Две войны (СИ)

- Эдгар не при чем. – Большая куча раскаленных углей в сводчатом камине рдела и дышала палящим жаром, но Калверли обдало пронизывающим холодом от взгляда, который кинул на него капитан.

Приблизившись к окну, Алекс притронулся кончиками пальцев к стеклу, очерчивая и точно повторяя ледяной узор, застывший на той стороне окна. И подобно этому узору, как будто произвольно выведенному его рукой на стекле, а на самом деле возникшему в соответствии со строгими физическими законами, чувства Джастина, становились такими же холодными, такими же блеклыми. Всем своим существом он отдавался этим ощущениям, мелко нервно дрожа и то, что казалось собственным «я», начало сжиматься, сгущаясь до точки, покидающей тело, границы которого определены только реакциями нервных окончаний.

- Я хочу увидеть газету. – Выдавил он, наконец, когда зеленая пропасть отвернула от него свой взор. - Покажи мне ее, сейчас же.

- Попридержи язык. – Не поворачиваясь, сказал Эллингтон. - Ты ничего не можешь требовать от меня, или ты забыл, что все еще находишься в плену? Смотри, как бы мое хорошее отношение к тебе не переросло в хорошее желание врезать по твоей челюсти.

- Я выплюну зубы тебе под ноги, хоть измельчи их в порошок! Я хочу увидеть газету! Я должен знать, что происходит с Конфедерацией!

- Нет. – Эллингтон повернулся и направился к своему бару, пожалуй, единственному месту, которое внушало ему покой и безмятежность, разумеется, из-за большого количества хранящегося там алкоголя, на который, Джастин, не мог даже смотреть, в силу плохих воспоминаний о своем недавнем пороке, который, когда-то, сыграл с ним злую шутку. - Ты ничего не получишь.

Это непоколебимое упрямство действовало на Джастина, точно удар хлыста, вызывая новый бурный прилив горя, отчаяния и страха. Вероятно, все между ними могло бы обойтись мирно, если бы Алекс не взял на себя роль неприступной твердыни, возводя вокруг себя, все новые баррикады. В такие моменты как этот, он не воспринимал Джастина как личность в определенном времени и пространстве, так как под влиянием своей болезни, едва мог осознавать себя как что-то отвлеченное, самостоятельное.

- Там мой брат! – Это, наверное, был последний аргумент, который Джастин имел, но, думая о том, что брата, возможно, уже нет, представляя, как он - единственный защитник своей маленькой и болезненной сестренки, доброй матери и непоколебимого отца, отсиживается в замке злейшего врага, предается разврату и греху, не в силах противостоять своим желаниям - ему становилось стыдно за себя и страшно за родных, которые оставались в Остине.

“От Хьюстона до Остина не больше семи часов пешком… Возможно они уже там и грабят мой город”.

Мрачное воображение Джастина показывало ему вереницу бедствий, ожидающих его семью, и наиболее отчетливо – насилие, смерть от жажды, голода, пули, сабли или погребение заживо. Его затошнило, голова закружилась и, пошатнувшись, он облокотился о спинку кресла; перед ним разверзлась пропасть и он начал падать без конца в бездонное черное пространство. Это хуже, чем слезы, глубже, чем сожаление и боль горя; это та пропасть, откуда нет надежды, выбраться, там нет ни луча света, ни звука человеческого голоса, ни прикосновения человеческой руки – только холод и темнота.

- Он в Луизиане, а не в Мэриленде. – Эллингтон по-прежнему отказывался понять чувства Джастина и у него, на глазах, выступили слезы отчаянья и обиды, словно бы перед ним было не что иное, как – неодушевленный, скрипучий механизм.

- Без разницы! – дрожащим от волнения голосом закричал Калверли, кидаясь вперед, пытаясь устоять на ногах. - Это моя страна, и я должен знать, что происходит.

- Ты это вскоре узнаешь. Война близится к концу, и боюсь, финал тебя не слишком обрадует. – Сдержанно сказал Эллингтон, наливая, из новой бутылки, виски в пустой стакан.

- И это все что ты хочешь мне сказать? - Через минуту полного замешательства, вскинув вверх глаза, полные слез и сверкающие гневом, спросил Джастин, уже понимая, что разговор закончен.

- Это все что ты должен знать. – Алекс сделал глоток и поморщился. - Я ухожу.

- Куда ты?

- Устрою твоему новоиспеченному дружку хорошую промывку мозгов, чтобы не трепался. - От его тихого, но жесткого голоса мурашки расползались по коже.

- Он тут ни при чем! - Джастин кинулся за ним, перегораживая выход, с угрозой вскинув свой мощный кулак и со страшным негодованием воскликнув: - Не смей его трогать!

- Отойди, Джастин. – Предупредил Эллингтон, в упор глядя на него ледяными глазами и от этой пустоты у Джастина сжалось сердце.

У него была уйма причин полагать, что Алекс перенес тяжелый нервный срыв, но было не совсем ясно, почему он ни слова не сказал своему лечащему врачу. Ведь Тиммонз, вчера вечером, заметив раздражение капитана, так и не смог узнать у него что произошло, потому что тот выпроводил его вон из комнаты, послав в Вайдеронг, на внеплановый осмотр солдат. И сейчас Джастин, в силу своего непонимания, не знал, к чему может привести этот срыв, но и отступать не собирался, понимая, что если он сейчас даст Эллингтону уйти в таком состоянии, то уже через четверть часа доктора Тиммонза не станет.

“Ты отнял у меня Дерека, отправив его, со своим дружком Грантом, на войну, теперь хочешь забрать у меня единственного человека, с кем я могу поговорить”.

- Нет! – Выпалил Джастин, но получил такой страшный удар в грудь, что зашатался и рухнул справа от двери, задыхаясь и хрипя. Лицо и шея посинели, он был оглушен ударом и почти терял сознание, когда услышал, сказанное с насмешливой улыбкой и издевательским тоном:

- Выпей. Может, станет легче.

========== Глава 13 ==========

I’m your first and last deposit,

Through sickness and in hell.

I’ll never you promise you a garden,

You’ll just water me down

(Marilyn Manson)

16 февраля 1863

Солдаты встречали его как Мессию, толпясь в центральном дворе, высоко подбрасывали свои кепи в воздух и резвились, как школьники, снова и снова кричали «ура!» своему генералу. Казалось, что специально для приема главнокомандующего в боевых действиях был объявлен перерыв, по крайней мере, Александр Эллингтон заявил, что к приезду отца он намерен остановить наступление на Ричмонд.

- Вы и так в наших руках, днем позже, днем раньше, но столица будет наша. – Сказал Алекс ему этим утром, закрывая глаза, перебирая пальцами, длинные темные волосы Джастина и таким тоном, как будто то, что он говорил, было давным-давно решено между ними и не могло быть иначе.

Джастин, действительно, не мог не согласиться с ним, как бы прискорбно ему не было слышать о падении своей страны, но он все же был и оставался старшим лейтенантом. Он был вынужден отдать должное прекрасной вражеской стратегии, понимая, что это окончательное поражение: столица пуста, люди спешно отступают к Атланте, последнему оплоту Конфедерации. Морган собрал последние силы разбитого Эскадрона и соединился с Каролинским пехотным полком. После чего покинул Ричмонд и на поезде отправился в Данвилл – городок на границе Вирджинии и Северной Каролины, который тут же провозгласил «временной столицей» Конфедерации, хотя на самом деле, все прекрасно понимали, что «новой» столицей является Атланта, куда люди бежали, из всех соседних штатов, пылающих огнем войны.

Джеффри Дин сумел в обстановке хаоса и всеобщей паники приостановить натиск северян и вырваться, во главе сорока тысяч человек, в район местечка Амелиа, оставив в Данвилле небольшой отряд для защиты города, в случае нападения войск Александра Эллингтона. Там мятежники остановились, ожидая прибытия из Данвилла рационов, но пехотные войска майора Эрика Гранта, воспользовавшись этой задержкой, зашли южанам в тыл и перерезали железнодорожную колею и остальные пути отхода к Данвиллу; так вторая столица южан, была сожжена и теперь Атланта осталась один на один с войсками Союза. Калверли еще раз посмотрел в окно, где через открытые ворота, на территорию сектора 67, въезжала блестящая свита командиров, одетых в разные мундиры, в шляпах с плюмажем, во главе с Аланом Эллингтоном, приветственно поднявшим руку вверх.