Бог видит тебя, даже на последней парте (СИ)

— Да насрать мне на твою церковь, запреты и бога в придачу! — взорвалась я.

«А на меня? — картинно забеспокоился Демон. — На меня же тебе не насрать? Я же всегда в тебе, даже когда меня нет рядом телесно, так сказать».

— Я же, козёл ты эдакий, рассчитывала, что ты будешь моим, а у тебя семья и дети!

«Бляха, беру свои слова обратно, сри на старого беса, сри!»

— Ты что, влюбилась в меня? — Он выглядел растерянным, и сердце наполнилось злой радостью, хотелось сделать ему ещё больнее.

— Да, а ты растоптал мою любовь, изнасиловал в жопу грязным жестоким ботинком и на корню уничтожил! — В глазах заблестели злые слёзы.

Он откинулся на спинку, разглядывая меня.

— А вот сейчас переиграла, но слёзы дала вовремя. А ты и впрямь талант. — Я всё ещё безумно злилась на него, но его похвала вызвала внутренний прилив гордости собой. Актриса во мне повизгивала в щенячьей радости, и ей было наплевать на поруганную невинность маленькой брошенной девочки. — И мне отрадно, что ты тоже слушаешь Гражданскую Оборону, — сказал он и запел: — А свою любовь я собственноручно освободил от дальнейших неизбежных огорчений, подманил её пряником, подманил её пряником, — не удержавшись, я стала подпевать, — изнасиловал пьяным жестоким ботинком и повесил на облачке, словно ребёнок свою нелюбимую куклу, свою нелюбимую куклу…

«Свою нелюбимую куклу, свою нелюбимую куклу…» — самозабвенно затянул в голове Демон.

«Похоже, мне в дурку пора», — подумала я и встала, кривясь от боли в стонущей попке.

— Завтра увидимся? — спросил злодей, поднимаясь следом.

— Не знаю, — честно ответила я, чувствуя, как разогнанная на время внутренняя тьма начинает вновь копиться по углам чувств и сползаться к сердцу, и, не желая, чтобы он увидел мои настоящие печаль и слёзы, быстро вышла в коридор. Миновала его, не поднимая головы, забрала куртку и вылетела на улицу.

«Что же меня так от него колбасит?!» — спрашивала я себя, шмыгая носом.

— Вот только вякни что-нибудь, — прошипела я Демону, переходя по мосту Неву и глядя в тёмные манящие ледяные воды, скованные по краям льдом и каменными берегами — ей не изменить своего русла, — и я кинусь в неё…

Демон, дурак, молчал. На груди завибрировал телефон. Я расстегнула молнию и ответила на вызов Босса.

— Как дела, Натуль?

— Отлично, — шмыгнула я носом, сошла с моста и спустилась по лестнице вниз на набережную, села с чистого края на последнюю ступеньку.

— Ты там присядь.

— Уже, — ухмыльнулась я, смахивая слезу.

— Тут кое-кто рвётся с тобой поговорить, я, как мог, старался этого не допустить, но Ванька, подлец, всё ему разболтал… Ладно, даю ему трубку.

— Наташа, здравствуй, ты меня не знаешь, но нам надо поговорить…

— Ты, блядь, ещё кто такой?! — заорала я, сама не понимая почему. — Какого хуя вам всем от меня надо?! — Я осознавала, что срываюсь, но не могла остановиться. И голос, его голос казался мне до боли знакомым. — Как же вы все меня заебали! Пидоры!

— Прости, я должен был позвонить сразу, как только узнал о тебе, а не раздумывать целую неделю, мне нет оправданий.

— Да кто ты, мать твою, такой?

— Я Петя, твой брат.

Чтобы не грохнуться, я прислонилась к гранитным перилам. Сон и явь смешались, аннигилируя в моей голове, я, словно Алиса, падала в бездонную кроличью нору.

— Я понимаю, как это звучит, я и сам не знал, что у мамы есть сестра-близнец и что они поссорились из-за моего… из-за нашего отца. В молодости он влюбился в мою тётю, а мама в него. Воспользовавшись похожестью с сестрой, она переспала с ним и забеременела нами.

Звон в ушах нарастал, я расстегнула куртку и потянула ворот свитера, но не ощутила холода.

— Мама родила двойню — тебя и меня. Отец сказал, что, если она хочет, чтобы он остался с ней, она должна отдать одного ребёнка сестре, что так будет честно. И мама отдала тебя.

Я вспоминала мамину заботу и порой возникавшую холодность, которой никогда не могла найти объяснения. Словно она очень хотела, но никак не могла полюбить меня по-настоящему. И с каждым годом пропасть отстранённости между нами только росла. А с рождением близняшек она совсем обо мне позабыла и забросила.

— Тётя уехала с тобой и не сказала куда, но отец знал и ездил к ней, потому что по-прежнему любил только её. Так он и жил на две семьи, разрываясь между Москвой и Питером, пока не узнал, что у мамы родятся девочки-близняшки. Тогда он бросил нас и укатил к вам в Питер.

— Да, я помню, я так радовалась, когда он перестал ездить в командировки в Москву. Всё стало налаживаться, мама больше не срывала на мне злость, два года мы были счастливы, а потом мама забеременела. Чёрт, теперь я понимаю, что значила его фраза «от судьбы не уйдёшь». Петька, я ведь не сплю?

— Нет, с чего ты взяла?

— Да с того, что ты мне всю жизнь, гад такой, снишься! А недавно ещё и Демон объявился, и я решила, что точно чокнутая. А оказывается, что я экстрасенс! Прикинь!

— Нет никакого Демона. Голос, что ты слышишь, — это наш шизанутый на всю голову мозгоправ Евграф Вениаминович. Сам недавно прошёл через его руки, думал, что со мной бог разговаривает, поэтому я тебя понимаю и сочувствую. Надо будет как-нибудь собраться и навалять ему…

«Эй-эй, попрошу без рукоприкладства!»

— Пиздец! Но почему я его слышу?

— Тебе нанодинамики в уши поставили, когда ты медосмотр при приёме на работу проходила, связь через телефон, поэтому его и запрещают выключать, чтобы всё видеть и слышать.

— Так этот пидор за мной подсматривал всё это время?

«Я хоть и пидор, но попрошу без оскорблений. Это всё ради вашего блага, анонимная психологическая поддержка для сотрудников».

— Нихера себе поддержка, я чуть с катушек не слетела!

«Но ведь не слетела, а наоборот, ожила».

Он был прав, и это бесило ещё больше, а я краснела всем телом, вспоминая, свидетелем чего он стал.

— Хочу, чтобы он убрался из моей головы.

— Прости, но тогда тебя уволят. Помнишь пункт в контракте про мониторинг психического состояния сотрудника? Вот это он и есть, но тебе разрешат не брать телефон в туалет и на время иных интимных действий.

— Да я теперь сама его в унитаз засовывать буду, пусть, сука, смотрит, как я на него кладу!

— Значит, ты согласна?

— Согласна с чем?!

— Продолжить работу.

— Ну… А ты что, тоже на телефоне?

— Был, а сейчас сценарист. Помнишь сцену на кладбище?

— Это где я маленькая мёртвая девочка, лежу в гробу и жду, когда меня раскопает огромный негр с двумя конскими членами, чтобы наказать непослушную малышку, не желающую спать вечным сном? И которую после сумасшедшего траха разрывают на куски бешеные псы, гремящие в ночи по мостовой цепями, и разносят в слюнявых пастях накормить своих милых пушистых щенят с горящими глазками? Блядь, да я до сих пор со светом сплю под предлогом, чтобы брату в тубзик светло ходить было и он не ссал в постель.

— Да, это я написал, — с гордостью в голосе похвастался Петька.

— Чёрт, я уже и не знаю, радоваться твоему появлению или нет.