Бог видит тебя, даже на последней парте (СИ)

«Ты не поверишь, но я ему то же самое говорил! Нахера ей ещё один сумасшедший братец?»

«Жопе слова не давали», — парировала я.

— Ах, теперь понятно, почему Демон не слышал моих мысленных ответов и вопросов! Короче, жопе слова не давали! Усёк?!

«Какая невоспитанная девочка», — обиделся Демон.

— И я не буду тебя переименовывать и переходить на вы, сам на Демона согласился, вот им и останешься.

— Я поговорю с твоим братом, помогу избавиться от страхов, расскажу, как и почему люди боятся.

— О, это было бы круто, а мне с вами можно?

— Конечно, если он стесняться не будет.

— Уж за что-что, а за стеснение можешь не переживать.

— Не возражаешь, если я тебе ещё завтра позвоню?

— Нет, я буду ждать.

*

Я сидела по-турецки на кровати, прислонившись к стенке, прислушивалась к ощущениям в заднице и размышляла, как жить дальше. Одна мама оказалась не мамой, а другая пожертвовала, отдала и отказалась от меня ради мужчины, и встречаться с ней у меня не было никакого желания. И вообще, я уже взрослая и почти не девственница.

Открылась дверь, и вошёл замученный учёбой брат. Первый час после школы он всегда выглядел, как мешком пришибленный, а потом оживал, пока время не поджимало и не пора было садиться за уроки. Тогда ему резко начинало хотеться спать, есть, срать, болела голова, живот и отваливался хвост. Я подняла на него сумрачный от тяжких раздумий взгляд.

— Ой, да ладно, сейчас сниму и постираю, — простонал он, с грохотом роняя рюкзак, и, стянув носки, скрылся в ванной.

«Совсем пацана зашугала, — подумала я. — А что делать, кто ещё его воспитает для будущей жены? Придёт коза на всё готовое, ещё носом крутить будет, кто тогда пожалеет моего зайчика?»

Вернулся Матфей, вытирая мокрые руки о штаны. Снял жилетку, брюки и кинул их как попало на стул, оглянулся на меня, увидел, что наблюдаю, и, пыхтя, полез в шкаф за вешалкой. Достал, повесил и разровнял штаны, жилетку, рубашку, закрыл шкаф, развернулся и, стоя в клетчатых боксерах и белой майке, с вызовом посмотрел на меня, скрестив на груди руки.

— Довольна?

— Иди сюда, — поманила я его пальцем и улыбнулась своей самой приветливой, многообещающей и очаровательной улыбкой.

Он пугливо улыбнулся в ответ, шагнул навстречу и замер, видимо, ожидая от меня какого-то подвоха или что я опять начну на него орать. Какой же неудовлетворённой и вечно всем недовольной сукой надо было быть, чтобы так его запугать?

— Матфей, ну иди ко мне, — протянула я вперёд руки, сбрасывая все маски и чувствуя, как комок подкатывает к горлу, а на глазах выступают слёзы.

Он подошёл, я потянула его за руку, усадила к себе спиной и крепко-крепко обняла. Вжалась шмыгающим носом в плечо, втягивая знакомый аромат кожи и запах пота после физ-ры. Он напряжённо замер и почти не дышал, только сердце колотилось под моей ладонью. Он был такой тёплый и успокаивающе родной.

— Фу, соплистонка, — проворчал он, чтобы скрыть смущение.

— Я тебя так люблю, — сказала я, ещё сильнее обнимая и прижимаясь к нему. Из глаз закапали слёзы, оставляя на его майке тёмные круги.

Он будто окаменел, а потом разом обмяк, накрыл мою ладонь напротив сердца своей и, тоже шмыгнув носом, хрипло прошептал:

— И я тебя… люблю…

*

Я почему-то боялась выходить из комнаты и смотреть на маму, встречаться с ней глазами, но прибежал сияющий Матфей и позвал попить с ним чай. Я не могла ему отказать и позволила утянуть себя на кухню.

Мама готовила суп, в кастрюле закипала вода с картошкой. Мелкие, накормленные молочной рисовой кашей, запах которой ещё витал в воздухе, возились с кубиками у себя в комнате.

— Вы вовремя, я как раз лук резать собралась, — сказала мама, улыбнувшись. — Матфей, ты чего такой неугомонно радостный, пятёрку получил?

— Нет, тройку, даже две, по русскому и лит-ре, — сказал он, улыбаясь от уха до уха и заговорщически поглядывая на меня.

— А чего тогда сияешь, рубль нашёл? Какие-то вы оба сегодня загадочные, — окинула она меня взглядом.

Я еле удержалась, чтобы не отвести глаз, и меня будто молнией прошибло. Я заглянула маме в глаза и впервые по-настоящему её увидела и поняла.

— Я же говорила, что плакать будешь, — протянула она мне салфетку.

— А я вообще не чувствую, — сказал брат, разливая кипяток.

— Мам, — будто впервые произнесла я самое часто и бездумно повторяемое слово, — а ты чай будешь?

— Нет, я же готовлю, потом.

— Я могу пить и мешать пережарку, — предложила я.

— Ну ладно, уговорили, наливай!

Матфей достал мамину кружку и заварил пакетик чая.

— Да зачем ты новый, мог бы и свой мне кинуть.

— Так вкуснее, — сказал Матфей и зашелестел купленной мной шоколадкой.

— Мы что-то отмечаем? — удивилась мама, переводя взгляд с меня на брата, а я мучительно думала, говорить ей о том, что Петька нашёл меня и я знаю её тайну, или нет. Глянула на братика, увлечённо делящего шоколадку.

— Да, — сказала я, — первое занятие тренинга. Было очень интересно и познавательно. Почувствовала себя настоящей актрисой.

— А Лизка мне сегодня в ухо дала, — сообщил брат.

— Это которой ты в затылок неровно дышишь? И за что?

— Да ни за что! Якобы я на неё на физ-ре пялился, а я что, виноват, что она сисяндры отрастила и они у неё при беге так и скачут? Лифчик надевать надо!

— Ох, Матфей, — покачала головой мама.

— И ни на кого я не дышу, я виноват, что её передо мной, дылду длинноногую, посадили?! Доски не видно!

— Так-так, — сказала я, — надо будет навести справки, что это за Лиза к моему братану клинья подбивает и руки распускает.

Матфей захихикал и зарделся, дуя на чай.

На груди дёрнулся телефон, оповещая об СМС-ке.

«Ты сейчас не занят? — спрашивал Сенька, пропащая душа. — Давай в кино сходим?»

— Мам, меня тут подружка с тренинга в киношку зовёт, я схожу, а?

— А твою подружку не Сеня, случайно, зовут? — спросил потерявший всякий страх брат. Что ж, нефиг было сопли разводить, пожинай теперь плоды братско-сестринской любви.

— Не боишься, что придётся имя менять? — спросила я, наклоняясь к брату и обнимая его за плечи.

— На какое? — удивился сладкий ушастый пакостник.

— На Варвару Безносову.

— Э-э! — спрятал он нос в ладошки и вжал голову в плечи. — Нефиг Фикбук открытым бросать.

— Иди, только к двенадцати вернись, хочу лечь пораньше, — сказала мама, гладя мелкого по макушке и сгорбленной спинке.

— Ну, если ты с подружкой, как говоришь, можно мне с вами?

— А ты уроки сделал?

— Завтра с утра доделаю!

— А проверять кто будет?

— Да там только устные!

— Ага-ага…

— Сынок, в выходные все вместе на «Фиксиков» сходим.

— Мне что, как мелким, три года? Я на «Матильду» хотел, я балет люблю!

— Знаю я, что ты любишь, — сказала я, вставая. — Не дорос ещё до Матильды с царём-батюшкой.

— Ладно-ладно…

Сеанс был на десять. Я спешила изо всех сил, но всё равно опаздывала уже минут на десять-пятнадцать.