Орлиное гнездо (СИ)

Раду Кришан и в самом деле жил в страхе – Марина едва ли преувеличила; но чувствовал, что поклонился Дракуле вовремя. Если бы он прятался от него, как делал несчастный Михай, дьявол в конце концов пришел бы к нему сам – и тогда пощады не жди…

И в середине декабря Кришаны получили ответ, как гром с ясного неба. Никто не знал, счесть это благословением или карой господней: господарь Влад приглашал их на Рождество в Тырговиште, всю семью, - и боярина, и жену его, и обоих сыновей, и обеих дочерей, и зятя, и брата боярина с женою. Раду ужаснуло не столько приглашение – сколько дотошность Влада, который откуда-то уже узнал, кто из семьи сейчас живет с ним, и узнал расположение его замка…

Однако отказываться и думать было нечего – нельзя было не прогневить, ни насторожить господаря. Раду приглашали как верного слугу, как он сам назвал себя в письме Корнелу: так посланные князя и сказали. Оставалось ехать.

И тут Иоана, которую известили о воле князя, утешила отца. Он не ждал сейчас ободрения от меньшой дочери – но она вдруг сказала:

- Не бойся Дракулы, отец! Он не тронет нас.

- Откуда ты знаешь? – спросил боярин.

- Иначе Дракула пригласил бы тебя одного – если бы желал казнить, - ответила Иоана. – И он горазд стращать куда более, чем убивать! Князь казнит только тогда, когда его выведут из последнего терпения. Я видела Дракулу и могу судить о нем – я видела его справедливость!

- Ты из Сигишоары не бежала! Уж там он учинил всем справедливостям справедливость! – зло заметила Марина.

Иоана вдруг посмотрела на нее прямо и спокойно.

- А тебе, любезная сестра, я бы посоветовала придержать свой нрав, - проговорила она. – Князь сквозь стены видит!

Она взглянула на отца – и вдруг боярину показалось, что из зеленых глаз дочери на него глядит князь Влад: зелеными, всевидящими глазами. Иоана посмотрела на сестру - и вдруг той вспомнилось, что это дитя уже попробовало крови, казнив троих врагов…

- Когда мы поедем? – резко спросила Марина отца, неожиданно ощутив желание защититься от Иоаны.

Раду сощурил глаза.

- Завтра, как только закончим сборы. А Иоана с нами не поедет, - очень спокойно проговорил он, посмотрев на младшую дочь. – Она серьезно больна!

Иоана побледнела, открыла уста – взглянула на отца, потом на сестру. Марина открыто усмехнулась.

- Да, Иоана с нами не поедет! Ей нужно лечиться – голову свою дурную подлечить! – заявила она. – А то ей уже в Тырговиште сладко дышится, как я погляжу!

Иоана медленно покачала головой, глядя на них обоих.

- Боже мой… Кто же вы такие – самые родные мне люди… - прошептала она.

Она поняла уже давно, что отец заговорщик, изменщик, - и понимала даже, что боярин может быть и прав. Князь был слишком жесток, с этим спорить не приходилось. Но отец сейчас действовал не лучше Дракулы!

- Как же ты сам-то делаешь, - прошептала Иоана, уже не таясь.

- Ты должна знать, милое дитя мое, что врага нужно бить его оружием. Ты ведь дочь рыцаря, - ответил Раду Кришан.

Ее отец, которого она так любила, шагнул к ней и ласково возложил руку на голову. Погладил по волосам.

- Полно, Оана, - ты сама должна понимать, что так будет лучше! Будь наша воля, мы бы все сказались больными: да нельзя. Можно уберечь тебя одну. С тобою останется твоя тетка Елизавета – а мужа твоего я к тебе привезу, как мы воротимся; или же попозже приглашу…

Иоана опустила голову.

- Я покорюсь вам, мне ничего другого не остается…

- Это правда! – жестоко заметила Марина. – Ты одна, а нас много!

А Иоана вдруг подумала, что Раду Кришан не позволит ей соединиться с мужем – он замыслил разбить их брак. Если же Раду Кришан такое замыслил, противостоять ему будет очень трудно.

И он не хочет, чтобы Иоана снова отдавалась Корнелу на брачном ложе; тем паче не хочет, чтобы она от него зачала…

Кришан и его семья отбыли на другой день. Иоана, неулыбчивая и словно в самом деле больная, простилась с ними во дворе замка. Господин наказал слугам и воинам, которых оставлял с дочерью и ее теткой, беречь боярышню пуще глаза - и прибавил, что они отвечают за нее жизнью. Без всяких шуток – он казнил бы своею рукою тех, кто позволил бы Иоане погибнуть или сбежать по собственной воле…

Раду на прощанье благословил и поцеловал дочь, и Иоана ударилась в слезы.

Она совсем потерялась, не понимала, кого больше любит, кого более желает спасти – семью свою или супруга; а то, что кто-то из них в скором времени падет, было несомненно.

========== Глава 19 ==========

На пути в смертный город Кришаны не могли более останавливаться там, куда Раду стучался прежде, - много меньше дверей открылось бы им теперь; путникам едва не пришлось заночевать в поле, как Иоане, - они едва, почти униженно упросили хозяев одного из замков принять их.

А ведь сейчас спать снаружи было не только очень опасно, а еще и холодно.

Если так пойдет и дальше, придется отныне сворачивать в монастыри, намного увеличивая путь; еще и неизвестно, примут ли их там… Ведь столько валашских монастырей находится теперь под властью господаря, а для иных он и вовсе является ктитором*…

Катарине Кришан тяжело далась эта дорога – а от непрестанных сердечных волнений она едва не расхворалась; Марина, хотя после трансильванских приключений и была еще бледна и худа, хранила угрюмое молчание и стоически переносила все невзгоды. Муж ее, слишком заботливый и покладистый для такой женщины, словно бы потерялся и отошел в сторону в эти дни – как будто перестал в чем-то быть Марине мужем или никогда не был им вполне.

Тем более, что после бегства из Трансильвании они ни разу не разделили ложе – пока Марина была больна, наступил пост. И даже отдаваясь мужу, несомненно, наслаждаясь им со свойственным ей - так долго вызревавшим в ней мрачным сладострастием, Марина большую часть себя утаивала для себя. Василе Поэнару уже знал, что власть крови и натуры всегда будет довлеть над его женою больше, чем власть супруга, - и, будучи умным и пожившим человеком, он с этим смирился. Теперь же и вовсе стало не до семейных прений – когда над ними всеми нависло такое бедствие…

Кришаны боялись; и чем ближе подъезжали к столице, тем больше боялись. Свидетельства власти Влада Дракулы попадались им все чаще: те самые свидетельства, которые стяжали ему его зловещее прозвище, - как будто господарь насмехался над злоязычием своих подданных и даже над собственным своим положением. Вдоль дорог, ясно видные посреди голых припорошенных снегом полей, перед глазами путников то и дело возникали колья, на которых торчали то головы, то целые тела врагов: точно Дракула снова и снова насаживал неугодных на свой посох пастыря, каковым являлся для своего народа. Враги попадались и в турецком, и в валашском, и в немецком платье; иные обглоданные воронами уже до костей… но снимать их и предавать земле никто не смел. Хорошо было хотя бы то, что холод не давал мертвецам гнить быстро и заражать воздух.

Госпожа Кришан при виде первого на своем пути такого украшения полей лишилась чувств; потом притерпелась и дальше поехала бледная, но спокойная, только качалась на своем коне, как будто от большой сердечной слабости. Но только ли это ей предстояло пережить!

Марина же, проезжая мимо одного пронзенного турка, вдруг приостановилась и с размаху пнула кол ногой, так что с головы казненного свалился тюрбан; Марина после еще и плюнула на этот головной убор, который османские мужчины так почитали.

Василе Поэнару был потрясен, а Раду Кришан дал дочери затрещину за несдержанность; она вскрикнула и поморщилась, но извиняться не стала и явно чувствовала себя полностью удовлетворенной.

Боярин, хотя наружно и рассердился, несомненно, в душе тоже остался полностью удовлетворен.

Но пока это было только лихачество – Кришаны хорохорились, как иные сильные духом преступники, которых в цепях ведут на казнь. Когда им предстал Тырговиште, все они присмирели.