Старик и ящер (СИ)

Некоторое время она вглядывалась в золотую дымку, затем произнесла:

– Чудовище, что прячется в отражениях предметов, существо, что живет в зеркалах, кошка, которую я спасла и которую выкупила, приди ко мне и служи мне.

Она замолчала, молчал и слиток. Может, на золотом поле трудно было разглядеть желтые огоньки глаз, но Эйзе показалось, что пантера не слышит ее.

– Друг мой, не оставляй меня в беде, приди и помоги мне! – взмолилась она.

Тусклый огонек зажегся слева и снизу в отражении. Эйза едва не выронила золото, глядя, как светящаяся точка ширится и разделяется, превращаясь в два горящих глаза. Когда в слитке показались расплывчатые очертания чудовищной головы, Эйза отбросила его и отступила, чтобы дать пантере выпрыгнуть.

Чудище прыгнуло на нее и сбило на пол, и на миг Эйзе подумалось, что пантера загрызет ее, но та лишь обнюхала ее лицо и отступила.

Оправившись от потрясения, лаская морду, покрытую ужасными шрамами, Эйза рассказывала о цели своего путешествия, не уверенная, что кошка ее понимает. Но пантера делала умный вид, и оттого Эйзе казалось, что пушистый друг проникся ее тревогой и не против помочь.

Внезапно пантера потянула носом воздух, выгнула спину и задвигала ушами, будто чуя врага. Эйза решила, что чудовище не поладит с богиней, а потому лучше быстрей увести его отсюда. Но прежде, чем она успела сказать хоть слово, пантера длинными прыжками бросилась вперед. Эйза безнадежно отстала и явно не успевала предотвратить потасовку, из которой кошка вряд ли могла выйти победителем. Она примчалась к залу с сосудами, когда пантера была уже там. Но зрелище, явившееся ей, было на диво мирным. Обе, богиня и пантера, потрошили тела давешних путешественников, не думая ссориться за лучший кусок, словно мяса должно было хватить на всех. Увидев в проеме входа Эйзу, богиня обернула к ней окровавленное лицо и махнула рукой, будто призывая.

– Присоединяйся к нашей трапезе, малышка Эйза, – рассмеялась она.

– Не хочется есть, – с кислой улыбкой отвечала та.

Вышли ночью. Эйза раскланялась и распрощалась с богиней, уселась пантере на спину и привязала мешочек с золотом к поясу. Впереди лежал бескрайний лес, где драгоценный металл мог понадобиться разве что отбиться от волков, а за ним мост, непонятно кем построенный, и снова пустынная земля. Становилось ясно: пробавляться придется тем, что под ногами, благо, ранняя осень богата на плоды.

В последний раз оглянувшись на дом богини, мрачный и безмолвный, со двором, украшенным двумя свежими трупами, Эйза тронула бок пантеры пяткой, и кошка длинными прыжками умчалась прочь.

Глава третья. Страж моста

Лес, простирающийся за владениями каменной богини, казался мрачен. Может, виной тому были тучи, низко висевшие над всем краем, но Эйзе казалось, что, когда она пролетала здесь с ящером, лес выглядел куда живее. Пантера легко бежала между однообразных стволов и, казалось, почти не уставала. Однако ранним вечером, когда огромная кошка стала сбавлять шаг, Эйза сошла с ее спины и дальше пошли медленно, а затем и вовсе остановились на привал у ручья. Эйза напилась вдоволь. наполнила кожаную флягу, снятую с пояса у одного из искателей удачи, притупив тем самым острое чувство голода, и легла под боком у пантеры, положив голову на пушистую лапу. Здесь, в срединной полосе материка дни ранней осени были теплы и солнечны, однако ночами наступал холод.

Завернувшись в плащ, прижавшись к горячему боку, уже не имея ни времени, ни сил, ни, чего таить, желания развести костер, Эйза провалилась в сон.

Разбудили ее приглушенные расстоянием, но оттого не менее истошные вопли. Услышав их будто сквозь пелену, Эйза заморгала и некоторое время не могла понять, доносится ли крик из действительности или из уходящего сновидения. Но пантера тоже подняла голову, прислушиваясь, и вскоре остатки сна покинули Эйзу. Казалось, лес, как и путники, замер в некоем ожидании, даже небо еще не решило, пасмурным будет сегодня или чистым.

– Нам стоит уйти? – спросила Эйза у пантеры.

Кошка вряд ли поняла вопрос. Поднявшись и выгнув спину, она некоторое время водила ушами, прислушиваясь к воплям, иногда переходящим в плач, а затем медленно, будто крадучись, направилась на звук.

– Ты что, охотишься? – громким шепотом спросила Эйза.

Пантера ожидаемо не отозвалась. Она, очевидно, думала, что кричит раненое животное, которое станет легкой добычей. Однако Эйза была почти уверена, что голос принадлежит человеческой женщине. Пробираясь за стволами, на десяток шагов отставая от пантеры, Эйза следовала за ней. Крики вскоре стали тише, перешли в подвывание и, когда кошка и Эйза вышли к их источнику, зрелище им открылось престранное.

Держась за ствол кособокого клена, стояла на коленях женщина со спутанными, непонятного цвета волосами. Огромный живот ее ходил ходуном, а между мокрых разведенных бедер торчало нечто похожее на бычью голову. Видимо, почуяв перерыв в потугах, женщина услышала приближение чужака. Обернулась и увидела пантеру и оттого закричала так дико и страшно, что Эйза отшатнулась.

Выйдя из-за ствола, она подняла руки, показывая пустые ладони, и встала рядом с пантерой, будто говоря, что без ее веления хищник ни на кого не бросится. Вряд ли это было так, но женщина, казалось, поверила ей. Отвернувшись к дереву она продолжила выталкивать странное создание с бычьей головой. Эйза хотела уже уйти: им явно нечего было здесь делать, но тут младенец с головой быка упал на землю, и лес преобразился, словно решив, каким хочет сегодня быть.

Небо расчистилось, солнце показалось из-за облаков. Кроны деревьев зашумели, будто приветствуя новорожденного, и весь лес наполнился запахами и звуками, которых, казалось Эйзе, она не замечала вчера.

Женщина устало привалилась спиной к стволу: выпавший из нее послед пантера быстро утащила. Коротко поклонившись роженице, Эйза произнесла учтиво:

– Радуйся, лесная богиня, твое владение любит твоего сына, вместе вам легче будет им управлять.

Женщина взглянула на нее со смесью раздражения и горькой насмешки и ответила на жуткой смеси всех известных и неизвестных Эйзе наречий:

– То, что меня сношал во все щели лесной бог, еще не делает меня богиней.

Эйза смутилась.

– Зато твой сын определенно бог, – пробормотала она, отступая. – Он будет хорошим царем, если лес радуется его появлению.

Женщина пожала плечами, словно будущее отпрыска вовсе не занимало ее.

– Их таких полтора десятка будет до ближайшей луны, и все – цари, – отвечала она. – Какая разница.

Эйза решила не продолжать этот бессмысленный разговор и понадеялась лишь, что долгое путешествие, даже если завершится неудачей, не сделает ее такой же безрадостной и безразличной ко всему вокруг.

Они вернулись к оставленным вещам и, собрав пожитки, Эйза вновь оседлала пантеру. Лес вокруг них жил своей жизнью, и идти по нему было куда приятнее, чем накануне. Днем кошка даже поймала двух белок, которых любезно поднесла Эйзе. Решив не перекусывать сырым мясом на ходу, Эйза привязала тушки к поясу и хотела освежевать и зажарить вечером.

Когда солнце стало скатываться за границу земли, остановились. Казалось, лес, еще недавно приветливый, с каждым мигом делался все более зловещим. Собрав хворост до заката, Эйза развела костер и подвинулась к нему ближе, установив на тонких жердях ветку с насаженными на нее беличьими тушками. Пантера, сытно евшая в последнее время, позволила Эйзе проглотить обе.

Засыпали у огня, но наутро, когда костер давно прогорел, было даже более промозгло, чем до рождения лесного бога. Однообразные редкие деревья до зубовного скрежета надоели Эйзе, и она обрадовалась, когда к концу третьего дня лес закончился, выведя путников к широкому оврагу, по дну которого стелился туман. В пропасти не было видно ничего, лишь белая пелена, поднимающаяся до самого края оврага. В эту мглу уходил мост, сложенный из досок, перетянутых канатами. На вид он казался хлипким, и едва ли способным выдержать больше десятка человек. В местной сырости канаты давно должны были сгнить, и Эйза не доверяла почерневшим доскам с раскрошенными серединами. Но крылатого ящера поблизости не было, и, чтобы перебраться на другой край оврага, приходилось идти по мосту. Наверное, можно было спуститься в лощину, однако неизвестная глубина и почти никакая видимость страшили Эйзу больше, чем шаткие доски и гнилые канаты.