Нетореными тропами. Часть 2 (СИ)

Поела сама и улеглась спать. Завтра предстоял еще один тяжелый день.

Утром в храме меня позвали к настоятелю.

- Он очнулся. Можете поговорить с ним сейчас, позже мы снова его усыпим – он слишком слаб.

Я кивнула и направилась в отведенную для одного Ферранте келью. Он лежал с открытыми глазами и бездумно смотрел на неровный потолок маленькой подземной пещеры. Я села рядом и взяла его за руку. Он повернулся ко мне и заговорил спустя долгие мгновения тягостного молчания.

- Зачем я здесь? Где мой знак?

- Он у меня, не беспокойся, я верну его, как только ты поправишься и мы уйдем в нижний город. Люди здесь… не поймут. Они очень злы из-за войны, - попыталась увещевать его я.

Ферранте отвернулся.

- Лучше бы я умер, чем оказался в доме чужого бога и принимал от него помощь. Ничтожество. Сколько ни бился, а все равно оказался вровень с непросвещенной чернью. Не удивительно, что никто не воспринял моих слов. Они лживы и лицемерны. Я даже себя не могу к свету вывести.

- Перестань! Нельзя спасти всех, против ветряных мельниц закостеневших взглядов и устоев бороться бесполезно, как и пенять на демонов механизм. Надо просто делать все, что от тебя зависит. Сейчас ты очень нужен Хлое. Я не справляюсь. Раз уж начал, доведи до конца, а не сбегай за грань, учуяв проблемы, как это любят делать все мужчины.

Он повернулся и посмотрел на меня, долго и пронзительно, налитыми кровью и заплывшими глазами.

- Она сказала, что ты сделал ей предложение.

- Когда не можешь дотянуться до чужой звезды, остается довольствоваться ее отражением в речной воде, - он потянулся, морщась от боли и коснулся моей щеки. – Все лишь зыбкий мираж посреди бескрайней Балез Рухез. Лучше я развеюсь в воздухе вместе с ним.

- Не сегодня.

Я коснулась его головы и заставила уснуть. Внушила заодно, чтобы ни одной живой душе тут не заикался про принадлежность к единоверческой секте. Неправильно, конечно, лишать человека свободы воли, но тут уж головы полетят у всех, я не могу так рисковать.

Зашли целители, чтобы начать лечение, и мне нужно было возвращаться к практикантам. Это странно. Тело работает само по себе, занятое ежедневной рутиной: работой, учебой, хлопотами, - а в душе плачешь и все время мыслями возвращаешься к дорогим людям, прокручиваешь в голове их слова: «Зверушка. Ничтожество». И кажется, что своим вмешательством делаешь все только хуже и хуже. Нельзя никого спасти, если он сам этого не хочет. Можно лишь наблюдать за его падением, бессильно истекая кровью вместе с ним. Раз за разом. Так безумно хотелось, чтобы Микаш оказался рядом, обнял и успокоил, перенес меня на своих могучих плечах и через эту гору, согревал своей тихой безоговорочной преданной любовью, вливал в меня свою нечеловеческую силу тела и воли. Я тянулась к нему сквозь отделявшие нас горизонты и расстояния, представляла его крепкие и одновременно нежные объятия, как я утыкаюсь носом в его могучую грудь и прячу в ней свои слезы, а он молчит и, без упреков и требований, отдает мне всего себя и я растворяюсь в ощущении единения с чем-то подлинным и правильным.

Вечером я все также вернулась в дом Ферранте, мордоворота возле двери не наблюдалась, но Хлоя продолжала сидеть в углу в той же позе, что и вчера.

- Ферранте очнулся, я с ним разговаривала.

Молчание.

- Приходил Лино, я его выгнала.

- Молодец. Я справлялась насчет работы. Тебя могут взять посудомойкой, полотеркой или подавальщицей в трактир «Кашатри Деи». Да, там курят опий, но за порядком следят очень бдительно.

- Вот еще! Не стану я стирать себе в кровь все руки, горбатиться и терпеть на себе лапищи пьяных завсегдатаев.

- Как хочешь.

Мы молча поели и молча же улеглись спать. Хлоя больше убежать не пыталась, целыми днями сидела в своем углу, никуда не выходила и даже по дому ничего не делала. Мне приходилось за нее убирать, стирать и готовить вдобавок к работе в храме и учебе. Однажды вечером я снова попробовала предложить:

- Если хочешь, можешь пойти работать в булочную, им как раз нужен помощник замешивать тесто. Это не так сложно. Или кухаркой все в тот же «Кашатри Деи». Там всегда людно и рук не хватает.

- Вот еще! Чтобы мои волосы пропитались маслом, а лицо стало бледным от муки?!

Я закрыла лицо руками, пытаясь подавить в себе горечь. Да, мои руки и волосы ничем не пропитываются, пока я в храме работаю, и кругов под глазами от недосыпа и усталости у меня нет! Безликий, дай мне терпения, умоляю.

Я все равно выкрутилась. Нашла самый лучший вариант. Для этого, конечно, пришлось идти к мастерице Синкло на поклон и выслушивать долгие речи о том, какая она благодетельница для нас всех и как мы должны целовать ей руки.

- Я нашла для тебя работу, - Хлоя скривилась и зашипела. Совсем одичала за время своего затворничества. – В верхнем городе, - она сразу оживилась и заерзала. – Будешь носить красивые новые наряды, - ее глаза счастливо загорелись. – И продавать розы, нарциссы и астры вместе с другими цветочницами.

- Вот еще!

- Ну как хочешь, тогда я это платье себе заберу и сама пойду в цветочницы. Их все любят. А на праздник весеннего равноденствия из них выбирают королеву юности. Как думаешь, в этом платье я достаточно очаровательна? – я показала ей платье из легкого сукна цвета молодой листвы с кружевным белым воротником и манжетами и аккуратно вышитыми цветами по подолу.

Мне по росту мало, а по объему велико. Хлоя вырвала его у меня, едва ткань не затрещала, и прижала к груди, как сокровище.

- Нет, я пойду! Я буду королевой.

Я улыбнулась. Поймать ее на незатейливую хитрость оказалось так легко.

- Только поклянись не воровать – я за тебя поручилась.

- Вот еще!

- Как знаешь. Но за любую провинность тебя уволят, лишат разрешения на посещение верхнего города, упекут в тюрьму и вполне возможно вздернут. И помочь я тебе уже не смогу.

Она только фыркнула в ответ.

Все стало налаживаться, входить в мирную колею. Хлоя хорошо вписалась в гильдию цветочниц. Хвасталась одеждой, украшениями и заливисто смеялась в их шумных стайках, покупателей очаровывала своей задорной улыбкой, пускай и со щелкой между зубами. Вовсю флиртовала с романтичными юношами, впрочем, никого из них не выделяла и к себе близко не подпускала. Я только надеялась, что ей действительно понравилось и не захочется терять все это ради сиюминутного каприза и тоски по старому ремеслу.

Я же была по самое горло занята в храме и на учебе. Дома буквально падала с ног от усталости и тут же проваливалась в тяжкий липкий сон. Хлоя я постепенно стала приучать оставаться одну. Вначале она бунтовала и угрожала вернуться к братьям, но потом и эта буря улеглась. А как раз к весне Ферранте окончательно поправился, и целители отпустили его домой. Шел он с трудом. Я помогала ему разрабатывать ослабшие мышцы, но тяжесть в них до сих пор не прошла. Я предлагала опереться на мое плечо, но он отказался и, с трудом переваливаясь с ноги на ногу, упрямо двигался вперед.

Дома Хлоя застелила стол чистой скатертью и выставила пироги с маком, рисом и капустой, которые я купила по случаю нашего маленького праздника. В своем ярком платье цветочницы Хлоя бросилась к Ферранте на шею с порога, но даже это не изменило его мрачный настрой. Он просто отстранился. Не зная, как его смягчить, я сняла с него внушение и вложила в руку его единоверческий амулет.

- Мне это больше не нужно, - пробубнил он сквозь плотно сжатые зубы.

- Что? Почему? Но ведь… – я растерялась от исходившей от него горечи.

Ферранте сжал амулет. Сухие ветки треснули и развалились под его беспощадными пальцами.

- Я предал своего бога, приняв помощь от других, и теперь не достоин ему служить и говорить от его имени.

Я так и замерла, глядя на раскатившиеся по полу обломки амулета. Так, должно быть, и умирают боги – в людских сердцах. И виной этому моя помощь.

- Но что же ты будешь дальше делать?

- Двигаться от жизни к смерти, как и все, - сказано было с такой неумолимой отрешенностью, что я поняла, что дальше разговаривать незачем.