Нетореными тропами. Часть 2 (СИ)

Микаш приставил острие к горлу противника.

— И все равно ты самый глупый человек в Мидгарде, — рассмеялся демон. — Нельзя убить свою тень. Без нее и ты жить не будешь.

— Зато можно подчинить, — Микаш распорол лезвием кожу, багряная капля скатилась за шиворот. — Отныне ты лошадь, а я всадник.

— Быть может, сейчас ты победил, но однажды ты увидишь, что правда на моей стороне: твои друзья только и делали, что лгали тебе и использовали. Тогда ты сам приползешь ко мне на коленях и будешь умолять занять твое места. Ибо я есть дух справедливости и возмездия!

— Заткнись и подчиняйся! Выведи меня отсюда!

— Слушаюсь и повинуюсь, мой пока еще господин! — рассмеялся он зловеще гортанно.

Свет померк. Когда Микаш вновь открыл глаза, он лежал посреди шатра. Сверху будто каменной глыбой придавило ощущение собственного тела, разбитого и обессилившего. В горле была сушь не хуже, чем в пустыне, в ушах шумело, перед глазами возникали темные пятна и никак не хотели исчезать. Микаш с трудом сделал вздох, второй, третий. Прояснилось.

Тихо потрескивали дрова в жаровне рядом, освещая внутренности тусклым светом.

— Живой? — хриплым баритоном спросил сидевший рядом маршал. Он был полностью нагой, только лицо скрывала круглая деревянная маска, обклеенная соломой. Синие глаза словно кошачьи светились в прорезях. По сухощавому торсу змеились черные татуировки. Непонятные знаки — Микаш едва различал их очертания в полумраке.

Он с трудом раздвинул челюсти. Звук из отвыкшего говорить горла извлечь удалось только с третьего раза. Пристойный — с пятого.

— Вы все видели? — просипел он в конце концов.

Гэвин стянул маску и поправил сбившиеся от пота в сосульки волосы:

— Все кроме хижины, — ответил он, доставая из-за пазухи платок и вытирая им нос.

Микаш отчетливо уловил запах солоноватый запах крови и вгляделся в ауру маршала. Обычно тяжела и плотная, почти осязаемая, сейчас она была тусклой и порванной в клочья. Как будто он… От одной мысли все переживания за глупые слова как рукой сняло.

— Вы надорвались?!

— Пройдет, не обращай внимания. Я знал, на что иду. Спасибо, что не подвел.

Микаш продолжал пристального его рассматривать. Зачем лезть в самое пекло ради никому не нужного безземельного рыцаря? Просто из приязни? Можно ли на этой надеяться и закрыть глаза на все остальное? Или это снова говорит тот демон?

— Что это за татуировки? — спросил он, плохо соображая, что еще следует сказать.

— Это? — Гэвин загадочно улыбнулся и опустил взгляд себе на живот. — Напейся до беспамятства в порту Поднебесной, и у тебя такие будут.

Микаш почувствовал, что Гэвин не до конца откровенен. Или это снова демон в бессильной ярости скребся когтями изнутри. Стоило поговорить начистоту, искренне, спросить напрямик. Может, тогда демон отстанет?

— Я видел его, своего демона, сражался с ним, почти победил, но последний удар нанести не смог. Демон сказал, что мои друзья что-то от меня скрывают, и когда я узнаю, что именно, то сам попрошу его занять мое место.

Гэвин тяжело вздохнул и отвел взгляд.

— С некоторыми вещами справиться до конца нельзя. Они умрут только вместе с нами. Вот к примеру обычные демоны, твари Червоточины — не будет их, не будет и Стражей. Также и с внутренним демоном. Пока есть борьба, есть и личность. Одна половина может подавить другую, запрятать вглубь, но убить — никогда.

Он замолчал, чтобы перевести дух и снова принялся вытирать нос платком. Видно, кровотечение не хотело останавливаться. В сумраке Микаш не мог разглядеть, да и зрение подводило.

— Вы не ответили на вторую часть вопроса.

— Ты очень настырен для того, кто только выбрался с того света, — Гэвин снова сделал паузу, окидывая Микаша своим леденящим пристальным взглядом. — Мы больше всего скрываем от самых дорогих людей, никогда не замечал? Боимся их расстроить или потерять их расположение. А есть такая правда, сказать которую непереносимо тяжело. И мужества на это требуется гораздо больше, чем встретиться лицом к лицу с ордой демонов. Душевная боль всегда страшнее и сильнее телесной.

— Но ведь больно также и тому, кому врут. И когда правда всплывет, а она все равно всплывет рано или поздно, ему будет во стократ больнее.

Гэвин горько усмехнулся и снова отвел взгляд.

— Есть еще такая правда, которую лучше не знать для собственного же блага и для блага всего мира. А последнее, по сути, самое важное. Все, чтобы сохранить мир, — он с кряхтеньем приподнялся и, прежде чем уйти, бросил на Микаша последний взгляд: — Если действительно переживаешь из-за меня, то просто не подводи меня больше. Ты мне нужен.

Он зашагал прочь тяжелой ковыляющей походкой. Отвернул полог, а за ним уже багрянцем горел восход. Демона Микашу пришлось успокаивать самому. Тренировка силы воли. Вскоре пришли целители. Долго таращили глаза и не могли поверить, что он очнулся. Стали что-то делать, тормошить, проверять пульс, заглядывать в глаза. Зельями залили по самое глотку так, что в животе булькало и назад перло, чем-то натирали. И где-то во время этого Микаш уснул крепким здоровым сном.

***

После прихода известия о ранении Микаша я ходила как в воду опушенная. Ничего не видела, не слышала, не воспринимала. Жерард не отпускал меня домой и наблюдал как во время болезни. Говорил, что я не в себе. Я слушала его как будто со стороны, как будто все происходило не со мной, а я настоящая куда-то исчезла. И не до чего не было дела. Даже думать толком не получалось. Единственное, что я смогла — написать письмо. Не знала, правда, успеет ли почтовый голубь его доставить и сможет ли кто-то прочитать его и передать мой локон. В сердцах даже обругала его обожаемого маршала Гэвина, который не смог его уберечь, и требовала, чтобы тот его спас каким-то чудом. Умом-то понимала, что это глупо и по-детски. Просто… жуть разъедала изнутри, сводила с ума, заставляла то выть волчицей, то проваливаться в глухую апатию, не желая понимать, что происходит.

Но через пару недель пришло новое послание, от самого маршала. Он сухо сообщал, что Микаш пришел в себя и опасность для его жизни миновала. Скоро он вернется домой. Гэвин интересовался, довольна ли и напоминал, что теперь обязанность поставить Микаша на ноги возлагается всецело на мои плечи. Маршал надеялся, что я отнесусь к ней со всей ответственностью, и Микаш сможет участвовать в следующем походе.

Вначале мне хотелось возмутиться. Мол, причем тут я? Я ведь ничего никому не обещала. А потом подумала, что все равно буду помогать из последних сил, потому что это Микаш, и он обожает своего демонова маршала и свою службу. Без нее он будет несчастлив.

К его возвращению я основательно подготовилась: узнала у целителей все про лечение серьезных ран и восстановление после них, закупила мазей, трав, притирок, наделала из старых тряпок бинтов. В храме Вулкана подсказали еще несколько снадобий и поинтересовавшись о моей беде, объяснили, что у человека после такого могут быть и душевные проблемы, решить которые тоже придется, чтобы он не сломался во время следующего своего боя. Я больше разговаривала с больными, интересовалась их проблемами. Думала, пыталась предугадать, каким Микаш будет после этого.

Его привезли на повозке в первый день осени. Армия с торжественным маршем должна была вступить в город через неделю, но раненные прибыли быстрее, чтобы получить должную помощь и не мучиться в дороге дольше необходимого. Я с трудом узнала его: тощего, бледного, осунувшегося, будто плешивого кота. Правую руку он держал на перевязи. Насколько я поняла, демон сильно повредил ему плечо и рукой сейчас нельзя было пользоваться.

При виде меня усталые глаза сразу же потеплели. На устах заиграла добрая улыбка. И казалось, что выглядит он гораздо более уверенным и умиротворенным, чем раньше. Смахнув оковы задумчивости, я подбежала к нему и порывисто обняла, стараясь не задеть больную руку. Дыхание опаляло жаром кожу, шершавый большой палец обвел контур моего рта, губы сомкнулись на губах в долгом отчаянном поцелуе.