Нетореными тропами. Часть 2 (СИ)

И куда так принарядилась?

— Я тебя искала, хотела кое-что показать, — она бесцеремонно схватила меня за руку и, не дождавшись ответа, потянула за собой.

Мы почти бежали. Воодушевление Хлои окатывало волной. Что случилось? Куда мы так торопимся?

— Скорее, тебе будет интересно – обещаю! – подгоняла она.

Ну надо же, и вправду что ли обо мне думала, а не о собственных играх?

Мы неслись по лужам, разбрызгивая воду круг себя, пачкая полы одежды. Башмаки промокали, вода просачивалась сквозь подошву, пальцы стыли от сырости. Мы шли косыми переулками, узкими темными улицами. Далеко, казалось, на другой край города. Я потихоньку узнавала местность даже сквозь серую пелену дождливого зимнего дня. Там, за домами пряталась круглая площадь с разбитым фонтаном, где мы с девчонками пару лет назад одаривали милостями обитателей трущоб. Через проход было видно, что тут снова собралась толпа, конечно, гораздо жиже, чем та, которая пробивалась к нам. Зато можно было легко протиснуться вперед и посмотреть. Мы так и поступили.

На возвышении у фонтана стоял молодой мужчина: худощавый, даже хрупкий, с мягкими мелкими чертами. Курчавые каштановые волосы заставляли его выглядеть совсем мальчишкой. Только по выдубленной на ветру и уже морщинящейся в уголках рта, глаз и на лбу коже и не по-детски умудренному и серьезному взгляду теплых глаз цвета гречишного меда. Грубый серый балахон, подпоясанный веревкой, висел на нем мешком. На шее болтался амулет, сплетенный из ивовых веток: круг с четырехконечной звездой внутри. Память с готовностью выдала казалось бы давно истлевший образ: перекошенное яростью лицо единоверца Лирия, блеснувшее в закатных лучах лезвие и кровь Айки на моих руках.

Сердце больно ударилось об ребра, паника давила на грудь каменной глыбой, стало трудно дышать. Я схватила Хлою за руку и попятилась. Не успела сделать и шага, как наткнулась спиной на кого-то из толпы. Прямо в ухо мне неразборчиво выругались и толкнули обратно. Шум привлек к нам внимание единоверца. Теплый, дружелюбный взгляд словно стремился подбодрить. Не чувствовалось в нем злобы или враждебности, даже страха не было. Это остудило, даже немного разожгло любопытство. Я замерла, с настороженностью ожидая, что будет дальше.

— Начнем, пожалуй, — единоверец хлопнул в ладоши, привлекая всеобщее внимание. – Кто хотел, уже пришел. Кто опоздал – подтянется позже и переспросит у остальных, да?

Толпа ответила что-то невнятое, но единоверец не смутился и продолжил.

— Как некоторые уже знают, мое имея Ферранте Диаз. Я пришел сюда из далекого знойного края, что мы зовем Священной империей, дабы принести в вашу обитель немного надежды и света, — он говорил громким, четким, хорошо поставленным голосом, умело его модулировал, выделяя нужные слова. После общения с Жерардом я научилась подмечать такие вещи. Единоверец явно был подкован в ораторском искусстве. Вот и толпа замолчала, пристально вслушиваясь, какую же истину он собирался открыть. – Ни для кого из вас не секрет, что нам, всему мидгардскому народу, было явлено чудо. Озарением осветила наш унылый быт истина: бог есть и он любит и заботится о нас, как отец заботится о своих чадах, пускай даже заплутавших и отбившихся от дома. Он протягивает к вам руки и говорит: впусти меня в ваши сердца и я покажу вам новый дивный мир, где каждый больной и обездоленный будет утешен. Где каждый удостоится счастья, доброты и милосердия, потому что каждый этого достоин. Каждый достоин шанса на исправление, на понимание и прощение. Все, что для этого нужно – открыть уши и глаза, услышать и узреть истинный свет, отринуть все ложное и суетное, без страха и сомнений устремиться за ним. Любовь – и есть тот свет. Любите себя, любите близких, а чужих любите еще больше. Если сосед попросит у вас денег, отдайте ему деньги, снимите последнюю рубаху и отдайте ему. Ибо блажен тот, кто отдает бескорыстно.

Он распалялся. Прикрыл глаза от нахлынувшего вдохновения и заговорил еще горячее:

— Не просите ничего – отдавайте, живите малым. Он накормит вас пролившимися с неба вместе с водой хлебами, он оденет вас в одежды из листьев, он обогреет и приютит вас в ненастье, — словно бы в ответ на его слова дождь усилился, за домами завывал ветер, но на закрытую площадь не пробивался. Люди зябко кутались в плащи и накидки, но уходить пока не собирались. Единоверец хорошо держал их внимание.

— Я пришел к вам босой, — он показал свои стертые, покрытые жесткими мозолями ступни. Народ ахнул. – В одном этом балахоне, — все взгляды нацелились на его латаную-перелатаную одежду. – Чтобы показать вам свет и повести за собой в благостный край.

— Ну так да, — выкрикнул из толпы кто-то нетерпеливый. – Где оно все? Счастье и хлеба с неба? Нельзя ли покороче!

Единоверец одарил его широкой открытой улыбкой:

— Это будет не сейчас. Для этого мы все должны постараться и поверить, очиститься от скверны, отринуть все ложное и открыть свои сердца для любви. Возвести белые чертоги его небесного царства и вырастить сады благоуханных фруктовых деревьев. Подумайте над моими словами и приходите сюда через неделю. Я расскажу вам, что надо делать.

Голос упал до вкрадчивого шепота и затух в полной тишине. Но она продлилась недолго.

— А милостыня где? – послышался женский голос с противоположной стороны толпы. – В прошлый раз милостыню давали!

— Да, где хоть что-нибудь? Цацки, шмотки, жратва? – выкрикнул мужчина за моей спиной.

— Мои карманы пусты, а за душой нет ни ломаного гроша, но я могу дать вам гораздо больше, — спокойно и уверенно отвечал единоверец, протягивая к людям руки.

Подгоняемая любопытством толпа подалась вперед. Единоверец распростер руки к небу.

— Я вверяю вам всего себя. Я проведу вас по тернистому пути в благостный край. Я озарю вашу тьму светом моего пламенеющего от любви сердца!

— Вот тебе твое сердце! – кто-то из толпы швырнул в единоверца тухлым яйцом. Она разбилось об его лоб и потекло по лицу, но единоверец продолжал стоять, раскинув руки и добродушно улыбаясь.

— Вот же юродивый нашелся. Честных людей отвлекает! – послышался ото всюду возмущенный шепот.

Толпа зашевелилась огромным чудищем, развернулась к выходу и в общем порыве побрела прочь, распадаясь на мелкие группки, а потом и вовсе по одному. А единоверец все стоял в той же позе с текущим по лицу вонючим белком и осколками скорлупы. И мы тоже стояли. Когда все ушли, он, наконец, отмер, опустил руки и тяжело вздохнул. Я все же решила приблизиться и протянула ему платок.

— Вы очень интересно рассказывали. Простите, что они так… – было как-то неловко и страшно затевать с ним разговор.

Но он улыбнулся и с радостью принял помощь.

— Пустяки. Моих предшественников четвертовали, колесовали и натягивали кишки на ворот, — воображение живописало картины ужасающих мучений. Я сглотнула режущий горло ком, а Ферранте продолжи. — Если что-то дается легко, потом не ценится. А вам понравилось, да? – он принялся вытирать лицо платком, поглядывая на меня одним глазом.

— Да, я бы хотела узнать больше о вашем боге и вашей вере.

— Приходите через неделю. Я верю, что для того, чтобы истина осела и пустила корни, нужно время. Должна пробудиться и заработать душа, должна привыкнуть трудиться, — он говорил непривычно мягко и вежливо, мне даже сделалось совестно. Он ведь не догадывается, что я из Стражей, а я пытаюсь выпытать у него про его цели и про то, как он миновал караульных, ведь в город никого не пускали!

Хлоя подошла и вклинилась между нами.

— О, милая Хлоя, рад, что и вы пришли послушать, — он добродушно кивнул ей.

Хлоя похлопала длинными черными ресницами и загадочно улыбнулась одними уголками рта.

— Это очень здорово, что девушки интересуются такими серьезными вопросами, а не полагаются полностью на мужчин. Женщина – она как совесть, заставляет их становиться лучше.

Я никак не могла понять, всерьез он или говорит то, что я хочу услышать, как одна из ораторских техник, которым обучал Жерард. Ведь видно, речь у этого единоверца правильная, хорошо поставленная, он учился.