это напрямую, Гарри решил максимально доступно уйти от вопроса.

Почему ты спрашиваешь?

Потому что едва ли я доверил кому-то другому этот дневник.

«Не то, чтобы ты доверил», - хотел было повиниться Гарри, но решил, что стоит принять правила игры, какими бы они ни были.

Верно. Мы друзья, Том. – Ответил мужчина, а потом по наитию добавил еще одну фразу. – Иначе я не решился бы звать тебя Томом.

Верно.

Гарри смотрел на то, как короткая надпись медленно исчезает, и ловил себя на мысли, что Том зашел слишком далеко в своих экспериментах в артефакторике. Он дал дневнику сознание? Создал алгоритм, по которому дневник подберет связный ответ на любую фразу? Что?