Старик и ящер (СИ)

Заночевать решили у края леса, а наутро, когда сумерки перестанут скрадывать очертания предметов, пройти по мосту.

Низко висели тучи, начинал накрапывать мелкий дождь. Спрятавшись под раскидистой кроной старого дуба, Эйза и пантера мрачно смотрели на клубящийся в лощине туман. Казалось, белесые щупальца протягиваются к ним, ползут по берегу, но развеиваются прежде, чем могут достать до путников. Вскоре исчез последний свет зашедшего солнца, и пала ночь. Весь хворост, что можно было собрать поблизости, давно отсырел, и Эйза, плотно завернувшись в плащ, жалась к кошке. Теперь она была благодарна богине за то, что та вручила отороченные мехом сапоги с ног одной из своих жертв. Забрызганные кровью и вид имеющие весьма непривлекательный, они, тем не менее, спасали ноги от холода лучше, чем любая другая обувь.

Наутро выглянуло солнце, но туман не рассеялся, и видимость лучше не стала. Ноги и спина почти не сгибались после холодной ночи, и Эйза выпрямлялась, будто старуха, едва удерживая равновесие. Доковыляв на негнущихся ногах до моста, она хотела было ступить на первую доску, как вдруг прямо перед ней, словно из ниоткуда, выросло странное существо. Туловищем оно напоминало покрытую чешуей громадную кошку, но голов на туловище было три: львиная, орлиная и драконья.

Эйза отшатнулась, но чудовище не собиралось нападать. Оно лишь стояло подле моста и внимательно разглядывало путников. Убедившись, что в ближайшее время ее не убьют, Эйза осторожно поклонилась и произнесла:

– Приветствую тебя, кто бы ты ни был. Меня зовут Эйза, я дочь островного бога, мне нужно перебраться на другой край оврага, если ты, добрый господин, позволишь.

Добрый господин некоторое время смотрел на нее, затем издал зловещий то ли рык, то ли крик, то ли клекот, по которому нельзя было определить, что думает чудовище.

– Как не помнить тебя, Эйза, дочь островного бога, – произнесла львиная голова на чистом гернском наречии. – Ведь я видал твою матушку: она вылизала мне зад и дала поиметь ее во все щели, чтобы пройти по мосту.

– Моя матушка ходила по мосту? – удивилась Эйза. – Ты, верно, что-то путаешь: она жила в Лурде, а затем бежала на мой остров и никогда не бывала восточнее Лаурадамана.

– Я видел твою матушку, – упрямо продолжила орлиная голова. – Она ходила по городу и платила каждому мужчине, кто возьмет ее прямо на улице.

– Что ты несешь! – раздраженно воскликнула Эйза. – Ты ведь даже не знаешь мою мать!

– Я видел твою матушку, – подхватила драконья голова. – Она купила в Алабреске большого красивого коня, пошла с ним на озеро Нунав Лек, легла на камень и заставила коня с ней совокупиться.

– Да что с тобой такое! – непонимающе вскричала Эйза. – Моя матушка не совокуплялась ни с какими конями, и тебе это прекрасно известно. Либо ты меня с кем-то путаешь, либо ты просто дурень!

– Может, и дурень, – отвечала львиная голова, – только я видел твою матушку…

– Да хватит про матушку! – не выдержала Эйза. – Единственный, кого ты мог здесь видеть, это мой отец: луны не сменилось, как он ходил здесь: высокий старик, искал, должно быть, ящера с вербной веткой.

Три пары глаз внимательно уставились на нее.

– Так ты его дочь! – воскликнула драконья голова. – Что же сразу не сказала? Знаю твоего отца, хороший мужик, душевный. Хочешь пройти – так проходи, я его дочери мешать не буду.

Не зная, чем обольстил отец это странное существо, все еще сомневаясь в искренности чудища, Эйза осторожно протиснулась мимо него и ступила на мост. Пантера последовала за ней. Доски скрипели и покачивались под их весом, но не так жутко, как то представлялось вечером. Когда прошли с десяток шагов, страж моста смущенно окликнул:

– Эйза!

Она обернулась.

– Ты милая девица и, я уверен, хорошая дочь, но разговаривать у тебя, как бы сказать, не очень получается. По моему мосту ходят редко, поэтому у меня много времени, и бывает, я мастерю разные поделки.

Он отступил на несколько шагов и разрыл чешуйчатыми лапами землю у самого края оврага, вытащив закопанный предмет. Взяв его в зубы львиной головы, страж шагнул на мост, и Эйза испугалась, что доски провалятся под его весом, но мост даже не скрипнул. Когда чудище подошло ближе, Эйза увидела, что оно держит в пасти какие-то сломанные палки. Страж положил палки ей под ноги и сказал:

– Это амулет, который подарит тебе удачу в переговорах. Я сам его сделал.

Эйза подняла предмет. Это были две обкусанные ветки, связанные между собой содранной корой, так что получался кособокий крест. Определенно это был самый уродливый амулет из тех, что она видела, но отказать чудовищу, искренне предложившему помощь, было невежливо, и Эйза поклонилась, устроив крест за поясом.

– Спасибо, добрый господин. Уверена, твой подарок не раз выручит меня.

Они распрощались, и Эйза направилась туда, где туман глотал мост и где Ласс граничил с Тардиолой.

Глава четвертая. Звериный суд

Лесистые равнины средней полосы вскоре прискучили Эйзе до смерти. Большие города редко попадались ей на пути: пантера избегала скоплений людей, предпочитая бежать по дикой местности, да Эйза и не настаивала. Лишь пару раз за все время путешествия в Тардиоле она наведалась в города, чтобы купить еды. Большую часть времени в дороге они не видели ни одного человеческого лица и не слышали ни одного голоса, кроме птичьих.

Потому весьма удивились, когда в краю, должном казаться диким, услыхали мерную однообразную песню, словно несколько десятков людей тянули один и тот же звук.

Пантера замерла и прислушалась. Замерла и прислушалась на ее спине Эйза. Они легли в траву и поползли к краю оврага, из которого и доносилось странное пение. Зрелище, открывшееся им, было не менее странным. Внизу собрались люди не люди, боги не боги, а нечто среднее между ними. Выглядели они как люди, но имели костяные шипы на локтях и вдоль позвоночника и чуть изогнутые рога на голове вроде козлиных.

Эйза слышала от прислужниц о лесном народе, единственном племени, похожем на людей, но думала, что они живут только на крайнем западе материка, а не во всех лесистых областях. Очевидно, это было не так, потому что три десятка рогатых людей стояло на дне оврага и тянуло заунывную песню, от которой кровь стыла в жилах.

Но не только лесной народ увидала Эйза. Посреди небольшой толпы воткнут был короткий шест, а к нему привязан человек. Эйза смотрела на него со спины и ошибиться не могла: тот не имел ни шипов, ни острых позвонков, ни единого рога. Неизвестно, что собирались сделать с ним лесные жители, но явно ничего хорошего. Эйза хотела отползти от края оврага, оседлать пантеру и тихо убраться отсюда, как вдруг человек у шеста повернул к ней голову, и она узнала купца Ормаса, которому обещалась в жены.

Увидев, куда смотрит их пленник, лесные обитатели как один повернулись к Эйзе, и она не успела упасть и отползти, дабы не быть замеченной. В овраге воцарилось молчание. Не желая, чтобы ее вытащили оттуда за волосы, Эйза оседлала пантеру, и кошка спрыгнула в овраг, ловко приземлившись перед замершей толпой.

– Доброго дня вам, славные господа, – вежливо произнесла Эйза. – Почто вы пленили моего жениха и держите здесь?

Лесной народ, похоже, не понимал языка, но тут Ормас произнес несколько слов на искаженном тардиольском наречии, и один из козлорогих, очевидно, вождь, что-то ему ответил.

– Они говорят, милая Эйза, что судят меня за убийство. Ты появилась очень вовремя, особенно твоя кошка: судьями в их разбирательствах выступают дикие звери: если эти люди не знают и не могут определить, совершал ли кто в чем его обвиняют, они приводят его в охотничье угодье какого-нибудь хищника и смотрят, убьет его зверь или нет.

– Странный способ, – отвечала Эйза. – Откуда зверю знать, что совершил обвиняемый? Зверь знает только собственный страх или голод.

– Таков обычай, – вымученно улыбнулся Ормас. – Но, раз уж ты здесь, милая Эйза, вели своей кошке присмотреться ко мне и не тронуть: тогда они решат, что я невиновен, и отпустят.